Горящие сердца - Жанакаит Залиханов

— Что ж, проверим на собственном опыте. Дожди нам сейчас ни к чему, — замечает Николай.

Все поднимаются. Пора спать. Завтра снова ранний подъем, новые поиски, новые надежды...

Каким бы жарким ни было лето, утром в горах всегда прохладно. Первым, как обычно, просыпается Борис Петрович. Закончив несложные приготовления к завтраку, он будит своих молодых товарищей, которым, разумеется, очень не хочется вылезать из спальных мешков. «На зарядку становись!» — командует транзистор... Потом — бегом к горной речушке; холодная вода вливает бодрость в разгоряченные тела. Вот и завтрак закончен — пора в дорогу. Сегодня им предстоит трудное восхождение на Коргашинли-Тау — Свинцовую гору.

С рюкзаками за плечами, в темных очках и широкополых белых шляпах геологи медленно поднимаются. Впереди — Борис Петрович, за ним — Валя, Николай замыкает шествие. Идти становится все трудней; чем круче подъем, тем меньше разговоров. Последний отрезок пути идут молча, тяжело опираясь на ледорубы...

— Валя, гляди! — И Николай показывает на огромный камень, нависший над ущельем по ту его сторону. — Что он тебе напоминает?

Валя на минуту останавливается.

— Настоящий конь, приготовившийся к прыжку. Вот-вот перемахнет через ущелье... Сколько же это времени должно было пройти, чтобы дожди и ветры так его обтесали?

— Восемь часов шесть минут, — отвечает Коля, взглянув на часы. Видимо, он не расслышал Валиных слов.

— Какой ты точный! — усмехается девушка.

Добравшись до места, скинули рюкзаки и присели немного отдохнуть. Николай рассматривает Валю. Она сильно загорела, и это ей очень идет. Смешно: вначале она приклеивала к носу листик, чтобы уберечься от загара. Какая она красивая, черт возьми! Догадывается она об этом или нет?..

Николай наконец отводит глаза от Валиного лица и устремляет взгляд вниз — туда, где виднеется оставленная ими палатка.

— К нашей стоянке подъехал какой-то всадник, — говорит Коля.

Действительно, у палатки виден четкий силуэт всадника. Вот он спешился. Привязал коня к дереву. Заглянул внутрь палатки. Однако кто это — отсюда не узнать.

— Должно быть, либо председатель, либо его секретарь, — высказывает предположение Борис Петрович.

— Больше, кажется, некому.

— А вдруг это тот веселый почтальон? — говорит Валя и сразу же вспоминает о письме, которое она давно уже написала маме, но никак не может отправить.

— Кто его знает, — меланхолически замечает Коля. Он видел, как Валя писала письмо, предполагает, что оно адресовано какому-нибудь парню и поэтому сейчас вовсе не мечтает о приезде Назира...

Вале кажется, что она узнала почтальона. Но как его позвать, как дать ему знать, что они здесь?

— Попробуем окликнуть его, — предлагает Борис Петрович. — Впрочем, вряд ли из этой затеи что-нибудь получится: в горах, когда кричишь, голос твой уносит вверх. А внизу ничего не слышно.

— Давайте я все же попробую, — предлагает Николай и кричит что есть мочи: — О-го-го-го-о! Э-э-й!

Человек у палатки в самом деле не слышит зова. Он медленно отвязывает коня, вскакивает в седло и отъезжает от базы.

Валя явно опечалена. Николай видит это. Оттого ли, что не смогла отправить свое письмо? Или оттого, что ждет письма?

— Ничего, ребята, не огорчайтесь, — успокаивает обоих Борис Петрович. — Давайте за работу. Попробуем спуститься сегодня пораньше и отправим Николая в селение за новостями, если он еще будет в состоянии ноги передвигать.

— Пойдешь, Коленька? — обрадованно спрашивает девушка.

— Если ты скажешь, — серьезно говорит он, — я через эту гору перемахну. Хочешь?

Но Валя этого не требует, и друзья принимаются за работу.

Николай отбивал образцы, Валя и Борис Петрович тщательно рассматривали и сортировали их. Раз, два, три... Этот камень — сюда, налево, этот — в сторону, а что сулит нам вот этот?.. Солнце поднимается все выше и выше. Жара становится нестерпимой. Раз, два, три...

Растет в стороне груда ненужных камней, а холмик слева — совсем невысок... Сегодня работа без перерыва: нужно поскорее вернуться на базу. Шуток и смеха не слышно. Раз, два, три... Особой удачи сегодняшний день, кажется, не принес. Отложим еще раз исполнение надежд на завтра...

