Умолкнет навсегда - Ролан Валейр

Сервантес один. Открывается дверь. Снаружи в камеру вталкивают человека, который безжизненно падает на пол. Сервантес подходит к нему, переворачивает и тащит на тюфяк.

Тасит (открыв глаза). Кто вы?

Сервантес. Я — великан Каракульямбр, правитель острова Малиндрании, побежденный на поединке рыцарем из Ламанчи, еще не в должной степени оцененным. Он и велел мне явиться к вашей милости, дабы ваше величие располагало мной по своему благоусмотрению.

Тасит. Это конец.

Сервантес. А существует ли для нас различие между концом и началом?

Тасит. Еще один из ваших парадоксов, дон Мигель?

Сервантес. Начало ваше уже было концом, как конец ваш сделается началом.

Тасит. И сколько же безумств между ними!

Сервантес. Не безумств, но познания Истины, дон Тасит. Или мне лучше называть вас дон Эмет? Истина — дитя ангелов. Вас опьяняла Истина.

Тасит. Опьянение — как раз то слово. Моя голова. Похмелье?

Затемнение

Декорация 2: гостиная в Мадриде.

Телло де Сандовал. Да, мы пытали его, немного. В самом конце жизни.

М. де Сервантес. Вы говорите об отце или о сыне?

Телло де Сандовал. О сыне. Нет, об отце. Признаться, о том и о другом.

М. де Сервантес. Но не ради доказательств. Я имею в виду отца. Вам ведь не требовались доказательства.

Телло де Сандовал. Великий Боже, нет! Этот человек сам представляет собой одно большое доказательство. Такое высокомерие, такое безумие, что больше ни в каких доказательствах и нужды нет.

М. де Сервантес. Стало быть, не поиски доказательств произвели на свет пытку?

Телло де Сандовал. Нет, нет. Позвольте мне развить вашу метафору.

М. де Сервантес. Мою метафору? Припомните, это вы назвали пытку порождением, плодом предшествующих знаний.

Телло де Сандовал. Так вот, его пытка была безотцовщиной, как следствием сиротства был и его помутившийся разум.

М. де Сервантес. Отец осиротел, потеряв сына.

Телло де Сандовал. Дрожь пробирает, правда? Сирота одной ногой стоит в жизни, другой — в смерти, но душа его уже не там и не здесь. Пытка погружает его в равнодушие. Никогда не замечали?

М. де Сервантес. Равнодушие? У него?

Сервантес хохочет.

М. де Сервантес. Вы ничего не поняли. Вы приняли прозрачность за пустоту!

Декорация 4: Парадная зала в доме Тасита де Ангелеса. Марсела тихо плачет. Мигель и Санчо молчат. Появляется Тасит. На нем старые латы, на голове — тазик для бритья, на боку — ржавая шпага, слишком длинная и слишком тяжелая.

Тасит. Настало время.

Марсела. Какое новое безумство?

Мигель. Настало время для чего, дон Тасит?

Тасит. Я вовсе не Тасит де Ангелес. И никогда им не был. Меня зовут… (запинается, как если бы затруднялся вспомнить). Меня зовут Эмет бен Энгели. Под этой броней бьется сердце выкреста, почти такое же старое, как сама броня, и еще более ржавое.

Марсела. Вот, чего нам не хватало, чтобы предать казни всех уцелевших домочадцев.

Тасит. Умолкните! Я тороплюсь вас покинуть из-за ущерба, который наношу человечеству своим промедлением: столько обид требуют отмщения, столько ошибок — исправления, а еще нужно восстановить справедливость, устранить злоупотребления и раздать долги.

Марсела. Ступайте-ка спать, рыцарь эмпиреев! Как бы вам смерть не подхватить на сквозняке. Я прямо слышу, как ваш скелет скрипит под тяжестью всего этого железа.

Тасит. Слепая смерть не делает различья между евреем, которого гонит она из его укрытия, и епископом, которого забирает из дворца.

Марсела. Я принесу бульон и согрею вашу кровать.

Тасит. Не может быть и речи! Никакой стряпни и никаких грелок! Мне не терпится пуститься в путь!

Мигель. И что же в конце пути?

Тасит. Разумеется… сокровище. Как обещает нам Книга. Моя Дульсинея, которая мне дороже разума.

Санчо. Вам нужен оруженосец.

Мигель. Санчо!

