Хромоножка и другие: повесть и рассказы для детей - Александр Станиславович Малиновский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Но тогда был Цыган с его клыками, а у меня другое…
Пройдёт!»
Так думала она, пытаясь сдвинуться с места с помощью правой передней ноги. Левая пришлась ей в помощь. Если б она была ещё и нормальной.
Глава 12. Долгожданная встреча
…Мура выползла из сарая, когда уже стемнело. Ей надо было пересечь сначала двор, а потом и улицу. Она решилась… Пока лежала в сарае, она сильно ослабла. У неё начались чихание и кашель. Мура не помнила, были ли рядом с ней другие кошки, но, похоже, что она заразилась. Общая слабость дополнилась клейкими выделениями из носа. Слизистые ткани её глаз припухли. Глаза слезились. Ей трудно было дышать. Лежать бы спокойно и недвижимо с её параличом ног, а она задумала такое…
* * *Старшина Андрей Большаков прибыл домой накануне вечером. Сопровождая груз, проездом вырвался к своим.
– Я так хотел увидеть Муру, – говорил он задумчиво.
Перед убытием Большак решил постричь обоих своих сыновей. Он уже проделал это и теперь присел с ножницами в руках в центре двора на освободившийся приземистый табурет.
Валька рядом вытряхивал волосы из-под ворота куртки. Миня примеривал отцовскую пилотку на свою наголо постриженную голову.
Вышла нетвёрдой походкой на крыльцо с кружкой воды Анна. Удивилась тихо: «Ноябрь, а светло и вёдро как!» И осеклась.
Все сразу увидели Муру. Она вползала в открытую калитку.
Ни признака страдания, ни тени испуга не было в её облике. Просветлённый взгляд Муры устремлён на Большака.
Их взгляды встретились. И он невольно замер, всё такой же большой и спокойный. Только на сухощавом, сильно обветренном лице появились жёсткие чёрные усы.
Никто не шелохнулся. Двигалась одна Мура. Она подползла к сидящему Большаку и ткнулась носом в огромные его пыльные сапоги.
Будто очнувшись, Большак ладонью слегка погладил Муру по голове:
– Кто же тебя так, а? Я возьму тебя с собой.
– Куда? На фронт! Андрей, разве можно? – мерцая ожившими глазами в дверном проёме выдохнула Анна.
– Во второй роте кутёнок прибился. А у нас будет Мура. Я вылечу её. На фронте некогда болеть! Все хвори отлетают.
Мура слушала родной голос и ей было отрадно.
Последнее, что она почувствовала: это прикосновение рук Большака к её левой кривоватой ноге. Он не забыл её беды… Голос у него стал на войне глуховатым, а руки остались такими же, как раньше, большими и бережными.
Сильная боль внезапно пронзила её висок. Мура ткнулась ещё глубже между носками сапог Большака.
Он заметил это её движение. Сказал сдержанно, очевидно, полагая наговориться потом, в дальней совместной их дороге:
– Как же ты? Видать, натерпелась. Преданная до смерти!..
…Мура уже не слышала этих его слов. Тельце её, ставшее за последние дни больным и тщедушным, судорожно дёрнулось и затихло.
Жизнь Муры, незаметная и, как все другие на земле, неповторимая – истаяла…
* * *До самого конца войны в доме на улице Прибрежной не было кошки. И только вернувшийся с фронта поседевший Большак привёз с собой подобранного где-то в дороге котёнка. Такого, как Мура. Белого и с голубыми глазами… Но это уже другая жизнь, другая история…
Одиннадцать и одна
Худая рыжая дворняга прибилась ко двору пастуха Володи Кузовкова ещё в начале лета. Её не гнали. Придёт – уйдёт…
Двор пастуха полон всякой мелкой живности. Да ещё скотина, да три собаки, как она, дворняги. Не заскучаешь.
С собаками она быстро подружилась. Добрый большой пёс Верный приноровился себе в удовольствие вылавливать у неё блох. Так и толкался около неё.
С хозяином двора Володей у неё сложились свои отношения. Еду она от него принимала, а гладить не давалась. Отойдёт, хромая, в сторонку. Ляжет на землю и глядит пристально снизу вверх на него умными глазами. Будто что сказать хочет, да не решается.
– Кто-то её, видно, сильно обидел, вот и не подпускает к себе, – говорил хозяин про собаку, словно извиняясь за неё, – ничего, обмякнет у нас…
Он стал называть её Найдой.
Пытался посмотреть её правую заднюю хромую ногу, а собака не далась. «Ладно, и это на потом оставим, – покладисто согласился пастух. – Не было б только какого заражения».
А тут Найда пропала. И надолго. Обнаружил пастух её случайно в дупле огромной осиновой раскоряжины, когда пас коров в луговине. И не одну, а с одиннадцатью рыжими, как она, щенками. Получалось, что ушла она со двора туда, где потише. Обдумала заранее.
«Вольному воля, – только и сказал он ей в первый день, – коль тебе здесь удобнее. В этом дупле и от дождя, и от чужих глаз – в самый раз укрыться».
Он стал приносить ей еду.
Когда коровы, сбившись в самую жару в кучку под огромными дубами на вытоптанной площадке отдыхали, он подходил к дружному семейству Найды. Проверял, всё ли нормально. Говорил, то ли осуждая, то ли одобряя: «Самостоятельная ты, Найда, однако. И рисковая».
Всё бы ничего, да на единственной дороге в эту луговину какие-то городские сноровистые ребята закопали мешавший проезду земляной ров. И повалил народ сюда на машинах. Палатки и тут, и там. Шашлыки, дым коромыслом. И над всем этим неумолкаемая весь день громкая музыка.
«Ещё бы, место теперь самое то: справа Волга, слева огромная протока – находка для тех, кому делать нечего, – говорил Кузовков. – Надо что-то делать с дорогой».
Утром под дубом с большой сухой вершиной он наткнулся на убитую цаплю. Найда видела, как пастух закапывал останки большой серой птицы под скрипучей лесиной.
…Она стала сама не своя. Пастух успокаивал её:
– Скоро похолодает и столько народу здесь не будет.
Глупая, зачем убежала со двора?
Она слушала его и понимала разговор по-своему. В один день, вернее вечер, в сумерках, переселилась со щенками к нему во двор.
Конечно, во дворе потише. Но тоже хватает всякого.
И на глазах у всех. Она попробовала решить эту проблему. Между банькой и кучей дров нашла узкий проход и там, в дровах, устроилась со своим выводком.
Пришло время, когда подросшие щенки начали разгуливать по двору. Весь двор от них рыжий.
Вместе со всей скотиной хозяина, собаками его, получался целый зоопарк. Хозяину порой уж и самому не протиснуться куда надо. Иногда кутята высыпали со двора на улицу на зелёную траву-мураву. Рыжее на зелёном – это здорово! Прохожие, особенно ребятишки, не могли пройти мимо не остановившись. Начинали с ними играть.
Нюра – жена пастуха Володи – не выдержала:
– Убери ты эту свору, надоело!
– Куда ж я её дену? – слабо возражал Кузовков.
– Куда? На Кудыкину гору! В мешок да в Пашкину рытвину. Ликвидируй! Все-то как делают? Им клички даже не дашь! Все одинаковые. Не различишь, – зачем-то добавила она.
Хозяин молча
