Дьявольский вальс - Джонатан Келлерман

– Она и раньше была медсестрой Кэсси?

– Несколько раз – почти с самого начала. У них с Синди хорошие взаимоотношения, да и Кэсси это, кажется, нравится. Когда девочку кладут в стационар, то они просят назначить ведущей сестрой именно ее.

– Кажется, она чувствует себя так, будто Кэсси принадлежит ей одной.

– Да, Вики склонна слишком глубоко вмешиваться в дела, но я всегда смотрела на это положительно. Семьям она нравится, поскольку является одной из наиболее обязательных сестер, с какими я работала. Учитывая состояние современной морали, преданность делу – вещь, встречающаяся теперь крайне редко.

– Распространяется ли ее преданность делу на домашние визиты?

– Насколько мне известно, нет. В самом начале мы пару раз посетили их вместе с одним из врачей, чтобы установить контролирующие сон мониторы. – Стефани вдруг закрыла рот рукой. – Не хочешь же ты сказать, что Вики имеет какое-то отношение к...

– Я ничего не хочу сказать, – возразил я, размышляя, не делаю ли этого на самом деле, ведь Боттомли задела мое самолюбие. – Просто высказываю некоторые соображения.

– Гм... да, это, конечно, в некотором роде идея. Медсестра – Мюнхгаузен? И медицинское образование, на мой взгляд, как раз подходит.

– Такие случаи имели место, – подтвердил я. – Сестры и врачи хотели привлечь к себе внимание, и обычно у них действительно очень развиты собственнические инстинкты. Но если проблемы Кэсси всегда возникали дома и исчезали в больнице, то Вики исключается. Если только она не является частым гостем в доме Джонсов.

– Нет. По крайней мере, насколько мне известно, это не так. Нет, конечно, не так – я бы знала, если бы она бывала у них.

Стефани выглядела неуверенной, подавленной. Я понял, скольких сил стоит ей эта история.

– Хотелось бы знать, почему она так враждебна по отношению ко мне, – проговорил я. – Не из-за личных обид, это важно для развития отношений с семьей. Если Вики и мать так хорошо относятся друг к другу и я не нравлюсь Вики, это может повредить моей консультации.

– Резонно... Не знаю, что на нее нашло.

– Насколько я понимаю, ты не обсуждала с ней свои подозрения, касающиеся Синди?

– Нет. Ты – первый, с кем я по-настоящему заговорила об этом. Именно поэтому я объяснила ей мой запрет на лекарства тем, что опасаюсь реакции на них. По той же причине я попросила Синди не приносить из дома ничего съестного. Вики и сестры из других смен должны записывать, что ест Кэсси. – Стефани нахмурилась. – Конечно, если Вики берет на себя лишнее, она может и не следовать этим правилам. Хочешь, чтобы я ее перевела? Руководство сестринского персонала устроит мне скандал, но я надеюсь довольно быстро все уладить.

– Только не из-за меня. Давай оставим на некоторое время все как есть.

Мы зашли за пост, Стефани взяла историю болезни и вновь стала изучать ее.

– Все как будто бы в порядке, – наконец проговорила она. – Но тем не менее придется с ней поговорить.

– Дай-ка мне посмотреть, – попросил я.

Она протянула мне медицинскую карту. Знакомый аккуратный почерк и подробные записи. Я на некоторое время задержался на истории семьи.

– Нет описания бабки и деда с материнской стороны?

Стефани покачала головой.

– Синди рано потеряла родителей. Чип тоже, будучи подростком, потерял мать. Единственный ныне здравствующий родитель – Старый Чак.

– А часто он поднимается сюда?

– Время от времени. Он человек занятой.

Я продолжал читать:

– Синди только двадцать шесть лет... Может быть, Вики в ее глазах вроде матери?

– Может быть, – согласилась Стефани. – Как бы то ни было, я буду держать ее на коротком поводке.

– Не слишком нажимай на нее сейчас, Стеф. Я не хочу, чтобы Вики... или Синди... подумали, что это из-за меня. Дай мне возможность поближе узнать Вики. Она может превратиться в союзника.

– О'кей. Проблемы человеческих отношений – это твоя область. Но дай мне знать, если с ней по-прежнему будут трудности. Не хочу, чтобы хоть что-нибудь стояло на пути к разрешению этой проблемы.

Комната была завалена мягкими зверюшками, они были повсюду – на подоконнике, тумбочке, подносе для завтрака, телевизоре. Раскрашенная во все цвета радуги приветливая зубастая компания.

Сетка на кроватке была опущена. В постельке спал прелестный ребенок – крошечный комочек, чуть видный под одеялом.

Личико совершенной формы повернуто в сторону; ротик, похожий на бутон розы, слегка раскрыт. Нежная белая кожа, полные щечки, крошечный носик. Струящиеся по плечам шелковистые, прямые, черные волосы. Челка увлажнилась и прилипла ко лбу. Над краем одеяла виден круглый кружевной воротничок. Одна ручка спрятана, а другая, пухленькая, с ямочками, сжимает одеяло. Большой пальчик размером с фасолину.

