Болатбек - Мухаметжан Етеибаев

Избить его сейчас, исхлестать до полусмерти! Бросить вон на те камни, пусть валяется, как падаль!..

Каражан вскочил, отбросил в сторону сбрую, рука потянулась за камчой… Но вовремя спохватился: не те времена пошли, будь они неладны! Этот щенок, наверное, в школу ходит, в этих… как их… в пионерах состоит. Нажалуется там своим… начальникам всяким… потом… Нет, храни нас Аллах от всего этого… Хватит с меня… Хлебнул уже…

И он сказал сдавленным от бешеной злости, но ехидно-ласковым голосом:

— Э, миленький, ты в чужие дела не мешайся. Молод еще у старших ответа спрашивать… Как-нибудь сами в своих делах разберемся… Иди-ка лучше в ассыки [12] поиграй…

— Я не хочу играть!

— Не хочешь, не надо… А к нам сюда не ходи. Ничего здесь не найдешь. Пока ищешь верблюда, коня потеряешь, как говорили наши старики… Он тебе жаловался на меня, что ли?

— Никто мне не жаловался. Я сам… видел…

— Глаза даны, чтобы видеть. Уши, чтобы слышать. А язык, чтоб молчать, когда не спрашивают.

— А вы не бейте его!

— Опять за свое! Не то говоришь, мальчик… Мое это дело. Захочу — убью его… Живьем в землю закопаю. Перед тобой я не ответчик. Не тебе меня учить… Убирайся!

Каражан шагнул к Болатбеку.

— Я уйду, Каражан-ага… уйду… только вы не трогайте Кадыркула…

— Вон отсюда! — заорал Каражан.

И Болатбек ушел. Больше ему сказать было нечего: он ведь и сам толком не знал, чем и как может помочь Кадыркулу.

7

Болатбек поднимался по травянистому склону, уже начинавшему желтеть. На сегодня он отработал свое, и дед отпустил его, только велел далеко не ходить.

За поворотом тропы, вблизи зарослей лоха, Болатбек чуть не наткнулся на лежащего мальчишку. Невелик ростом, босой, на грязных ступнях запеклась кровь, засаленный полосатый чапан весь изодран.

«Кто это?… Спит?.. А может, умер?.. Нет, дышит…»

Он присел на корточки, заглянул в лицо спящему и сразу узнал Кадыркула.

— Уа! Кадыркул, — позвал Болатбек. — Проснись!

Тот не пошевелился, только застонал во сне.

«Уж не болен ли? Зубами скрипит… Дергается…»

Болатбек тряхнул Кадыркула за плечо.

— Вставай! Что с тобой?

— А?.. Чего?.. Где они?! — Кадыркул вскочил на ноги, вид у него был растерянный, глаза испуганно блуждали по сторонам.

— Ты что? — спросил Болатбек. — Кого ищешь?

— Пропал я! — выкрикнул Кадыркул и заплакал. — Убьет он меня теперь! Убьет…

— Кто? За что? Чего ты сделал?

— Ай, чего сделал?.. Всех овец потерял, вот чего!..

Болатбек с удивлением смотрел на Кадыркула.

«И правда болен. С ума сошел, что ли? Такое говорит…»

Кадыркул продолжал кричать:

— Лучше б мне на свет не родиться! Почему я такой несчастный — все у меня не так?.. Как теперь Каражан со мной поступит?.. Были овцы — и нет ни одной.

Болатбек не мог удержаться от смеха.

— Не проснулся еще?.. Да погляди! Обернись… Вон они все… Посчитать?

Небольшое стадо мирно паслось в пожелтевшей траве. Одни овцы тихо пощипывали траву, другие лежали, уткнувшись мордой в свои курчавые бока.

— Видишь? — снова сказал Болатбек. — Твои?

Кадыркул посмотрел на Болатбека так, словно увидел его только сейчас.

— Значит, это мне приснилось… — забормотал он. — Сон такой — будто все овцы разбежались, никак собрать не могу… Потом к обрыву подбегают и — раз! — прямо в пропасть…

Он опять всхлипнул, вздохнул глубоко и вытер слезы.

— Чего ты такой… робкий какой-то… боишься всего? — спросил Болатбек.

— Да, ты бы не боялся на моем месте? Хочешь, покажу?.. Смотри!

Кадыркул повернулся спиной к Болатбеку, задрал свой чапан почти на голову.

У Болатбека сжалось сердце. На худой грязной спине он увидел багровые рубцы, много рубцов — следы, которые оставила плеть Каражана.

— Чего же ты терпишь? Удрал бы давно от него.

— Куда мне бежать? — пожал плечами Кадыркул. — Некуда. Никого у меня нет…

— У меня тоже ни отца, ни матери, — сказал Болатбек. — А если б так со мной обращались, клянусь, убежал бы куда глаза глядят!

Кадыркул покачал головой.

— Это говорить легко…

— Не веришь? Я даже к твоему дяде ходил за тебя заступаться…

— Ну да? И что ему сказал?

— Чтобы не смел тебя бить. Не имеет права…

— А он что?