Санчо. Пусть извинит меня молодой хозяин, но я должен заплатить штраф. Это я сбил с толку молодую хозяйку. Иначе никогда бы она не отправилась к Крестьянину. Я ее потерял, так я же ее и найду!

Тасит. Дон Мигель, мне совестно лишать вас такого благородного слуги, но если согласится он послужить мне оруженосцем, то обещаю: как только мы найдем сокровище, он станет губернатором своей собственной провинции, властителем ее дум и поступков.

Марсела. Бог мой, какой бред! Какое безумие!

Тасит. Прения окончены. Санчо, возьми оружие. И если за мои грехи или, скорее, по милости моей путеводной звезды, повстречается мне какой-нибудь инквизитор, как это обыкновенно случается с бродячими и вечными жидами, да будет он низвергнут мною с первого же удара или рассечен надвое, короче говоря, побежден. Или же пусть запросит пощады, и будет недурно, например, поставить его на колени перед моей принцессой и заставить произнести: «Я великан Каракульямбр, правитель острова Малиндрании, побежденный на поединке евреем из Ламанчи, еще не в должной мере оцененным. Он и велел мне явиться к вашей милости, дабы ваше величие располагало мной по своему благоусмотрению».

Тасит и Санчо выходят, оставив Мигеля в полной растерянности. Пауза. Тасит возвращается.

Тасит. А не пройти ли вам часть пути с нами, дон Мигель? Что может быть лучше беседы под лучами солнца, которое согревает все человечество сразу?!

Конец первого акта

Акт II. Взгляд Слепого

Декорация 1: в степи. Пустое пространство. Сцена затемнена. Слышно постукивание копыт двух лошадей и тяжело нагруженного мула, бредущих по каменистой дороге.

Голос Тацита. Санчо…

Голос Санчо. Дон Тасит?

Голос Тасита. Кто ты есть на самом деле?

Голос Санчо. Я человек на муле, бредущем по дороге неведомо куда, дон Тасит. Думаю, что я человек пропащий, так же, как вы, и как дон Мигель.

Голос Мигеля. И это все?

Голос Санчо. А кем мне еще быть? Просветите меня, дон Тасит, ибо в этих потемках мне ничего не видно ни снаружи, ни внутри меня.

Голос Мигеля. Санчо — мудрец, дон Тасит.

Голос Санчо (тихо, Мигелю). Черт возьми, дон Мигель, мы так давно уехали из Толедо, что я и число уже забыл, и теперь шастаем по этой равнине, как будто здесь ищем чего-то. Почему бы не признать, что мы заблудились?

Голос Мигеля (Таситу). Дон Тасит! Санчо хочет знать, не заблудились ли мы. Что мне ему ответить?

Голос Тасита. Что у заблудших теперь имеется путеводитель.

Голос Санчо. А у путеводителя куда больше последователей, чем он думает.

Голос Мигеля. Если ты обо мне, то я здесь никто. То есть, я хочу сказать, что мне путеводитель совершенно ни к чему.

Голос Санчо. Вовсе не о вас, а о четырех верховых сплошь из мышц и железа, которые вот уже добрых три дня и три ночи следуют за нами. Я говорю, дон Мигель, о зловещей четверке, для которой мы — как на ладони, с нашими запахами, навозом наших кляч и пепелищем от наших костров.

Голос Мигеля. А мы с доном Таситом ничего и не заметили.

Голос Санчо. Вы и не могли заметить. У вас — уши дворянина, а дон Тасит оглушен музыкой небесных сфер. Всем дано слушать ночь, но только крестьянину — услышать ее.

Голос Мигеля. Дон Тасит, Санчо говорит, что смерть наступает нам на пятки.

Голос Тасита. Там ее место. Я, со своей стороны, начну волноваться лишь тогда, когда она меня поймает.

Декорация 2: гостиная в Мадриде.

Телло де Сандовал. Ладно, предположим: вы поехали, заблудились.

М. де Сервантес. Мы блуждали.

Телло де Сандовал. А блуждания, как вы говорите, выковывают характер?

М. де Сервантес. Воспитывают личность, сеньор инквизитор, личность. Характер — другое дело. А в какую игру играете вы?

Телло де Сандовал. Я никогда не «играл», дон Мигель. Для меня и для Испании это было дело исключительной важности.

М. де Сервантес. Вам, как никому другому, известны наши странствия: в любое время и в любом месте ваши люди сопровождали нас от самого Толедо. Как и в ту бесконечную ночь, когда мы заблудились в степи.