Без лица - Хари Кунзру

За спиной мальчика раздается хриплый голос:

— А, гадкий полупропеченный кусок хлеба? Пришел попрошайничать на мой угол?

Голос звучит резко, насмешливо. Пран смотрит вниз и видит нищего старика с высохшими ногами. Этот человек сидел здесь всегда. Его вытянутое лицо шершаво от грязи, кожа цвета угля усыпана оспинами от какой-то детской болезни. Он сидит перед чашкой, сделанной из апельсиновой кожуры; в чашке пара мелких монет. Пран прячет от него глаза. Однажды, повинуясь импульсу злобного озорства, он схватил монеты попрошайки и убежал. Тогда это казалось ему очень забавным. Сейчас он переминается с ноги на ногу и смотрит на землю и на пару культей, выставленных в мир немым укором.

— Вспоминаешь, как украл мою чашку и смеялся, потому что я не мог догнать тебя?

Пран издает горлом некий уклончивый звук.

— Теперь моя очередь смеяться, — говорит нищий.

Пран кивает. Похоже, что попрошайка настроен поболтать, так что Пран решается задать вопрос, не идущий у него из головы:

— У вас, случайно, не найдется какой-нибудь еды?

Попрошайка смотрит на него с изумлением и тихо произносит несколько строк из молитвы. Пран принимает это за ответ.

— Я не ел с утра… — тихо говорит он.

Нищий смеется так громко, что прохожие оборачиваются. Он смеется, и хлопает себя рукой по бедру, и барабанит культями по настилу.

— Он хочет есть! — кричит он. — Он голоден! Вы слышали? Он хочет есть!

Прохожие улыбаются. Некоторые смеются: «Он хочет есть…»

— Когда приедет мой дядя… — начинает Пран, но нищий хохочет еще громче. — Что мне делать? — растерянно спрашивает Пран.

Нищий согнулся от смеха.

— Дядя… он тебя накормит…

Когда попрошайка наконец обретает контроль над собой, он изгибает губы в гадкой усмешке:

— Иди к своим и ешь с ними.

— Кто это — мои?

Нищему это кажется еще более забавным.

— Ты найдешь их в Клубе телеграфа. Ладно, маленький ублюдок, я научу тебя. Когда набьешь живот, не забудь обо мне. Договорились?

Клуб почты и телеграфа Агры — не самый роскошный в городе. Это обычное здание в викторианском стиле, функциональная коробка красного кирпича, к фасаду которой приспособлен каменный портик. Внутри витает неистребимый запах жареной пищи, от которого никак не удается избавиться, сколько бы уборщики ни терли и ни полировали. Уборщики трут и полируют усердно, обезжиривая поверхности, натирая воском полы, смахивая пыль, пока у них не начинают болеть руки. Ничего не помогает. Здесь по-прежнему стоит запах пищи, жаренной в гхи, — густой безошибочно узнаваемый запах Индии.

Членов клуба объединяет многое. Женщины разделяют друг с другом увлечение хлопчатобумажными платьями с цветочным узором, которые, пусть и не лучшего качества, всегда чисты и отглажены, даже в жаркую погоду.

Кроме того, женщины Клуба почты и телеграфа носят шляпы. То же делают и мужчины. Даже когда на небе тучи. Даже, издеваются некоторые, в помещении. Видели, как жена полковника артиллерии делала это. Жена политического резидента в Бхаратпуре клянется, что однажды видела, как несколько этих (под этими она подразумевает членов Клуба почты и телеграфа Агры) играли партию в бридж — в шляпах. В помещении. После наступления темноты. Солнце давно уже опустилось, а они все сидели, качая топи на головах, как будто летним утром катались на лошадях. Жена резидента любит рассказывать эту историю. Ее друзьям нравится слушать. Только чхи-чхи[32] так могут — носить шляпы ночью! Эту историю всегда встречают смехом. Но, невзирая на шутки, мужчины и женщины Клуба телеграфа носят шляпы при любой возможности: экстравагантные, дорогие шляпы с широкими полями, гарантирующие, что их лица всегда-всегда закрыты от солнца. Солнце — определенно Плохая Вещь.

Для членов Клуба почты и телеграфа Агры большая часть жизни проходит по категории Плохих Вещей. Таково, по меньшей мере, мнение жены резидента и ее друзей, которые считают членов клуба раздражительными, обидчивыми и высокомерными. Практически невозможно говорить с ними, не вызвав у них обиды по тому или иному поводу. На самом деле с ними никто и не хочет разговаривать, кроме разве что Ронни, Клайва, Питера и некоторых других мужей — им приходится работать вместе. Если ты что-то значишь на железной дороге или, разумеется, на почте и телеграфе, чхи-чхи практически не избежать. Что же касается (напоминают друг другу леди, потягивая чай в более престижном и более эксклюзивном Клубе Управления гражданских служащих) их ужасного акцента, ужасной раздражительности и абсурдной манеры постоянно говорить о родине — они просто зануды.