У окна разложенный для сна диван-кровать, застеленный аккуратно, по-военному – заправленные углы, подушка гладкая, как скорлупа яйца. Цветастая виниловая сумка для ночных принадлежностей стоит на полу около пустого подноса для еды.

На краешке матраса, скрестив ноги и читая «ТВ-гид», сидела молодая женщина. Завидев нас, она отложила журнал и поднялась.

Ростом в пять футов пять дюймов, подтянутая фигура со слегка удлиненной талией. Такие же блестящие темные волосы, как и у дочери, разделены посередине на пробор и свободно заплетены в толстую косу, достающую почти до талии. Та же форма лица, что и у Кэсси, только по-взрослому строже и вытянутее, почти правильный овал. Красивый нос – прямой, широкий, ненакрашенный рот, яркие от природы губы. Большие карие, покрасневшие глаза.

Никакой косметики, чистое, ухоженное лицо. Женщина, похожая на девочку. Двадцать шесть лет, но она свободно может сойти за студентку.

От кровати донесся легкий шорох. Кэсси вздохнула. Все мы взглянули на девочку. Ее веки остались закрытыми, но затрепетали. Под кожей были видны ниточки голубых жилок. Ребенок перевернулся спиной к нам.

Я невольно сравнил ее с фарфоровой куклой.

Со всех сторон нам усмехались плюшевые зверюшки.

Синди Джонс взглянула на дочь, нагнулась над ней и убрала волосики с глаз ребенка.

Вновь повернувшись к нам, быстро провела руками по своей одежде, будто отыскивая незастегнутые пуговицы. Одежда была простой – клетчатая хлопчатобумажная рубашка навыпуск поверх вылинявших джинсов, босоножки на среднем каблуке. Дешевенькие часы в розовом пластиковом корпусе. Совсем не то, что я ожидал от женщины из общества и невестки такой важной персоны.

– Ну что ж, – прошептала Стефани, – кажется, мы хорошенько вздремнули. А вы хоть немного поспали, Синди?

– Немножко.

Тихий, приятный голос. Ей не было необходимости говорить шепотом.

– Наши матрасы имеют привычку сползать, так ведь?

– Все хорошо, доктор Ивз. – Ее улыбка была усталой. – Кэсси спала прекрасно. Она проснулась один раз около пяти. Ее просто нужно было приласкать. Я держала ее на руках, пела ей, и она заснула вновь около семи. Наверное, именно поэтому она все еще спит.

– Вики сказала, что у нее болела головка.

– Да, когда она проснулась. Вики дала ей немного жидкого тайленола, и, кажется, это подействовало.

– Именно тайленол и следовало дать, Синди. Но в будущем все лекарства – даже самые безвредные – должны быть назначены мной. Просто ради осторожности.

Карие глаза широко раскрылись.

– О, конечно. Извините.

Стефани улыбнулась:

– Ничего страшного. Просто приходится быть осторожной. Синди, это доктор Делавэр. Тот самый психолог, о котором мы говорили.

– Здравствуйте, доктор Делавэр.

– Здравствуйте, миссис Джонс.

– Синди. – Она протянула узкую руку и застенчиво улыбнулась. Эта женщина внушает симпатию. Я знал, что моя работа не будет легкой.

– Как я уже вам говорила, – начала Стефани, – доктор Делавэр – специалист по детским страхам. Если кто и может помочь Кэсси справиться с беспокойством, то только он. Он бы хотел поговорить с вами прямо сейчас, если это вас устраивает.

– О... конечно. Разумеется. – Синди с обеспокоенным видом прикоснулась к косе.

– Великолепно, – продолжала Стефани. – Если я вам не нужна, то покину вас.

– Пока вроде бы нет, доктор Ивз. Я, правда, думала... может быть, вы сообщите мне что-нибудь?..

– Пока ничего, Синди. Вчерашняя электроэнцефалограмма была абсолютно нормальной. Но как мы с вами уже говорили, у детей такого возраста это не всегда окончательно. Сестры не записали в карту ничего напоминающего припадки. А вы что-нибудь заметили?

– Нет... ничего особенного.

– Ничего особенного? – Стефани подошла ближе. Она была всего на дюйм выше Синди, но выглядела значительно крупнее.

Синди Джонс на секунду прикусила верхнюю губу.

– Так, ничего... это, может быть, неважно.

– Ну, Синди, говорите мне все, даже если вы считаете, что это не имеет никакого отношения к Кэсси.

– Хорошо, но я уверена, что это пустяки. Но временами мне кажется, что она уходит в себя – перестает слушать, когда я разговариваю с ней. Знаете, устремляет взор в пространство – как будто это легкая форма эпилептического припадка. Я уверена, в этом ничего страшного нет, просто я обнаруживаю какие-то симптомы, потому что ищу их.