В объятиях графа - Элизабет Хойт

В корзинке лежали хлеб, масло, яблоко и клинышек сыра, завернутый в тряпицу. Она предложила собаке корочку хлеба, но та даже не понюхала ее.

– Ты разборчивый, не так ли? – Она сама начала жевать хлеб. – Предполагаю, ты привык трапезничать фазанами с шампанским.

Собака продолжала придерживаться своего мнения.

Анна доела хлеб и начала есть яблоко под наблюдательным взглядом животного. Конечно, если бы оно представляло опасность, ему не позволили бы свободно разгуливать по Эбби. Сыр Анна оставила на закуску. Развернув, она понюхала его, наслаждаясь пикантным ароматом. Сыр был довольно большой роскошью и настоящее время. Она облизнула губы.

Собака воспользовалась моментом, чтобы вытянуть шею, ловя дразнящий запах.

Анна помедлила, держа кусочек сыра на полпути ко рту. Она посмотрела сначала на сыр, а затем снова на пса, в его ясные карие глаза. Он положил тяжелую лапу ей на колено.

Она вздохнула:

– Немного сыра, милорд? – Анна отломила кусочек и протянула его на ладони.

Сыр исчез в пасти за одно глотание, оставив на руке след слюны. Толстый хвост с силой бил по ковру. Пес смотрел на нее выжидательно. Анна строго подняла брови:

– Вы, сэр, жулик.

Она скормила чудовищу остаток своего сыра. Только после этого оно снизошло до того, чтобы разрешить ей поласкать его уши. Анна гладила его большую голову и рассказывала ему, какой он симпатичный, благородный парень, когда услышала звук обутых ног в прихожей. Она подняла голову и увидела в дверном проеме графа Свартингэма, устремившего на нее горящие глаза цвета обсидиана.

Глава 3

Могущественный принц, человек, который не боялся ни Бога, ни людей, управлял землями к востоку от владений герцога. Этот принц был жестоким и очень жадным человеком. Он завидовал герцогу, плодородию его земель и счастью людей. Однажды принц собрал войско и напал на маленькое герцогство. Он опустошал страну и грабил ее народ, пока его армия не оказалась у стен замка герцога. Старый герцог поднялся на зубчатую крепостную стену и увидел море воителей, которое растянулось от стен его замка до самого горизонта. Как мог он победить такую могущественную армию? Он оплакивал свой народ и своих дочерей, которые, конечно же, будут захвачены и убиты. Но, стоя так в отчаянии, он услышал каркающий голос: «Не плачь, герцог. Еще не все потеряно…»

Эдвард остановился на входе в библиотеку. Он заморгал. Женщина сидела за столом его секретаря. Он подавил инстинктивный порыв отступить назад и перепроверить дверь. Вместо этого он прищурился, изучая незваную гостью. Его взгляд скользил по миниатюрной фигурке, одетой в коричневое платье, по шляпке, украшенной ужасными оборками. Она держала спину настолько прямо, что не касалась спинки стула. Она выглядела как любая другая благородная леди, стесненная в средствах, за исключением того, что она ласкала – ласкала, ради всего святого! – его огромного злобного пса. Голова животного покоилась у нее на коленях, язык свисал с одной стороны челюсти, как у идиота, влюбленного до безумия, глаза были наполовину прикрыты в экстазе. Эдвард бросил на него сердитый взгляд.

– Кто вы? – спросил он ее более мягко, чем намеревался.

Рот женщины напряженно сузился, приковывая к себе его взгляд. У нее был самый чувственный рот, который он когда-либо видел у женщины. Он был широким, верхняя губа более полная, чем нижняя, и один уголок подрагивал.

– Я Анна Рен, милорд. Как зовут вашу собаку?

– Я не знаю. – Он осторожно вошел в комнату, заботясь о том, чтобы не двигаться слишком резко.

– Но, – женщина нахмурила брови, – разве это не ваша собака?

Он посмотрел на собаку и был моментально очарован. Изящные женские пальцы прочесывали и перебирали ее шерсть.

– Он следует за мной и спит у моей кровати. – Эдвард пожал плечами. – Но у него нет имени, которое было бы мне известно.

Он остановился напротив стола палисандрового дерева. Ей пришлось бы пройти мимо него, если бы она решила убежать из комнаты.

Брови Анны Рен неодобрительно опустились.

– Но у него должно быть имя. Как вы зовете его?

– В большинстве случаев, никак.

Женщина была обыкновенной: длинный тонкий нос, карие глаза и каштановые волосы – и что он мог в этом найти? Ничто в ней не казалось ему выдающимся. За исключением этого рта.

Кончик языка увлажнил тот уголок.

Эдвард почувствовал, как его член подпрыгнул и стал твердым; он очень надеялся, что она не заметит его реакции, иначе это стало бы шоком для ее девического ума. Он возбудился при виде плохо одетой женщины, которую даже не знал.

Пес, должно быть, устал от разговора. Он выскользнул из-под руки Анны Рен и со вздохом лег у камина.

– Можете дать ему имя, если вам это необходимо. – Эдвард снова пожал плечами и положил кончики пальцев правой руки на край стола.

Оценивающий взгляд, который она направила на него, всколыхнул память. Его глаза сузились.

– Вы – та женщина, которая недавно испугала мою лошадь на большой дороге.

– Да. – Она бросила на него подозрительно томный взгляд. – Я так сожалею, что вы упали с лошади.

«Дерзкая!»

– Я не упал, я был выброшен из седла.

– В самом деле?

Он чуть было не начал оспаривать это единственное слово, но тут она протянула ему пачку бумаги.

– Может быть, вы хотите взглянуть, что я переписала сегодня?

– Хм-м, – произнес он неопределенно.

Граф вытащил очки из кармана и приладил их на носу. Ему потребовалось мгновение, чтобы сконцентрироваться на листе бумаги, и он тут же узнал почерк своего нового секретаря. Он прочитал переписанные страницы предыдущей ночью: одобряя аккуратность почерка, он в то же время задавался вопросом о его женоподобности.

Он посмотрел на маленькую Анну Рен поверх своих очков и фыркнул. Не женоподобный – женственный. Что объясняло уклончивость Хоппла.

Он прочитал еще несколько предложений, прежде чем его осенила другая мысль. Эдвард бросил быстрый взгляд на руку женщины и увидел, что она не носила кольца. Ха. Все мужчины в округе, возможно, боялись ухаживать за ней.

– Вы не замужем?

Она, казалось, была поражена.

– Я вдова, милорд.

– А-а.

Значит, за ней ухаживали и она была замужем, но сейчас нет. Никакой мужчина не защищает ее сейчас.

На задворках сознания он почувствовал нелепость своих столь хищных мыслей по поводу такой тускло-коричневой женщины. За исключением этого рта… Эдвард неловко поерзал и вернул свои странствующие мысли обратно к листу бумаги, который держал в руках. Он не заметил там ни клякс, ни ошибок в правописании – именно этого и следовало ожидать от маленькой коричневой вдовы. Он скорчил в уме гримасу.