Родина, родина, родина! Милая Англия! Все знают, что никто из них ни разу не был даже близко к Англии. Кому-то это покажется милым. Но в конечном счете эти люди, скорее, отвратительны. Они украдкой жуют бетель, их девушки бегают за рядовыми и сержантским составом и частенько сидят на корточках, а не как положено в креслах, когда думают, что их никто не видит. Если кто-то стоит восемь анн[33], это всегда будет видно. Кровь берет свое.

Брр, эти ужасные, ужасные черно-белые полукровки…

Но в Клубе почты и телеграфа Агры ужасные черно-белые собираются для того, чтобы обменяться собственными представлениями об отвратительности — о том, как отвратительны туземцы, отвратительны индийские привычки и манеры, а также о жесткости, в которой они (мужья) держат своих подчиненных и с которой они (жены) наказывают своих слуг, если те у них есть. Местные жители хитры, ненадежны и склонны к злодейству. Их сладострастие вошло в поговорку. Какой контраст с родиной, с северной чистотой английских обычаев и манер! Они-то, англоиндийское сообщество, знают, к чему привязано их сердце. Они знают, какую половину себя ценить. Они носят шляпы и читают по-английски все, что удается достать, о родине, избегают солнца как чумы и страдают, когда в их коже вырабатывается меланин. Разумеется, они не называют его так. У них есть другие имена. Грязь, неухоженность. Ах, у нее такая неухоженная кожа! Никто к ней и близко не подойдет. И этот ее нос. Такой плоский и широкий. Не как у тебя.

Только внутри клуба они могут быть самими собой. Они могут танцевать и играть в хаузи-хаузи[34] и не обращать внимания на враждебные взгляды местных и насмешливые перешептывания младших офицеров, направляющихся к Клубу Управления гражданских служащих, в двери которого никогда не впустят ни одного англоиндийца. На какое-то время их уши могут отдохнуть от неуклюжих шуток и плохих стишков. Таких, например:

Одна леди по имени СтаркиПолюбила индийского Дарки[35],Результатом греховСтало девять сынков,Двое черных, два белых, пять хаки.

Вот, к примеру, человек по имени Гарри Бегг. Сколько раз он слышал это? И каждый раз убеждался: это так несправедливо. Оттенок его кожи, точный оттенок его кожи, вытравлен в мозгу Гарри Бегга, как серийный номер. Кожа Гарри имеет цвет конверта из манильской бумаги. Или чуть темнее. У него очень даже неплохой почерк, если сравнивать с другими. Он хорошо ладит с девушками, хотя, разумеется, большинство из тех, с кем он гуляет, бросят его не раздумывая, если какой-нибудь младший клерк или английский рядовой проявит к ним интерес. Одна или две уже сделали это. Чертовски несправедливо. Ведь дела не всегда обстояли так. Скиннер, тот Скиннер, который основал Бенгальских уланов[36], тоже был таким, как Гарри. Более того — лорд Робертс[37], командовавший войсками во время бурской войны. Даже лорд Ливерпуль[38], да-да, тот Ливерпуль, который был премьер-министром, — он тоже был таким. Его бабушка по материнской линии была родом из Калькутты. Это написано в книгах по истории. Любой может посмотреть. Когда-то смешанный брак был, можно сказать, обычным делом — во времена Кампании[39], до того, как биологи и евангелисты заставили всех бояться черной крови.

Когда неопрятный белый мальчишка заговаривает с ним, Гарри, слегка сутулясь, будто от груза своей манильской кожи, как раз выходит из клуба. Огни мерцают, и он отправляется на встречу с Дженнифер Кэш, у которой тонкие черты и лицо цвета пергамента. Может быть, этим вечером ему удастся почувствовать себя приличным человеком. Пока они никуда не ходят, могут появиться другие мужчины — другие, более белые. Дженнифер так легко увести от него. Одна лишняя нашивка. Зарплата в фунтах, а не в рупиях. Все это так хрупко. Но этим вечером он полон надежд.

И тут маленький ублюдок все портит.

Мальчишка делает шаг вперед и самым непринужденным образом хватает его за рукав.

— Хелло! — говорит он на приторном базарном английском. — Я тоже черно-белый, как и ты. Я хочу есть. У тебя есть какая-нибудь еда?