Горящие сердца - Жанакаит Залиханов

Ариубат поспешно отпирает дверь. Со стены на нее смотрит портрет Ильича. Ласковый взгляд чуть прищуренных глаз. «Доброе утро», — мысленно здоровается девушка, и ей кажется, будто Ленин на портрете отвечает ей теми же словами.

Ариубат уходит во внутреннюю комнату, оставив дверь приоткрытой, чтобы услышать, если кто зайдет в библиотеку. Она усаживается за стол и решительно кладет перед собой лист бумаги.

«Дорогой Асхат» — старательно выводит она первые слова.

«Во-первых, прошу тебя принять мой привет. Сердечное тебе спасибо за письмо. Я рада была узнать, что ты здоров, хорошо занимаешься и что у тебя хорошие товарищи. Отца твоего и сестру вижу часто. Оба здоровы, а Ханифа все такая же озорная и веселая... Сюда к нам приехали геологи, искать руду. Твой отец прямо-таки влюбился в них.

Недавно мы устроили в клубе вечер на тему: «По пути великого Ленина от победы к победе». Собралось много народу — и наши все, и гости из Нальчика, и из района — писатели, ученые, артисты, животноводы...»

Пришел, опираясь на свою палку, старый Ачахмат. Пришел, хотя пригласить его не догадались. Уселся в первом ряду, среди гостей. Одет он был очень нарядно: в черной старинной черкеске с белыми газырями, в легкой белой войлочной шляпе. Бородка аккуратно подстрижена. Все удивились приходу старика — до этого он никогда не показывался в клубе. И вообще в последнее время редко выходил из дому.

Вечер тогда у них, и в самом деле, удался на славу.

Азамат открыл его короткой вступительной речью. Потом, как водится, начали судить да рядить, кому выступать первому. Ачахмат встает и приближается к трибуне. Первым отреагировал на это Батыр Османович — поднялся и захлопал в ладоши. «Ачахмат, — сказал он, — самый старый человек во всем нашем районе. Спасибо тебе, аксакал, что ты пришел к нам. По всем законам тебе первому должно принадлежать слово на этом собрании!»

И Ачахмат начал свою речь.

Сидящие в зале слушали старика, затаив дыхание. Какой прекрасной памятью обладает этот патриарх, каким красноречием!

Ачахмат рассказывал о прошлом. Как живые, вставали перед слушателями тяжкие и горестные картины. Казалось, они сами попали в те далекие уже времена, когда людей продавали, как скот. «Дети мои, — говорил Ачахмат, — мои младшие сестры и братья! Седобородый старик, я пришел сюда не для того, чтобы поделиться с вами чем-то неслыханным и удивительным, и не для того, поверьте мне, чтобы поучать и наставлять вас. У каждого из вас гораздо больше знаний, чем у меня, неученого человека. Но я многое видел и многое пережил на своем веку, и мне хочется рассказать вам об этом... Сегодня я завидую вам, дети мои, завидую вашей радостной и светлой жизни. Не думайте, однако, что она всегда была такой светлой, наша жизнь. Конечно, вы читали о прошлом в книгах, слышали рассказы ваших учителей. Но одно дело услышать, а другое — самому увидеть и испытать. Увиденное дороже услышанного, так говорили наши предки...

В этом селении я прожил почти всю мою жизнь. Мне было семь лет, когда мой отец, посадив меня в корзину и навьючив ее на нашего единственного осла, пришел сюда. Свою мать я не помню, она умерла, когда мне не было и трех лет.

Отец рассказывал мне, что прежде, чем поселиться здесь, он испытал все ужасы рабства — дважды его продавали и перепродавали, как скотину, разным хозяевам... Люди тогда уже давно разделялись на баев и слуг. В этом горном селении жили такие же бедняки, как мой отец, всего дворов десять. Так же, как и мой отец, бедняки эти бежали в горы, чтобы отвоевать у камней для себя клочок земли, на котором можно было бы кое-как прокормиться... Ни у кого не было никакой животины, люди завидовали тому, что у нас есть хотя бы осел. Когда нет собаки, и лису возьмешь двор сторожить, есть такая поговорка. Для бедняка и осел — великая помощь в хозяйстве... А кругом скудость, такая бедность — представить себе этого вы не можете: нужно что-то есть — есть нечего; нужно где-то жить — жилья нет; нужно чем-то прикрыть наготу — нет одежды... Душа да тело — вот и все твое богатство. Вокруг селения, на горах, — сосновый лес. В горах — множество диких коз. Но что толку, если на все селение нет ни одного ружья. Те, кто пришли сюда раньше, жили в кошах. Соседи помогли нам — скоро и у нас появился кош...

