Уехал славный рыцарь мой… - Марина Дяченко

— Диего, милый, — сказала я. — Не вызывай Аманесера. Мне будет очень жаль тебя, поверь.

— Правда? — тихо спросил он.

— Ну конечно.

Он вдруг улыбнулся. Смущение, робость, чувство вины слетели с него, как шелуха, он выпрямился, поднял острый подбородок, и я впервые увидела, что он выше меня на голову.

— Спасибо вам, донна Клара. Мне придется выбирать. Либо я никогда не опояшусь мечом, либо я вызову все-таки на поединок дона Аманесера. Знаете, я страшно ему благодарен. Если бы он не убил моего бедного сеньора, я никогда не узнал бы… прожил жизнь — и не узнал бы, что вы есть на свете. Конечно, грустно будет, если… когда он меня проткнет копьем, но ведь и справедливо, и… красиво! А может быть…

Его лицо изменилось. Только что передо мной стоял влюбленный мальчишка — и вдруг мужчина, ждавший своего часа, рывком перехватил управление в его лохматой голове.

— Донна Клара, — сказал Диего неожиданно низким хрипловатым голосом. — Конечно, дон Аманесер непобедим. Но ведь и я стану сражаться вашим именем! А я, может быть… донна Клара, ведь моя любовь не слабее, чем у дона Аманесера! Я бы вышел с ним на поле не для того, чтобы погибнуть за вас. А для того, чтобы жить. Донна Клара. Вы разрешите мне хотя бы попробовать?

Он протянул руку.

Следовало остановить наглеца раньше. Я сама виновата — была к нему слишком добра. Слишком многое позволяла. А теперь придется проявить жестокость.

Я отправлю его прочь. С позором выставлю за ворота. Я велю вышвырнуть его с крыльца вниз головой.

У него была жесткая, неожиданно волевая ладонь. Некстати вспомнилось, как мы вместе просматривали чип побежденного рыцаря-сладострастника, донора аккумулятора для пушки.

Почему он должен расплачиваться за мои ошибки? Надо просто сказать ему — мягко, — чтобы не зарывался. Сказать сейчас!

Он легонько сжал мою руку. Горячая. Сильная. Умная ладонь. Мурашки побежали от его руки — по моей, выше и выше…

— Донна Клара! Ради вас. Вашим именем. Всегда.

Я заперлась в своей комнате и не вышла к ужину. Я вышивала цветущее апельсиновое дерево, это была очень тонкая работа, очень кропотливая — стежок за стежком. Болели глаза, и очень болели натруженные пальцы. Я вышивала при свечах, не поднимая головы, до рассвета; всякий раз, когда я пробовала остановиться и отдохнуть, из темноты ко мне являлось разгоряченное лицо Диего с прилипшими ко лбу темными прядками, с горящими глазами, с мягкими влажными губами. Тогда я принималась шить вдвое прилежнее — стежок за стежком.

Под вечер мутное зеркальце вспыхнуло, отражая нездешнее пламя. Вместо Аманесера на меня глянула женщина — мне пришлось мысленно собирать ее лицо из осколков. В маленьком зеркальце помещался либо черный глаз с красной искоркой, либо уголок изогнутого рта, либо половинка носа с раздувающейся ноздрей.

— Он мой! — с торжеством кричала женщина, и в зеркале колебались ее волосы, черные и скрученные, как проволока. — Теперь он мой! Приди и возьми его, донна Клара, возьми своего рыцаря рассвета, приходи в Замок Источника, спляшем вместе!

И заливалась хохотом, от которого у меня во рту становилось кисло.

Я придавила зеркальце подушкой — новой информации оно дать не могло, а хохот колдуньи деморализовал меня. Несколько минут ушло на то, чтобы умыться, причесаться и взять себя в руки; потом я поднялась на крышу, где вот уже вторые сутки безвылазно жил Диего.

Увидев меня, он испугался. Наверное, решил, что я пришла выгонять его, и так покорно и безнадежно глянул снизу вверх, что, будь я в самом деле настроена решительно — от этого взгляда ослабела бы.

— Диего, с Аманесером беда, — сказала я и описала все, что видела в зеркальце.

Он сразу же выпрямился, губы сжались в линию, в глазах появился металлический блеск.

— Я иду, донна Клара. Я знаю, как найти Замок Источника. Это донна Фуэнте, колдунья, у нас в поселке про нее каждый ребенок знает. Я уже иду.

— Диего! — я схватила его за рукав. — Это безумие! Донна Фуэнте сварит тебя, как цыпленка, ты не спасешь Аманесера и погубишь себя!

Я говорила как раз то, чего не следовало говорить. Он крепче сжал губы и осторожно высвободился:

— Донна Клара, я должен.

— Она же баба! — крикнула я. — Против любого рыцаря, даже и колдуна, у тебя был бы шанс, но она баба, и…

Я умолкла. Диего смотрел на меня, медленно бледнея.

— Это я виноват, — сказал он с таким ужасом, что у меня замерз кончик носа. — Это моя вина, донна Клара. Я пожелал, чтобы вы изменили рыцарю хотя бы в мыслях… И его сила предала его. В его броне появилась трещина, а донна Фуэнте как раз и подстерегает тех, кто оступился.

— Не забывайся, Диего! Я не изменяла моему рыцарю… даже в мыслях!

— Тогда почему вы не приказали убить меня? Или хотя бы выгнать из дома?

Я молчала. Звездное небо медленно проворачивалось над моей головой.

— Теперь вы видите, что я должен, — тускло сказал Диего. — Умереть за него, раз уж не получилось за вас. Пусть в позоре, но не мы ведь выбираем, как.

Я схватила его за плечи и развернула к себе:

— Ты не должен умирать, Диего. И я не намерена умирать. Я хочу исправить… спасти Аманесера. И ты должен мне помочь.

— Как? — спросил он безнадежно.

Я выпустила его. Медленно обошла пушку. Вытащила из-за пояса универсальную отвертку и, подсвечивая себе фонариком, склонилась над аккумуляторным гнездом.

Он лежал на верстаке. Остатки одежды с него срезали: он был мускулист и упруг, несмотря на много месяцев в подвале, в ящике со стружками.

— Нога, — тихо сказал Диего. — Глаз… На восстановление одной только ноги уйдет месяц, не меньше.

— Неужели ты думаешь, Диего, что для его миссии ему нужен глаз? — спросила я сквозь зубы. — Ты же видел этот чип!

Диего покраснел.

— Расскажи мне о донне Фуэнте, — сказала я, загружая машину.

— Она живет в Замке Источника. Во дворе замка в самом деле есть родник. Чистый источник, волшебный. Он лечит любые раны, исцеляет даже смертельно больных, но при одном условии. Человек, пьющий воду из источника, должен верить, что он бабочка.

— Что?

— Искренне верить, донна Клара. За все время существования источника а это столетия — известно только несколько случаев исцеления. И спасенные потом всю жизнь летали, размахивая руками, с цветка на цветок…

— Это ужасно, — я установила чип в разъеме.

— Эта донна Фуэнте… она любит глумиться.

— Зачем ей пленники?

— Затем, — грубовато ответил Диего.

Я пропустила дерзость мимо ушей. На экране передо мной вертелась четырехмерная схема чипа; я пыталась сосредоточиться, но все равно ничего не могла понять. В какой-то момент опустились руки — то, что Аманесер мог сделать «на коленке», я не сумею даже с помощью машины.