Болатбек - Мухаметжан Етеибаев

— Спасибо, аксакал, за приглашение. Сейчас не могу. — Он глубоко вдохнул начинавший по-осеннему холодеть воздух. — Думал, что лучшие дни на джейляу прошли, а тут еще так хорошо…

— Дождей много было, Ураз. Как туча встанет над Ала-Тау, так и льет, так и льет, словно из дырявого ведра. Солнечных дней не так уж и много выпало.

— Я эти места в любую погоду любил, — сказал Ураз. — Лежал вот сейчас, песни пел, детство вспоминал. Жили мы бедно, сам знаешь, а сколько веселья, радости… Как приедем на джейляу, сразу игры затевали. Простые, правда, игры были — по скалам лазить, вперегонки бегать, прятаться, а все равно интересно… Зато те, кто побогаче, настоящие состязания тут устраивали. На конях, друг у друга кокпар тянули… Самый первый силач был Байдалы. Помнишь его? Как он всегда кричал: «Эй вы, тени джигитов: Разве так тянут кокпар?!» А потом врывался в самую гущу и первым всегда поднимал над головой белого козленка…

— Пах! Настоящий батыр был, — подтвердил Абишбай. Он тоже вздохнул. — Лучше нашего джейляу ничего, наверное, нет. А живем — дни, как верблюды проходят, один за другим — и не замечаем, какая краса кругом. Старость придет — спохватимся, да уж поздно: глаза плохо видят — орла от беркута не отличают… Садись на коня, сынок. Ты ведь в аул едешь?

— Не могу сейчас, аксакал. Я товарища поджидаю.

— Кто он, товарищ твой?

— Саймасай, учитель.

— Почему же отстал? Тут сейчас не очень безопасно. Особенно, когда один едешь.

— А как же ты, аксакал?

— Э, кому я, старик, нужен? А ты ведь большой начальник. Из города. И учитель тоже — не маленький человек.

— Кого опасаешься, Абишбай? Случилось у вас что-нибудь?

— Тебе еще не рассказали? Бандит объявился, Жексеном зовут. Двух коней колхозных, самых лучших, загубил… Да потом, видно, за горы ушел. Не слышно о нем давно… Но кто знает, когда и где появится? Бандит и есть бандит… Душа черная, как беззвездная ночь, запутанная, как заячий след на снегу.

— Ничего, — сказал Ураз, — многих изловили и этого бандита изловим. Недолго ему гулять осталось… Хотя есть еще они, чего говорить, — ходят рядом с нами, прячутся, из волчьей в овечью шкуру рядятся…

— Помоги вам Аллах… я ведь и о внуке своем беспокоюсь. Бандит на него зло большое затаил… Да где ж ты учителя оставил?..

Ураз усмехнулся.

— Саймасай на сурков решил поохотиться. Он ведь заядлый охотник. Мерген настоящий. Только вырвется из своей школы в степь или в горы, не остановишь.

И тут сам охотник показался невдалеке. К седлу у него были привязаны два подстреленных сурка.

— Ассаламалейкум, почтенный Абишбай, — сказал учитель, подъехав. — Да продлятся твои годы до бесконечности.

Абишбай ответил на приветствие, снова взгромоздился на своего бычка, Ураз сел на гнедого, и все трое стали спускаться по нижнему склону хребта, по незаметной почти тропке, в густых зарослях архар-травы, Тропа вывела к ручью. Сюда пригнали на водопой стадо коров. Их пастухом был Каражан, только сейчас его нигде и видно не было.

Заросли вскоре кончились. За новым перевалом путники увидели небольшое стадо овец и двух мальчишек рядом с ним. Это были Болатбек и Кадыркул.

Болатбек подбежал и поздоровался — сначала со своим учителем, потом с незнакомым всадником. Кадыркул застенчиво стоял в стороне, опустив голову и покусывая палец. Лишь изредка, исподлобья, он поглядывал на подъехавших.

Учитель Саймасай наклонился с седла, потрепал Болатбека по плечу:

— Как, дружок, поживаешь? Неплохо проводишь каникулы?.. Ураз-ага, это мой ученик, Болатбек Омаров: внук достойного Абишбая…

— А вон тот джигит? — Ураз указал на Кадыркула. — Почему не подходит? Мы его не обидим, клянусь!

— Кадыркул! — позвал Болатбек. — Иди сюда!

Кадыркул сделал несколько неуверенных шагов и опять остановился. Невнятно, еле шевеля губами, пробормотал приветствие.

— Стеснительный какой, — сказал Ураз. — Будто людей не видел. Вы вместе учитесь? — спросил он Болатбека.

— Ураз-ага, Кадыркул не учится. Никогда еще в школу не ходил!

— Как? — нахмурился Ураз. — Не переступал порога школы? Почему?..

— Дядя не пускает, — сказал Болатбек. — А Кадыркул очень хочет учиться. Честное слово!