— Ничего… Выгнал. Ругался…

— А не бил?

— Попробовал бы!

— Да, — с завистью вздохнул Кадыркул. — Потому что за тебя есть кому заступиться. Дед и бабушка здесь…

— У меня еще старший брат есть. Посильней твоего Каражана. И сестра старшая. А у нее муж — Мусирали… Его здесь все знают. Тоже сильный… Он мне вместо отца.

Но тут Болатбек спохватился. Чего он расхвастался, в самом деле? Перед кем? Перед несчастным пареньком, у которого действительно никого близкого нет на свете?

— Послушай, — сказал Болатбек, — отчего он с тобой так? Ведь все-таки дядя, не чужой…

— Какой он мне дядя? Брат моей мачехи… Когда она и мой отец заболели и умерли, Каражан весь наш скот продал, а деньги себе взял… Думаешь, он такой бедный?

— Богатый в пастухи не пойдет.

Кадыркул рассмеялся.

— Э, для отвода глаз скот пасет. Я-то знаю. У самого денег, наверно, целая куча. И сбруя серебряная… Ковров не перечтешь… Все попрятал.

— Где же он прячет?

— Где? А…

Кадыркул запнулся, испуганно поглядел по сторонам и сказал почти шепотом:

— Нет… Этого я не скажу… Не могу… Если узнает, сразу убьет меня… Да и нехорошо…

Болатбек не стал выспрашивать, хотя очень хотелось узнать, куда богачи прячут свои сокровища. В книжках он об этом ничего не читал. Да и книг, по правде говоря, прочитал еще совсем мало.

И он стал говорить о другом.

— Я в этом году третий класс окончил, — сказал он. — В четвертый перешел. А ты в каком?

— Ни в каком, — сказал Кадыркул смущенно. — Я не учусь. Каражан не отпускает.

— А сам-то хочешь учиться?

— Конечно. Только не для таких, как я, эта школа.

— Я помогу. Клянусь!

— Как тут поможешь? Ничего ты не сделаешь.

— А вот сделаю! Пойду к нашему учителю, к Сай-масаю. Знаешь его?.. Он хороший человек. Сразу запишет тебя в школу и вызовет. Сам с тобой говорить будет.

— Мне Каражан ни с кем не велит разговаривать. Если до него дойдет, не знаю, что он со мной сделает.

— Да не бойся! Что ты всего боишься? Учитель — большой человек. Как вон та гора… Его все уважают. Не пойму, почему он сам тебя до сих пор не вызвал? Как других ребят…

— Откуда я знаю… А ты правда поговоришь с ним?

— Честное пионерское. Я ведь пионер.

— А что это такое?

Болатбек удивился: не знать таких вещей! Это уж действительно… Но ему пришлось немного подумать, прежде чем ответить.

— …Пионер — это… ну… джигит, понимаешь? Не совсем еще джигит, но обязательно будет джигитом. А сейчас готовится к этому… Как всадники перед тем, как на кокпар [13] выйти… Пионеры должны быть, как джигиты — храбрые, честные и верные друзья к тому же… Хочешь быть моим другом?

— Хочу, — сказал Кадыркул, ни на секунду не задумываясь.

— Тогда снимай чапан! — приказал Болатбек и начал стаскивать свою рубашку.

Кадыркул, не удивляясь и не спрашивая, последовал его примеру: он ведь прекрасно знал, что, когда люди клянутся в дружбе и верности, они должны прикоснуться друг к другу грудью.

8

Абишбай вошел в юрту, присел у входа, снял с головы потрепанный треухий тымак. Видно было, что старику жарко, что он устал и очень огорчен чем-то.

Он заговорил, как это часто с ним бывало, ни к кому не обращаясь:

— Еще вчера обещал прийти и не идет… И сегодня тоже… Хожу, хожу за ним, а он никак… О Аллах, помоги ей выбраться из плена болезней! Протяни руку милосердия… Я ведь могу обратить к тебе только пустые мои слова, а настоящих молитв не знаю. Тот же, кто знает, не приходит уже второй день… Что же делать, научи меня?..

Болатбек понимал, конечно, отчего Абишбай так расстроен. Догадывался и о ком говорит.

Уже несколько дней бабушка Аккыз не вставала с постели. С каждым часом ей становилось все хуже.

Быстро пришло в запустение хозяйство, в юрте стало неуютно, уныло. А как было хорошо и приятно, когда она хлопотала у домашнего очага! Казалось, не торопится, но все, решительно все успевала сделать, везде навести порядок.

— Бабушка, — тихо позвал Болатбек.

— Что, мой жеребенок? — слабым голосом откликнулась она.

— Как себя чувствуешь? Сегодня лучше, правда?

— Оллай, истинная правда, мое солнышко.

Аккыз знала, что говорит неправду, что лучше ей не становится — болезнь делает свое черное дело, но очень уж не хотелось огорчать внука.

— Идет! — громко крикнул от входа Абишбай. — Слава Аллаху! Да отодвинет он черную тучу беды!..