На базу возвращались молча. Спешили. Сбросив рюкзак с натруженных плеч, Борис Петрович сразу же направился к роднику — окунуться в его живительную воду. Валя нырнула в палатку. Николай направился под навес. Там, на столе, под алюминиевой кружкой, что-то белеет. Так и есть — записка от Назира: «Ждите. Постараюсь сегодня приехать снова». Первым желанием Николая было спрятать записку, да зачем это, если Назир все равно приедет.

— С тебя могарыч, тебе — письмо! — протягивает он записку Вале, которая, как раз в это время выходит из палатки.

Выхватив записку у него из рук, девушка внимательно читает ее, потом переворачивает листок, потом снова перечитывает торопливо написанные слова.

— Привезет он нам что-нибудь, как ты думаешь?

Коля этого не знает.

— Э-ге! Николай! Скорее сюда! Настоящий рай! — зовет Борис Петрович, по шею погрузившийся в воду у каменной запруды.

Парень нехотя приближается к роднику. Лезть в холодную воду страшновато, да ничего не поделаешь. Николай медленно раздевается и входит в ручей, но и это не в силах охладить его разгоряченное сердце...

— Не сыграть ли нам партию в шахматы? — после купанья предлагает Николаю Потапов.

— Только если на солнце! — нехотя соглашается тот, поеживаясь.

Сегодня оба они играют рассеянно. Затянувшуюся партию прерывает топот конских копыт. Так и есть — Назир! Как гордо и непринужденно сидит он в седле! Издали видно — настоящий горец.

Валя, зарумянившись, бросается навстречу всаднику. А тот уже видит, что геологи на месте, и поторапливает коня.

Один только Николай, как ни старается, не может заставить себя выглядеть довольным. Дело в том, что сегодня стало, наконец, ясно, что с ним случилось — окончательно понял, что любит Валю. «Этого только мне не хватало! — думает он. — А как же Татьяна? И наша пятилетняя дружба, и данное ей слово... Вдруг Таня приедет сюда... Нет, вряд ли! Впрочем, женщины — народ неожиданный, невозможно предвидеть, что им взбредет в голову».

Невеселые мысли теснятся в мозгу у Николая. А его товарищи тем временем оживленно беседуют с Назиром. В каждом молодом человеке Николай склонен теперь видеть опасного соперника... Через силу он заставляет себя подняться, подойти и поздороваться с гостем.

— А, Коля-Николай! — весело приветствует его Назир. — Как дела, кунак?

Коля сумрачно молчит, и Борис Петрович, спасая положение, отвечает:

— Дела наши недурны. Вот только никак не могу научить Николая играть в шахматы, хотя всегда даю ему фору.

Валя смеется. Ей почему-то очень весело сейчас.

— Что смеешься, Валя? Ты-то умеешь играть? — интересуется Назир.

— Валя — молодец, она меня обыгрывает, — ласково треплет Борис Петрович девушку по плечу. — А ты, товарищ почтальон, как, шахматист?

— Меня еще никто не сумел обыграть, Борис Петрович. Секрет фирмы.

— Открой его нам, Назир! — просит Валя.

— Секрет очень прост. Спрячьте, пожалуйста, свои записные книжки и карандаши — записывать ничего не нужно. Чтобы вам никто и никогда не поставил мат, снимите потихоньку с доски короля и спрячьте его в карман. Успех гарантирую...

Шутили и смеялись еще долго. Наконец Борис Петрович взмолился:

— Не томите нас, молодой человек, и если привезли корреспонденцию, — давайте сюда! Мои друзья сгорают от нетерпения.

— О, виноват! — опомнился Назир и даже слегка покраснел. — Вот письма — вам, Борис Петрович, а это тебе, Коля, газеты и журналы.

— А мне? — дрожащим голосом спрашивает Валя.

— А тебе я еще там, в ауле, сказал, что не буду писать письма; все, что мне нужно, ты услышишь непосредственно из моих уст...

Но Валя все стояла с протянутой рукой, и Назир наконец сжалился над ней:

— Получай, красавица! К этим письмам я все-таки добавил еще одно — от себя.

Обрадованная Валентина выхватила конверты у него из рук, быстро поцеловала почтальона в щеку и упорхнула в палатку. А Назир остался стоять в растерянности, размышляя над тем, действительно ли она его поцеловала или же это ему только почудилось...

— Спасибо, джигит, хорошие вести мне привез, — говорит Борис Петрович, снимая очки.

— Я всегда только хорошие приношу, — отвечает Назир не без гордости.

— Да... Сделать человеку доброе дело — это великая вещь. Ничего не жаль, никаких усилий. Вот и наш труд — он тоже для людей. Что бы я стал делать без своей работы? С ума бы спятил.

— Что до меня, — медленно, как сильно уставший человек, выговаривает слова Николай, — то, обеспечь меня всем необходимым, я бы охотно согласился ничего не делать. Люблю лежать на спине, на мягкой травке...