Броневой - Илья Тё

– Когда бой?

– Через четыре дня.

– То есть мы на третий должны сдать?

– Ну да.

– Мало времени. Не успеем. Чисто технологически. Грунт и краска встают сутки. Грунт сутки и краска сутки.

– Ну вот как раз три дня. Уложишься.

– Еще двигатель надо менять. Невозможно.

– Так ты ему поможешь, а он тебе. Не поспите три ночки. Так и уложитесь!

Малярийкин, до этого в упор смотревший на Мешка, отвел взгляд. Будучи маленьким кривым уродом, он никогда не лез на рожон и в драку. Ведь большинство пацанов в любом возрасте были всегда крупнее и сильнее его. Однако когда начинали хамить, на Маляра медленно накатывало бешенство. Впрочем, он с ним боролся. Ведь когда бешенство вырывалось наружу, его всегда били. Без вариантов. Рост, млять. Физические данные. Такого, чтобы бил он, – не было никогда. Во всяком случае, до того, как он взял в руки монтировку. А потом обрез.

– Исключено, – отрезал Маляр, глядя в пол. – Не надо давить, пацаны. Художка – дело тонкое. Надавите – мы и правда сделаем. Вот только будет ли лучше? Не будет. Это творческая работа. Отвечаю.

Неожиданно Малярийкину помог сам Юнга.

– В натуре, че мудрить-то? Вы что? Потерпим лишний день. Не надо бомбить, ребят. Все хорошо!

Веник с Мешком покумекали, помолчали.

– Ладно, – согласился наконец ворононосец, – неделя, и не суткой меньше.

Он ткнул толстым сосискообразным пальцем Маляру в грудь.

– А за сроки, красавец, и правда ответишь. Лично. Понял?!

Маляр понял.

На том и разошлись.

Когда байкеры укатили, Калмыш вернулся в ангар довольный, со ртом до ушей. Посмотрел на мутного Малярийкина, ткнул его кулаком в грудину.

– Ты че кислый такой, братюнь? Поперло же! Клиенты, заказы! А деньжища какие пообещали! Ты че борзеть-то с ними начал? Не так-то много у тебя работы с этой росписью. Ты их штампуешь, как свой автограф. В чем проблема, братюнь?!

Маляр шмыгнул носом.

– Ты это, че там с движкой? Не жалко продавать-то? Столько возился.

– Я ж ее на бабло меняю, братюнь. Еще одну куплю! В этом мире всего полно, тока денег мало!

Малярийкин скривился.

– Ладно, – сказал он, – делай что хочешь, только меня к своей высокой финансовой философии не приобщай, лады? И знаешь… осторожней бы ты с ними. Бандюки, знаешь, они всегда бандитами остаются.

– Да все нормально будет, братюнь.

– Слышь, нормалист, расскажи мне лучше про Юнгу. Кто это? И вправду танкист-чемпион? Тебя вообще не напрягает, что к нам в сарай первые лица Сибири зачастили? Как к себе домой. Уже третий.

Маляр обычно не курил, но тут вдруг что-то потянуло. Тем более в заначке от одного из клиентов сохранился настоящий, еще довоенный америкосовский «Кэмэл». Не из турецкого табака, который и сейчас попадался в продаже. А оригинальный, так сказать, «мэйд ин ю-эс-эй». Виргиния, сука, блендед.

Достав пачку из кармана куртки, он воздел ее ввысь, чтобы напарник мог опознать уникальный предмет и дабы, соответственно, в напарнике проснулось неистовое желание. Потом достал по сигаретке, протянул Калмышу. Затянулись.

– Да че рассказывать? – начал товарищ, пропуская вопрос о «первых лицах» мимо ушей. – Юнга, конечно, не чемпион, но подающий надежды. Сильно, понимаешь, подающий. Появился в «КТО» год назад. Победа за победой. Бабла в него, братан, влили чехи немерено. С разбегу сиганул в премьер-лигу «КТО», а оттуда пулей ворвался в вышку. Вот теперь даже с Шапроном тягаться хочет. В топ «Двадцать лучших танкистов» недавно вошел. Бой на Скайбоксе через четыре дня топовый будет. Крутяк весь участвует. Тотализаторы уже столько ставок набрали, что на год бы хватило всему городу. На Юнгу и Шапрона в основном ставят. Один к семи, правда. Но это уже хорошо. Это значит, что на малого уже надеются. Это люто. Крепчает парнишка на глазах. Злой как сволочь, не смотри, что глазки у него детские и зеленые. В общем, надежда. Возможно, и правда, будущий чемпион.

Маляр хмыкнул.

– Что-то здесь не то.

– А что?

– А все.

– Ты конкретно скажи.

– Да Юнга этот твой хваленый. Какой он, на хрен, злой? Он же ребенок почти. Не похож он на чемпиона. Я не спорю, Юнга, возможно, молодец, но… Но вот про глазки, кстати. Глаза у него в натуре, братюнь, детские, наивные. Взгляд добрый, сука, щенячий. Как с такими глазками он на Шапрона попрет? Мне кажется, мутят они что-то.

– Кто мутит?

– Чехи. Чехи с этим твоим Юнгой. А Шапрон… А Шапрон, кстати, с нами что-то мутит. Не верю я, что он из светлых побуждений нас поднимает.

