(не)моё чудовище (СИ) - Деметра Фрост

- Найди, Лев Маркович, найди, - довольно закряхтел старик, - Он сегодня с утра с армейским товарищем встретился. И раз он до сих пор не вернулся, значит, их встреча затянулась.

Ага, ну да, ну да… Взвалил на свои плечи ношу - вот и тяну.

Покровский был сыном моего одного старого товарища. Пару лет товарищ коньки отбросил - влез, дурень старый, в поножовщину, вот и получил под ребро. Скончался в больнице, я едва успел к нему в московсковскую больничку. Попросил за сыном его приглядеть, оболтусом великовозрастным. Да и сдох. А я что? Не в моих привычках помогать ущербным, но ведь это друга сын. Без мамки вырос. Друг все баб водил, женат был раз пять. Да вот ни одна мачеха Димке так и не приглянулась. Вырос взбалмошным и взрывоопасным идиотом. И даже армия его не перевоспитала. Еще к бутылке пристрастился. Вот и ношусь я с ним, как наседка. Бесит, конечно. Но мужское слово - кремень. Приходится присматривать.

Дом свой я построил здесь лет 15 назад. За это время обустроился, настоящим хозяйством обзавелся. Но фактически у меня был хутор - Смирновка под документам, и чтобы добраться до Юрьева, нужно преодолеть добрых три километра через лесок или все четыре по дороге. Поселок этот мелкий. Душ - каких-то неполных полторы сотни. Два магазинчика с минимальным набором. Ларек с алкашкой да сигаретами трех-четырех видов. Редко работающий банкомат. Да подсобное хозяйство в каждом дворе. Куры там, козы, коровы. При советах еще колхоз был. И конезавод. Пастбища тут хорошие, земля плодородная. Да и виды замечательные. Вот только в упадок в 80-90-е все пришло. Вот, поднял я своими силами чуток. Но не то, чтобы сильно. Не волонтер я и не благотворительный фонд, чтобы за “спасибо” жизнью чужих мне людей заниматься. Но если уж надо - помогаю. Одним из них был местный старожил - Виталий Самойлов. Вот только недавно окочурился старик. Хороший был дед. Бодрый такой, совсем как Степаныч. И за курево меня так же ругал. У него из семьи только сын в Германии да внучка в Москве. Спрашивается - пошто старика одного оставили? У него участок большой и дом приличный. Те деньги присылали, да на кой они деду, если тут помощь нужна, руки хозяйственные. Ну, помог я пару раз Самойлову - кухню отремонтировал, из техники, из мебели кое-что поменял. Ну и когда помер старик, организовал похороны. На лапу кое-кому дал, чтобы участок не пропал, а чин по чину донесли завещание деда до наследников. В подробности я, конечно, не вдавался - кому что достанется. Сами разберутся.

До Юрьева я, как правило, добираюсь верхом. Без охраны. Без телохранителей. Это не Москва, нужен я тут только как предмет слухов для скучающего населения. Да для пары великовозрастных дам, надеющихся на сказку про Золушку и принца. Хоть из них Золушка такая же, как и принц - из меня.

Если когда я и беру машину, то без водителя. И не из элитной категории. Рабочую “Шкоду” или “Рено” - из тех, на которых ездит кто-то из обслуживающего персонала, увы, крайне необходимого для такого большого, как у меня, дома.

Поселок встречает меня своей привычной, какой-то мертвой тишиной. Пару собак лениво гавкнули, одна бредущая по обочине старушенция, признав, кивнула, вот и вся активность. Повел я коняку аккурат к магазинчику. Если Димка и правда зависает с своим армейским дружком, значит, там мне информацию и дадут, в этом местном отделении гугла. Развлечений-то в поселке мало - в местный продуктовый не сколько за хлебом идут, сколько за новостями и за слухами да этими же этим самыми слухами поделиться. Никакие шпионы не нужны.

Подойдя к приземистому недодому-недосараю из белого кирпича с подтеками под крышей, с покосившейся дверью и раскрытой насквозь проржавевшей решеткой, легко спрыгиваю с гнедого. Привязать-привязываю, но условно. Конь дрессированный, послушный, без команды никуда не пойдет. А местные не позарятся - знают меня, то бишь хозяина, и не уведут. Раз попробовали - так еще долго парни мочились кровью. Тут правила-то просты, и не всегда участкового привлекают для мелких разборок. Сами разбираются. Ну и я, собственно, тоже.

Открыв дверь, наклоняю голову - больно проем низкий. Делаю шаг и на автомате останавливаюсь, так как чувствую легкий толчок в районе пресса. Недоуменно смотрю вниз на неожиданную преграду и замечаю темно-русую голову не особо высокой девчонки, которая от удара отшатывается и чуть не падает. Но я инстинктивно выбрасываю руку, обхватываю торс в толстом свитере и дутой жилетке и удерживаю её. Мадам раздраженно вскидывает голову. Смотрит куда-то в район ключицы. Хмурится. Потом поднимает взгляд выше и выше и одновременно округляет глаза. Видимо, удивляется и шалеет от моей крупной, особенной по сравнению со своей собственной, комплекцией. А замечая мою бороду, еще и бесхитростно ужасается в довесок. Каждая эмоция читается легко и ярко. И это как глоток свежего воздуха в маленькой комнатушке без окон и дверей.

А девчонка-то незнакомая. Неместная. И очень симпатичная. Глаза голубые-голубые, ресницы и брови темные и густые, щечки круглые, а губы яркие и полные. И косметики - чуть. Незаметно даже почти. На вид - лет двадцать. Студентка? Вернулась на каникулы в родные пенаты? Так октябрь месяц - рановато для каникул. Старшеклассница? Сейчас школьницы ой как быстро взрослеют - с ходу и не поймешь, совершеннолетняя перед тобой или нет.

И кто это к нам в края залетел? Странно, но мне любопытно.

7. Вероника

Несмотря на легкий укол ужаса, хмурюсь и вскидываю голову. А потом выше. И еще. Пока наконец не натыкаюсь взглядом на широченное, бородатое и определенно уголовного типа морду.

Господи, ну и здоров мужик!

Я не сразу понимаю этого, но, инстинктивно отпрянув, во всех подробностях оглядываю представшее передо мной самое настоящее лесное чудище.

Мамочки! Кто эта зверюга?!

Метра два, не меньше. Одежда пятнистой военной расцветки только больше увеличивает фигуру толщиной, как две, а то и три меня. Грудная клетка такая, что и двумя руками, кажется, не обхватить, а разворот плеч широкий, как у штангиста. Шея, выглядывающая из воротника, толстая и бугристая, но почти скрытая за лопатой густой бороды. Нос, хоть и массивный, но неожиданно аккуратный, а прищуренные глаза с интересом и неприятной проницательностью вглядываются