Дилижансом, дирижаблем - Степан Кулик

Урядник решил отпустить. Еще разок кинул руку к фуражке, очень легко, как на свой возраст, запрыгнул в седло и неторопливой рысью удалился. Оставив Дмитрия посреди дороги… В полнейшем недоумении.

– Мать моя женщина? – только несколькими минутами позже, когда силуэт всадника уменьшился до размеров сигаретной пачки, очнулся Базилюк. – Я не понял? Тут кино снимают или веселится «Скрытая камера»? Так скажите уже, куда улыбаться и приветы передавать? Эй, меня кто-нибудь слышит?…

Часть первая

ДИЛИЖАНС

Глава первая

– Барин! Скорее! Людоеда поймали!

Молоденькая горничная, простоволосая и растрепанная, в одной только исподней рубахе, да и той – мокрой, словно девку окатили из ведра, сломя голову неслась по саду и вопила, как на пожаре:

– Ох, ты ж, Боже ж мой! Александр Даниилович! Ваше сиятельство! На помощь! Скорее!

В той стороне, откуда она бежала, слышались возбужденные мужские голоса… Орущие что-то невнятное, но скорее азартное нежели воинственное. Поскольку просто матушка поминалась чаще чем Богородица…

Короткая августовская ночь ушла, так и не успев принести прохладу. Не оросив, потрескавшуюся, как пятки крестьян, землю даже скупой росой. И разогретый воздух дрожал над степью, словно пар над закипающем на огне котелком. Настолько насыщенный горьким ароматом ковыля и полыни, будто кто-то и в самом деле варил на всю округу чай или какой иной лечебный настой из степных трав.

А еще сказывают, мол, по Петру и по теплу… Ага, счас. От самого Иванова дня невыносимая жара стоит… В озерах и запрудах вода, как парное молоко. Еще немного и на удочку вареная рыба клевать станет.

Мужики, навострившиеся спозаранку выкосить лужок, что на Щучьей пойме, даже два захода пройти не сдюжили. Упарились… Побросали косы да и полезли всей гурьбой в реку с неводом, найдя себе оправдание в том, что пора наконец изловить того проклятущего сома, который повадился господских гусей жрать. Цельное лето спасу от него нет. Дюжины, а то и более птичницы досчитаться не могут.

И бабы, опять-таки, втемяшили себе в головы, что пропавшего на днях подпаска Фильку тоже окаянная рыбина утащила. Потому как малой сам никак утонуть не мог. Водоворота на реке нет, а плавать в Вишенках – родовом имении князей Катакази, раскинувшемся над самим Дунаем – всякий малец учится раньше чем ходить.

Правда или нет, как узнать, пока сом не пойман и брюхо не вспорото? Но, чем каждый божий вечер выслушивать бабьи упреки, уж лучше один раз от барина по шеям получить. Да и то – траву без росы косить, что проволоку резать. Только чубы греть и косы тупить. Вот и решили всем миром, что стоит рискнуть. А если свезет и быстро управятся, так может и не узнает князь о самовольстве.

Правда, молодой барин тоже с петухами горазд вскакивать, несмотря, что из столицы пожаловал. Одно слово – офицер. Но к реке Александр Даниилович не торопится по утру… У колодца плещется. Говорит, мол, вода в реке мутная и зубы в ней чистить неприятно. Песок на зубах скрипит. Может, и верно? У кого какие зубы. Барину малая песчинка мешает, а из щербатого мужицкого рта и горошина незаметно выскользнуть способна.

Окромя того, слыхали девки, как сказывал Александр Даниилович денщику, чтобы тот зачерпывал ведром поглубже, где студенее. Ох, чудит барин… Ну, да их светлости многое можно, а еще больше дозволено.

Бабы-дуры хихикают, а мужики, особенно из тех, кто на армейскую службу призывался, относятся с пониманием. Молодой князь не просто офицер, а поручик гвардейского полка броневозов! О как! Небось не всякий осмелится внутрь железного зверя влезть. К самобеглой коляске, что на подворье стоит, и то подойти боязно. Особенно, когда она дымить и паром попыхивать начинает.

Одним только карлам все механизмы нипочем. Так у них и ума, как у курицы. Те, кстати, тоже паромобиля не боятся. Однажды, какая-то пеструшка даже яйцо на заднем сидении снести изловчилась. Когда барин на несколько дней на острова охотиться подался. А без него к самоходу никто и не суется. Мужикам оно без надобности, а карлы в жизни ничего не сделают, пока от барина или управителя распоряжения не получат. Завернутся с головой в халат и будут где-нибудь в кустах дрыхнуть день-деньской. Хоть зной, хоть стужа. Обед, пока не позовешь, и тот проспать горазды…

Этим утром молодой князь тоже поднялся ни свет ни заря. Только-только петухи горло пробовали…

Вчера вечером Александр прогнал с сеновала, застилавшую ему постель Дуняшу. Разбитная девка была не прочь задержаться, но на барина ни с того, ни с сего накатила хандра, и все стало казаться куда тоскливее и непригляднее, чем на самом деле. Даже премиленькая девица, которую причесать, приодеть и не стыдно в свет вывести, ничего окромя глухого раздражения не вызывала.