– Подожди, а что не так? Вон клиентов нам привел бесплатно. Богатых.

– Ага. Деньги только у них кровавенькие, братюнь. Как бы отмывать не пришлось.

– И давно ты стал таким привередливым? Мы ведь и раньше с тобой на бандюков работали. И на отморозков. И на шакалов всяких поганых. Вон сколько байков ублюдкам-хедхантерам перелопатили. Помню, не гнушался ты кровушку с ливером с кузовщины отмывать.

– Чехи – другой уровень, братюнь. Это не одиночки-хедхантеры. Это почти официальная власть в северо-западном дистрикте. Прикинь, если не устроит их моя или твоя работа. Вот просто не устроит, и все. Тупо. А завтра у Юнги игра. И они тебе пику к горлу. Че делать будешь?

Напарник думал над ответом недолго.

– Шапрон поможет.

Маляр рассеянно почесал затылок, поражаясь наивности приятеля.

– Шапрон-то? Ну, этот-то да.

Помощь

Байк выглядел потрясающе. Маляр выложился. Фиолетово-черная машина, покрытая рунической вязью, блистала отраженным электрическим светом, словно граненый алмаз. На бронированном переднем щитке красовалась хамоватая башка дохлой кошки с цыгаркой в зубах (кстати, с «Кэмэлом»). Блеск! Как говорится, во всей бандитской красе собственный бандерлогский брэнд.

После секундной паузы, заполнившей воздух, после того как Малярийкин сдернул тент, скрывавший его шедевральное произведение, чехи дружно заухали, не сдерживая восторг.

«Довольны, вражьи дети», – отметил мрачно Маляр.

Вперед вышел Юнга.

Неспешным, размеренным шагом он подошел к великолепному байку, погладил кожу, дотронулся до металла. Сел. Покрутил перчатками-беспальцовками по рогам и манетке.

– Молодцы, – выдал единственный комментарий.

Поблагодарил мастеров. Рассчитался. Свалил. Малярийкин только и успел помахать рукой пыльному столбу на дороге…

Байк в натуре вышел зачетный. Причем внешний вид – уникальная гангстерская графика, исторгнутая из себя Малярийкиным, словно рассвет в Севастопольской гавани, исторгнутый когда-то на полотно Айвазовским, – была только внешним фасадом реального чуда, переданного в тот день во владение Юнге.

Акватиновый двигатель, маленький, но могучий, превращал стального коня будущего чемпиона «КТО» в нечто ужасающее и грозное. Сила, способная поднять в воздух «Боинг» или провести через океан ледокол, ныне несла единственного «Харлея». Приделай к нему крылья – взлетит!

Деньгами рассчитались сполна. Таких щедрот Маляр и Калмыш давно не загребали. Сумма, к удивлению Маляра, оказалась значительно больше той, что он предполагал. Калмыш объяснил – это дали за дополнительные навороты к двигателю и бортовому компьютеру. Силовой агрегат распределял мощность почти на все рабочие системы байка – на усилитель руля, на освещение и звуковую сигнализацию, на музыкальный комплекс, на тормоза, на бортовой компьютер, на автоматическую блокировку колес, на обзорные камеры и так далее. За «допы» отвалили почти неприлично много. Даже возникло неожиданно опасение, что бабки надо вывезти срочно в Скайбокс и кинуть в депозитарий, ибо из-за такой суммы могут дома и вальнуть. Какие-нибудь информированные отморозки.

Деньги в Скайбокс все же не повезли (могли ведь и по дороге вздрючить). Малярийкин раздал долги, отдал предоплату на поставку нового подъемника, закупил шанцевый инструмент, поехал за продуктами. На это ушел весь день. И… все это было сутки назад.

Восторг, расчет, прочие прелести. Благодарность Юнги и поздравления чехов. Закуп, привоз. Погрузки, разгрузки. На радостях в «наш-ангар» даже прикатила Ника. И даже поцеловала его, Малярийкина, в левую щеку. Это был зачет. Малярийкин, будучи здравым и трезвомыслящим, а главное, совершенно зрелым человеком (несмотря на относительно юные годы – а было ему и Калмышу всего лет по двадцать), к женщинам относился спокойно. Он знал о своей непритязательной внешности и оценивал ее так, как следовало оценивать. Кривой позвоночник, кривые руки, неправильной формы нос и рот – все это, даже при очень выразительном, уверенном и спокойном взгляде Малярийкина, не производило на женщин никакого впечатления. Вернее, производило, но совершенно обратное тому, которое пестовал Маляр в своих фантастических порноснах. Увидев Малярийкина в первый раз, девушки обычно охали и отворачивались. Возможно, полагал Малярийкин, они сдерживали рвотный рефлекс или чесотку. Потом, когда он начинал говорить (а голос у Малярийкина был под стать глазам – крайне выразительный, глубокий, спокойный, сильный, – именно такой, какой обычно ожидали в красавце Калмыше), девушки начинали с Маляром общаться. И даже проникались к нему определенным уважением. Даже преклонением, если речь заходила о графическом искусстве. Однако ни о каких плотских отношениях Малярийкин мечтать не смел. Он не был девственником – это было сложно, учитывая число кочующих по району доступных проституток и честных лядей, – однако именно своей девушки, как постоянной подруги, у него не было никогда. В мечтах, весь последний год, ее заменяла Ника. Но только в мечтах.