Вальс на разбитых бутылках - Айтен Акшин

Салима кричала так, что он тут же засомневался, если у них действительно все в порядке.

– Все хорошо. Вы как?

– Все отлично, не беспокойся за нас. Стол накрыли…

– Салима…

Нариман попытался вставить слово, но жена, не слыша его, продолжала скороговоркой:

– Хадиджа с Эльнуром тоже у нас. Карим сейчас приедет. Все тебя целуем, обнимаем. Дети тоже тебя целуют… Все! Хватит! Этот разговор стоит уйму денег! Твой голос услышала, словно весь мир мне подарили! Больше не звони! Обнимаем! Целуем!

Некоторое время он вслушивался в короткие гудки. Захотелось перезвонить, рассказать Салиме, как не хватает ее именно сейчас, сказать, что он их всех крепко любит и как здорово, что они есть у него, позвать к телефону детей, услышать, как они торопливо сменяют друг друга у аппарата, и уловить прерывистое дыхание самой младшенькой Мединки, которую все хором уговаривают сказать что-нибудь. Постояв в нерешительности, он повесил трубку.

Проехав одну станцию, Нариман вышел из метро и почти тут же очутился на площади со знаменитыми испанскими лестницами. Уже вовсю гремели выстрелы ракет, а временами раздавался резкий неприятный звук сирен и хлопушек. Здесь было настоящее столпотворение. Все громко переговаривались. Пришлось набраться терпения и встать в очередь с тем, чтобы пройти поближе.

Споткнувшись обо что-то валяющееся на первой ступеньке, и слегка замешкавшись, Нариман начал подниматься по правой стороне, стараясь не наступать на пустые бутылки и банки из-под кока-колы, минеральной воды, пива и обильно разбросанную разноцветную упаковку всевозможных закусок. Удавалось это не всегда, так как свет фонарей, украшавших лишь верхнюю часть лестницы едва доходил до середины. На испанских лестницах, стоял тот же гул, что и на площади. Добравшись до верха, он посмотрел вниз, слегка опираясь на балюстраду, затем стал спускаться по левой стороне, все также стараясь не наступать на валяющийся мусор, натыкаясь теперь на сидящих на лестнице людей. Совершив этот ритуальный круг, он решил не задерживаться особенно на площади, бывшей излюбленным местом паломничества не только туристов, но и карманников.

Опасаясь все прибывающей массы людей и раздающихся совсем рядом пронзительных, способных до смерти напугать сирен, он пересек площадь и вышел на улицу, ведущую к Piazza del Popolo, той самой площади, где он собрался встречать новый год, и начал неторопливо продвигаться вперед.

По обе стороны улочки тянулись лотки со всякой всячиной и яркими электрическими лампочками, установленными по пять-шесть штук, на металлическом каркасе. Временами цепочка лотков прерывалась входом в бар, ресторан или частный дворик. В образованном таким образом свободном пространстве тут же размещались одиночные продавцы, демонстрирующие новогодние хлопушки. Большей частью это были самодельные устройства, наполненные воздухом баллончики с массивным спусковым крючком, нажав на который и можно было получить омерзительные звуки различной тональности. Увидев своими глазами пугающую пронзительным звуком «сирену», Нариман почти даже перестал вздрагивать от доносившихся с разных сторон звуковых эффектов. Его внимание привлекли теперь два молодчика, сумрачно орудовавшие метлами у входа в кафе. Похожее на витрину большое окно, видимо, совсем недавно разлетелось вдребезги. Что послужило причиной этого инцидента, было неясно. Быть может, стекло не выдержало натиска толпившихся у входа, а может быть, какое-то праздничное самодельное устройство сработало не так, как надо. Он постоял рядом, наблюдая как осторожно ступают по битому стеклу продолжающие заходить и выходить из кафе люди. Затем прошелся до последнего лотка, установленного прямо у входа на площадь, и остановился, пораженный исходящим откуда-то из-под земли гулом, пока не понял, что гул этот создают собравшиеся на площади люди. До полуночи оставался еще один час, но казалось весь город уже хлынул сюда.

Нариман стал продвигаться к середине, но вскоре остановился. Оглядевшись, поймал себя на том, что перестав различать отдельные слова, пытается вслушаться в непрерывный гулкий монолог. Рассеянно взглянув на стоявших рядом с маленькими бутылочками шампанского в руках, вздрогнул от неожиданного открытия. Еще не решив, что собирается делать, подгоняемый собственной забывчивостью, стал выбираться обратно. Теперь почти у всех в руках он видел бутылки шампанского и ругал себя за то, что не обратил на это внимания раньше. Выбравшись из плотной людской массы, уже более размеренным шагом он направился в сторону той улочки, через которую попал на площадь. Замедлил шаг, разглядывая медленно въехавшую полицейскую машину и двигавшийся в проложенном ею коридоре микроавтобус скорой помощи. Машина осторожно завернула направо, а микроавтобус все также медленно продвигался вперед.

Выйдя с площади, он подошел к первому лотку. Здесь торговали большими бутылками шампанского. Дождавшись, пока на него обратит внимание один из трех бойких продавцов, он ткнул пальцем в бутылку шампанского. Продавец тут же растопырил пальцы, показывая цену. Он помотал головой и жестами объяснил, что хотел бы купить бутылку поменьше. Теперь уже продавец отрицательно помотал головой и тут же отвернулся.