Ураз Джандосов повернулся к учителю:

— В чем дело, Саймасай? Как вышло, что мальчик не учится?

Учитель ответил не сразу, он что-то припоминал. Потом сказал:

— Когда я составлял списки будущих учеников, то обошел все юрты, всех родителей… все семьи… Про этого мальчика, — учитель понизил голос, — мне его родственники сказали, что он с рождения нездоров… не совсем нормальный… Учиться не сможет… Никогда…

Но Болатбек услышал слова учителя.

— Саймасай-ага, — закричал он, — это неправда! Клянусь! Каражан вам все наврал! Кадыркул очень умный… Он уже немного читать умеет… Быстро научился… И писать по-печатному… Я его сам учу. Честное пионерское!

— Что ж, если так, — по-прежнему негромко сказал учитель, — значит, моя вина. Надо было проверить…

— Запиши в свой блокнот, — сказал Ураз. — С начала учебного года мальчик должен быть в школе. Как все… А с дядей его надо поговорить… Я сам это сделаю…

— Слышишь, Кадыркул?! Иди сюда! — Болатбек чуть не заплясал от радости. — Теперь ты будешь учиться! Непременно!

Кадыркул ничего не ответил, лицо его просияло, а на глазах показались слезы.

— …Ты настоящий друг, Болатбек, — сказал он потом, когда они остались одни. — Верный друг…

— А я стихи про верного друга знаю… Сейчас вспомню. Мы в школе читали… Сказать тебе? — спросил вдруг Болатбек.

— Скажи… Я ни одного не знаю.

Болатбек стал припоминать и сначала с трудом, а потом почти без запинки:

Верный мой друг ранен где-то в пути,Верному другу назад не дойти:Сил не хватает… Надо его спасти!

Вижу его следы на лугу,Вижу следы на речном берегу —В путь выхожу я… Другу я помогу!

Солнце уже за горы идет,Верный мой друг где-то помощи ждет,Знает и верит: помощь к нему придет!

Землю вокруг окутала мгла,Очень нелегкой дорога была —Но прямо к другу дружба меня привела!

Друга нашел я даже во мгле;Друг мой лежал на холодной скале…Будем теперь мы рядом жить на земле!

12

Каражан поспешно вышел из юрты, поскользнулся на росистой траве, чуть не упал.

Он снял уздечку, висевшую на тангыше — ленте, которая опоясывает юрту, привел коня, торопливо оседлал его.

«Подальше, подальше надо уехать… От греха… Принес шайтан этого Джандосова, будь он трижды проклят, чтоб ему выть в его могиле!.. Не дай Аллах встретиться с этим неверным! Беды не оберешься… Вчера еще надо было уехать, когда увидел его возле ручья… Да выпил с вечера лишнего и проспал… Ай, нехорошо, ай, совсем плохо!.. И что только ему надо здесь?»

— Далеко собрался? Не забыл про утреннюю молитву? — окликнула его жена.

Каражан круто повернулся.

— Некогда, — сказал он. — Молчи, женщина, прикуси язык.

— Грех-то какой! — запричитала жена. — Солнце сейчас взойдет, а ты еще намаз не делал.

— Что пристала? — отмахнулся Каражан. — Перестань нанизывать слова на веревку своей глупости! Не женское дело — мужчину учить. Без тебя мы с Аллахом разберемся.

Он что есть силы натянул подпругу, ремешок лопнул. Каражан выругался.

— Принеси другую! — заорал он жене. — Из-за тебя эту порвал. Неси скорее!.. Ту, которая с серебряной насечкой.

— Да ты что? — удивилась жена. — Сам говорил, ее трогать нельзя. Чтоб лежала, где лежит… Жалко ведь…

— Долго ты болтать будешь? — совсем разъярился Каражан. — Неси, пока голова цела!

— Она же спрятана далеко.

— Достань сейчас же, не то я тебя под землю спрячу! Ты… — От ярости у Каражана перехватило дыхание.

Пока жена принесла подпругу, пока Каражан налаживал, солнце взошло.

Когда же он, справившись со сбруей, сунул наконец ногу в стремя, послышался топот копыт, и к юрте подскакал всадник. Это был Тлеукул. Он и слова не успел выговорить, как Каражан, вовсе позабыв, что считается муллой, накинулся на него:

— Кто так подскакивает к чужой юрте? Совсем сдурел?

Тлеукул хотел что-то сказать, но Каражан не дал ему.

— Что ты оставил в моем жилище? — опять закричал он. — Чего ни свет ни заря примчался, как стрела из вражьего лука?

Тлеукул усмехнулся.

— Значит, дело есть, ага. Начальник тебя вызывает. Он в ауле сейчас, там, внизу… Ураз Джандосов его зовут… Знаешь такого?

Каражан опустил смиренно голову.

— Откуда мне знать, дорогой? — проговорил он, сразу меняя тон. — Я маленький человек… Стадо чужое пасу, молюсь Аллаху весь день… Вот и все мои дела. Мне их хватает…