Марш обреченных - Владимир Свержин

Полковник Талалай встречает нас хмуро. Он явно не в духе. Смерив тяжелым взглядом нашу группу, он произносит, опуская традиционное приветствие.

– Президент сегодня вернулся к работе. Так что ждите. Завтра-послезавтра нашу лавочку прикроют.

Прежде мне не доводилось слышать, чтобы полковник Талалай называл нашу организацию подобным образом. Видимо, ему было здорово не по себе. Немного помолчав, он тяжело вздыхает и бросает, несколько успокоившись:

– Ладно, докладывайте, что там у вас?

Я вкратце излагаю ему вчерашнюю историю с Красильниковым, и прошу разрешение на разговор с пресловутым Петром Филипповичем.

– Петр Филиппович, Петр Филиппович, – шеф поднял телефонную трубку и, повернув ключ шифратора, набрал номер.

– Алло! Григорий Кузьмич? Добрый день. Талалай на проводе. Как дела? Ну, о наших делах вы знаете. Да, вчера похоронили. Григорий Кузьмич, у меня к вам вопрос конфиденциального свойства. Да, да. Конечно. А к кому, как не к вам. Вы старых работников наружки всех знаете? Нет-нет, вопрос чисто риторический. Я в этом не на секунду не сомневаюсь. Меня интересует офицер, очевидно, старшего звена, носящий имя-отчество Петр Филиппович. Ага, понятно. – Он делает знак нам пальцем в воздухе, давая команду запомнить. – Подполковник Скороходов. В центральном аппарате с 74 года. Откуда прибыл? Из Еревана? Армянская история. Понятно. Значит, «птенец гнезда» Юрия Владимировича. Что ещё о нем можно сказать? Нет, это пока мне не нужно. Меня интересует его, так сказать, личные качества. Честный служака? Будем надеяться. Нет. Что честный. Большое спасибо. Вы нам очень помогли. – Полковник кладет трубку.

– Ну что, «мушкетеры», все поняли? – Дерзайте.

И так, «добро» на очередной этап операции было получено.

– Откуда звонить будем? – задает резонный вопрос капитан Бирюков, когда мы возвращались по коридору в свои покои. Служебный телефон отпадал, впрочем, как и домашний. Прослушка включилась бы автоматически. И хотя идентифицировать, а собственно, и обнаружить наш служебный телефон было теоретически невозможно, рисковать лишний раз не стоило. Тем более, что эта самая невозможность определения навела бы оперов из наружки на вполне конкретное подозрение. Пока что это излишне. Есть, конечно, ещё вариант позвонить с таксофона. Но, несмотря на то, что подобный способ многократно демонстрировался в различных шпионских фильмах, он тоже был сопряжен с определенным риском. Определить место положения телефона автомата, с которого ведется телефонный разговор – дело одной минуты. Дать ориентировку всем патрульным машинам, находящимся в заданном районе – ещё две минуты. А дальше – поди, докажи, что ты не «верблюд».

– Эх, – вздохнул Валерий Пластун, разворачивая «пальцы веером». – Почему я не «новый русский»? Сейчас достал бы из кармана свою мобильную связь…

– Командир. – В глазах Тагира блеснул огонь, весьма сходный с тем, что загорается в глазах одноименного хищника в момент охоты. – Разреши, я отлучусь ненадолго. Ничего без меня не предпринимайте. Я скоро буду.

Ждать, действительно, пришлось не долго. Минут через сорок капитан Насурутдинов вернулся, и с довольным видом положил перед нами изящную барсетку крокодиловой кожи.

– Где взял? – Поинтересовался я.

– Одолжил у одного пижона.

– Скажи лучше, стащил, – вставляет свое слово капитан Бирюков.

– Скажешь тоже, – возмутился Тагир. Взял попользоваться. Не надо будет, вернем. – Там, – он кивнул на барсетку, – кроме телефона, органайзер с пачкой визиток. Так что – это не проблема. А ему впредь наука будет. Телохранители нужны не для того, чтобы перед патроном двери банка открывать.

– А все таки, если можно, точнее, – попросил я.

– Да что тут поподробнее? Подъехал к «Роспримбанку». Подождал, пока этот тюлень со своим слонопотамом-охранником появятся. Ну и, пока тот прогибался, дверь открывал, я барсетку и потянул. Тоже мне, делов. Не он бы, так кто другой обязательно подвернулся. Мало их, что ли, там плавает?

– А знаешь, кого-то разбомбил? Это Тарас Горелов, генеральный директор концерна «Приватир-Инвест».

– Мне от этого надо плакать или радоваться?

– Не знаю, – задумчиво произнес Валера, медленно перелистывая страничку органайзера. Господа «мушкетеры», имеется вопрос, не относящийся к делу.

– Давай.

– Кто-нибудь знает, чем именно занимается этот самый «Приватир-Инвест»?