Нариман начал обходить все лотки теперь уже в обратном направлении, постепенно удаляясь от площади. Казалось, что все маленькие бутылки раскупили. Отчаявшись, он решил было повернуть назад, когда увидел движущийся прямо на него лоток с мерно покачивающимися электрическими лампочками. Среди батареи различных напитков с блестящими этикетками он увидел скромно прижавшиеся друг к другу три маленькие бутылочки. Нариман не помнил, чтобы когда-нибудь так обрадовался шампанскому. Он механически махнул рукой, словно останавливая попутку, но его опередила энергичная женщина. Встав рядом, она обдала его запахом терпких духов и быстро взяла одну из трех бутылочек, как только лоток поравнялся с ними. Протянув купюру, она повернула в сторону площади. Провожая взглядом дамочку с бутылкой и двумя одноразовыми стаканчиками, Нариман перевел взгляд на проплывающий мимо него лоток и вновь остро ощутил свое одиночество.

«Зачем вообще мне шампанское? С кем это, интересно, я его буду распивать?» – думал он, разглядывая спешивших на праздник. Наблюдая как удаляются, словно плывущие по воздуху, электрические лампочки лотка, постепенно затерявшегося за людскими спинами, он медленно поплелся за ним. Возвращаться с пустыми руками не хотелось. Чтобы как-то оттянуть момент принятия решения, он начал отыскивать в обгонявших его прохожих печать одиночества. И как-то успокаивался, замечая маленькую бутылочку и лишь один пластмассовый стаканчик в руках неспешно шагающих в сторону площади. Мимо прошел, едва не задев его плечом, старик. Взглянув на его бутылку с болтающимся на горлышке одноразовым стаканчиком, Нариман вдруг почувствовал глубокую симпатию к его неторопливо удаляющейся одинокой спине. Бодро зашагал следом, думая о тех одиноких людях, которые в эту ночь выходят на улицы и площади города встречать Новый год, чтобы на одну ночь забыть о своем одиночестве. Его обогнала громыхающая тележка и остановилась прямо посередине улочки. Подойдя поближе, он увидел, что она завалена бутылками шампанского всех объемов и сортов. Цены узнавать не пришлось. Это за него сделали окружившие продавца покупатели. Нариман лишь удивился тому, что чем меньше была емкость, тем дороже она стоила. Недолго раздумывая, он выбрал наконец бутылку средних размеров. И расплатившись, поспешил обратно.

Когда он, обгоняя всех, достиг последнего лотка перед входом на площадь, плотно «закупоренного» собравшимися отпраздновать наступление Нового года, стало ясно, что пробраться до середины уже нет никаких шансов. Неизвестно сколько времени провел бы здесь Нариман, растерянно разглядывая горожан в ярком освещении электрических лампочек лотков, если бы не подошедший с несколькими бутылками в руках парень в светлой куртке. Монотонно выкрикивая что-то, он нырнул в толпу, осторожно раздвигая людей. За ним проследовали еще пятеро. Не долго думая, Нариман тоже пристроился к этой живой цепочке. Продвинувшись с их помощью вперед, он остановился, когда дальше протискиваться уже было абсолютно невозможно. Оказавшись зажатым со всех сторон, он встал на цыпочки. Оглядевшись, обнаружил, что выход на улочку, через которую он попал на площадь, остался по левую от него руку. Ближайшая станция метро, следовательно, должна была находиться на противоположной стороне, значит, переходить площадь нужно было в любом случае. Правда, Нариман не знал еще, как он это будет делать, но решил, что после того, как пробьют часы все начнут расходиться и его так или иначе людской волной вынесет в нужном направлении.

Стоявшие рядом переговаривались, смеялись. В толпе все время происходили какие-то колебания, движения, сопровождаемые извинениями, слившимися в один единый свистящий звук. Стало даже теплее. Наримана трогали, легонько передвигали. Так как двигали вперед, то он, не протестуя, покорно подчинялся этим беззлобным подталкиваниям и незаметно для себя очутился неподалеку от машины полицейского патруля. Полицейских было трое. Двое мужчин и одна женщина. Выйдя из машины, они по одному заводили в нее отогреваться малышей, которые выпрыгивали потом оттуда с конфетами и печеньями. Нариман засмотрелся на женщину в полицейской униформе. Она была красива и знала это. Свет прожектора падал прямо на нее каждый раз, когда она поворачивалась лицом в его сторону. В этом искусственном освещении, установленном на всех крышах зданий, обрамляющих площадь, она была словно на сцене. Глядя на ее широкие черные брови и по-детски пухлые губки, раскрывающиеся в улыбке, он думал о том, что встретить улыбающуюся красавицу-полицейского, раздающую малышам конфеты, можно лишь в новогоднюю ночь. Одновременно стало неуютно и от промелькнувшей мысли, что находиться рядом с полицейской машиной может оказаться далеко небезопасно. Однако картинки возможных бесчинств, возникшие в его воображении, пропали, как только он оглянулся на лица стоявших рядом и мирно улыбающихся людей.