Казалось бы, чего горевать? Радоваться должен. Не упади отец в ноги Государю, не миновать бы поручику арестантских рот.

Ох, и лютовал Александр IV. Ведь только намедни, произносил Император речь на именинах брата Великого князя Михайла, в которой пожурил офицеров за излишнее пристрастие к дуэлям.

Нет, не запретил. Как можно запретить дворянам защищать свою честь? Всего лишь попенял, что офицеры слишком часто хватаются за пистолеты и шпаги по совершенно пустячному поводу… Который можно бы решить и более цивилизованным способом. Но ведь слово Государя, даже оброненное вскользь – равносильно приказу. А тут, уже на следующий день, прямое неповиновение.

Хорошо хоть выжил наглый купчишка. Повезло… Обоим. Купчишка отделался легким испугом. А излишне вспыльчивому поручику гвардии было высочайше рекомендовано отдохнуть. В родовом имении. И благодарить отца, который верой и правдой столько лет служит России и своему Императору.

Вообще-то, Александр IV, узнав что обошлось без смертоубийства, да и причину дуэли признав уважительной, к концу разноса значительно успокоился и вполне готов был вынести не слишком строгий вердикт. К тому же, Император слыл весьма суеверным и подсознательно благоволил к тезкам… Но горячая кровь Катакази, унаследованная от соплеменников Гомера, сыграла с молодым князем роковую роль.

Услышав о ссылке, поручик не сдержался и горестно воскликнул:

– В эту дыру?! Надолго?…

И услышал незамедлительный ответ.

– Пока не остынешь…

Вряд ли Государь подразумевал нечто большее, чем сказал. Но история знает немало примеров, когда добродушные шутки повелителей исполнялись ретивыми слугами всерьез. И совсем не шутейно!.. А у фразы: «пока не остынешь» – имеется весьма мрачный подтекст.

Больше трех месяцев миновало с того рокового дня, – а за весь срок ни единого уведомления или письма. Ни от друзей, ни от подруг, ни даже от кредиторов, коих у всякого уважающего себя дворянина и гвардейского офицера имеется не меньше дюжины. Словно молодой князь в самом деле скоропостижно скончался. Только жалование исправно перечислялось казначейством.

Нет, все же зря девку прогнал… Разогнал бы кровь и спал безмятежно. А так – промаялся до самого утра, терзая душу воспоминаниями о службе в столице, о высшем свете и сокрушаясь о загубленной молодости. Ломая голову, пытаясь сообразить: каким образом исправить случившееся? Чем вернуть себе высочайшее расположение и завоевать прощение Императора? Но, ничего путного итак и не придумал.

В общем, та еще ночка выдалась… Даже умывание ледяной, колодезной водой не принесло бодрости. Поэтому, чтобы успокоить нервы и обрести душевное равновесие князь прибег к проверенному годами способу: принялся чистить наган.

Конечно же, личное оружие и без напоминаний содержалось денщиком Сенькой в идеальном порядке, но когда сам разбираешь на части смертоносную машинку, а потом собираешь ее обратно – смысл бытия приобретает другой оттенок. Жизнь, вдруг, начинает радовать самыми незамысловатыми удовольствиями. Вернее, всего лишь тем, что она у тебя еще есть…

Выщелкнул барабан. Отсоединил нагнетающую камеру. Продул воздуховод. Проверил сопротивление пружины, плавно ли ходит спусковой крючок. Потом собрал и неспешно зарядил.

Взведя курок, тем самым поднимая давление в камере до рабочего, князь огляделся и навел револьвер на ворона, чистившего перья на соседней яблоне. Но, мудрая птица, едва лишь человек шевельнул дулом, тут же камнем упала вниз и раскрыла крылья почти у самой земли. Миг, и ворон исчез в глубине сада, словно и не было его здесь. Впрочем, чему удивляться, оказался бы менее расторопным, не жил бы триста лет.

Александр вздохнул, – тратить боеприпас впустую, на расстрел деревьев не позволяла армейская рачительность, – стравил давление в зарядной камере и повернул барабан пустой ячейкой напротив курка. Вообще-то еще не было случая, чтобы «сдутый» револьвер самопроизвольно выстрелил, но лишняя предосторожность никому не помешает. Да и положено…