– Судя по названию, – отозвался Слава, – инвестирует деньги в приватизацию.

– Резонно. Фамилия Бурлаков кому-нибудь что-нибудь говорит?

– Это что, командующий Западной Группы Войск?

– Он самый. Это я в смысле инвестиций и приватизаций – продолжает он.

– Нет, ребята. Здесь положительно дивная коллекция. Особо умиляют пернатые.

– В каком смысле?

– Грачев, Куликов, Воробьев[9]. Да вы сами посмотрите. Уж не знаю, что этот Горелов приватизирует, но с «детьми Арбата»[10] он весьма на короткой ноге.

– Ладно. Валера, оставь эту пиранью капитализма, и давай займемся нашими делами, – скомандовал я.

– Как скажешь. А я бы все же, перед тем, как благодарному владельцу утерянное имущество возвратить, телефончики себе попереписывал. Придет, скажем, в голову идея Министра Обороны на чашечку кофе пригласить, где ты тогда его домашний телефон возьмешь.

– Да ну тебя. Работаем.

Через полчаса красный «BMW» майора Пластуна покинул тихую заводь Фарисеевского переулка и вырулил на Садовое Кольцо.

Я достаю телефон и вытягиваю антенну. Начинаю выстукивать по кнопочкам номер, продиктованный Красильниковым. Тишина. Тихий, едва слышный щелчок – включилось записывающее устройство… Ну вот, наконец, и гудок.

– Алло, – мужской голос в трубке официально вежлив.

– Петра Филипповича можно?

– Кто его спрашивает?

– Майор Пронин.

Легкая заминка с той стороны.

– Шутите?

– Шучу. Скажите подполковнику Скороходову, что его беспокоят по поводу кассеты.

Снова заминка. На этот раз более длительная.

– Подождите одну минутку. Он сейчас подойдет.

Гляжу на часы. Минутка растягивается на семь. «Пеленгуют, – улыбаюсь я, – давайте, давайте». Наконец в трубке появляется новый голос, твердый, но напряженный.

– Скороходов. Слушаю вас.

– Добрый день, Петр Филиппович, – говорю медленно и размерено. У моего собеседника не должно возникнуть и тени мысли, будто я волнуюсь.

– Добрый день. Кто это говорит?

– Это не важно. Мое имя вам не скажет ровным счетом ничего. У меня кассета, отснятая вчера вашим сотрудником на Хованском кладбище.

– Да, да. Я слушаю вас, – ФСБ-шник напрягается сильнее.

– Если хотите, мы могли бы встретиться. У меня к вам есть разговор по поводу её содержания.

– Где и когда?

– Вы знаете памятник «мещанин Минин пытается отнять меч у князя Пожарского»?

– Естественно, – хмыкает Скороходов.

– Будьте около него в три часа.

– Хорошо. Как я вас узнаю?

– Пальтишко у меня будет серенькое, кепка, а чтоб не обознались, журнальчик будет в руке: «Огонек».

– Издеваетесь?

– Конечно. Я сам к вам подойду. Да, вот еще. Это уже серьезно. Я вам гарантирую личную безопасность. Будьте благоразумны. Приходите один. Если в округе будет хоть один топтун, встреча не состоится.

Глава 4

Подобные встречи – вещь серьезная. На них нельзя приходить с кондачка, в поэтическом расположении духа, с букетом цветов и радостным блеском в глазах. Да и откуда взяться блеску, когда человек, приглашенный на свидание – видавший виды гэбэшник. К тому же, здесь как в известном фильме Марка Захарова: «Он не один, он с кузнецом придет». А зачем нам, право, его кузнецы?

Есть, конечно, шанс, что он таки объявится в гордом одиночестве, без махальщиков и группы поддержки. Но шанс мизерный. Старая школа. Принимать решение и делать дело можно только колхозом. К тому же, вчера, на Хованском кладбище мы, как говорится, бросили перчатку в лицо всему отделу наружного наблюдения. Вот они все вместе и кинутся её поднимать. По квадратному сантиметру на душу населения. Не греет нас подобная перспектива, ну аж ни как не греет. На таких условиях встреча не состоится. До выхода на тропу войны у нас ещё три часа. Есть время хорошо подготовиться. Освоение местности, камуфляж, оборудование, маршруты отхода.

Трех человек для грядущей операции вполне достаточно. Слава Бирюков остается на базе. Судя по вдохновенному выражению, блуждающему на его лице, в голове нашего генератора идей зреет мысль. Какие-то неведомые пока нам кусочки информационной мозаики начали выстраиваться в его мозгах в стройный узор, и рисунок этого узора манит и притягивает к себе капитана Бирюкова неодолимо, словно блеск сокровищ Эльдорадо. Он бросает томные взоры на компьютер, явно ожидая нашего ухода, чтобы слиться с ним в экстазе. Дело известное. Впрочем, результаты подобных сеансов порою превосходят всякие ожидания.