Помню, люди тогда ходили с низко опущенными головами. Ни смеха, ни громких разговоров. По вечерам собирались в кружок — речи велись все об одном и том же: «Как жить дальше? Где найти клочок земли, пригодный для пахоты? А если и найдешь, чем его засеять? Как перезимовать без хлеба? Нет скота — не будет и мяса». У бедняка забот больше, чем волос на голове... Наконец решили сообща заняться охотой на диких коз. Мясо и шкура козы — это ведь и пища, и одежда... Но как же охотиться без оружия? Надумали устраивать в горах облавы и сбрасывать коз со скал. Иного выхода не было. Вы представляете себе, что это такое — гнаться в горах за дикой козой? Кажется, птицу поймать на лету и то легче... На эту охоту отправлялись все мужчины. Каждый привязывал к поясу сыромятный ремень, брал с собой кремень и огниво — в те времена с их помощью только и разжигали огонь. Нас, ребятишек, оставляли, конечно, дома. Мы, бывало, смотрели охотникам вслед, пока они подымаются по крутой тропе. Вскоре они исчезали из виду, а нам оставалось ждать их да бояться, как бы не случилось чего страшного с кем-нибудь из ушедших. Ждали охотников терпеливо, иногда по нескольку дней. Однажды они не возвращались пять суток. Женщины и подростки притихли от страха и волнения. Мы же, малые несмышленыши, играли да бегали наперегонки.

На шестую ночь меня разбудили голоса в нашем коше. Сначала я испугался, потом услышал голос отца, успокоился и заснул. Но скоро снова проснулся от чьих-то стонов и понял, что стонет отец.

— Отец, почему ты стонешь? — решился я спросить.

— Спи, сынок, спи. Ничего страшного. Я немного ушиб ногу, — ответил он. И стоны прекратились. Я снова заснул.

Проснувшись поутру, я увидел, что отец сидит согнувшись в три погибели. Голова его касалась колен, руками он обхватил левую ногу... Я вскочил и присел около него. Не приведи аллах никому из вас увидеть такое! Нога у отца была вся в крови, вся искромсана. Торчали обломки костей, видны были разорванные сухожилия. Я потерял сознание.

Вы хотите знать, что случилось тогда в горах? Я еще не наскучил вам своими россказнями? А случилось тогда вот что. Отец, немного погодя, сам рассказал мне обо всем. Пять дней и ночей, почти без отдыха и пищи, преследовали наши охотники диких коз. Наконец они подогнали стадо к обрыву у Белой скалы и окружили его со всех сторон.

Охотники рассчитывали, видимо, на то, что хотя бы часть стада спрыгнет с обрыва и разобьется о камни внизу. Но все получилось совсем не так, как было задумано. Козы тоже не хотели умирать. Внезапно они повернули вспять и бросились напролом по знакомой тропе, на которой в это время как раз стоял мой отец со своим товарищем. Безоружные люди ринулись стаду навстречу, громко крича и размахивая дубинками. И тогда все стадо вихрем взметнулось вверх — все выше и выше, перепрыгивая с уступа на уступ. Миг один — и козы скрылись из виду... Но они сумели жестоко отомстить своим преследователям. Как раз в этом месте на Белой скале была большая каменная осыпь — то ли молния ударила когда-то, то ли землетрясение было. Нога человека не ступала по тем камням, только птицы пролетали над ними... А козы ринулись вверх по этой осыпи, и под их острыми копытами загремели, понеслись вниз, на тропу, камень за камнем. Скоро целая лавина со страшным грохотом обрушилась на охотников. Отец и его товарищ попробовали укрыться за большим уступом и это спасло их от мгновенной смерти, но один большой камень все же настиг их... У отца была сломана нога, его товарищу глыба угодила в бок, размозжила ребра.

Всю ночь путники несли раненых на руках, ощупью, в полном мраке опускаясь с горных круч.

Товарищ моего отца скончался через неделю после неудачной охоты. Мой бедный отец промучился до середины лета. Смерть не выпустила его из своих когтей...

Если бы тогда были у нас такие прекрасные врачи и такие лекарства, какие есть сейчас, оба охотника конечно выжили бы.

После смерти отца меня приютил наш сосед Касбо Толгуров. У него я и прожил до десяти лет. Хочу с благодарностью почтить его память: добрый был человек и справедливый. Не обижал сироту... Большую помощь жителям селения оказывал наш старый ослик. Какую бы работу кому ни предстояло выполнить — привезти ли дрова или зерно отвезти на мельницу, — все он выполнял послушно. Один на целое селение. Поистине, коллективное было животное, как бы мы теперь сказали — колхозное... А потом появился у нас сосед, который пригнал с собой коровенку. Маленькая была коровенка, не больше телочки, а я до сих пор не могу забыть, как мы все обрадовались ее появлению. Хозяин коровы тоже был человек нежадный, спасибо ему, всех по очереди поил молоком, особенно нас, ребят. А осенью мужчины общими усилиями заготовили сено для коровы и привезли его, конечно, на нашем ослике. Иной раз грузили на него кожаные мешки с картофелем и везли продавать в долину. Мы, дети, с нетерпением ожидали возвращения нашего друга-ослика. Кто бы и по каким делам ни уезжал на нем, всегда привозил нам гостинцы. Получить яблоко — это было настоящее счастье. Но скоро на нас обрушилась новая беда: волки растерзали нашего единственного осла. Вы не поверите мне, быть может, когда я скажу, что все жители нашего Селения от мала до велика оплакивали гибель своего верного помощника. Но это — чистая правда, да и грешно лгать. Волки тогда сильно досаждали нам. Стали у нас поговаривать, что, мол, собаку бы завести, но за нее надо было отдать овцу с ягненком. Или же год проработать пастухом. Старшие устроили совет, и жребий пал на меня. Если бы я не согласился послужить общему делу, пришлось бы идти кому-нибудь из взрослых, а у нас все рабочие руки были наперечет. Вот так, десятилетним мальчишкой, я год пробатрачил у бая и заработал щенка для своего селения...