Глоток Мрака - Лорел Гамильтон

— Не больно.

— Ты здорова, — сказал Доусон, наклоняясь к ней.

— Как?

— Пусть она вылечит Орландо, и ты увидишь как.

Доусон помог мне встать, хотя я чувствовала себя немного лучше, и уже не обязательно было так опираться на его руку. Но я позволила ему и Бреннану помочь мне встать с колен. Мне все также было больно двигать плечом, хотя раненная рука теперь могла больше двигаться.

На Орландо не было видно каких-либо ран, но его кожа была прохладна на ощупь, пульс на шее не прощупывался, даже такого нитевидного, как у Доусона. Не хотелось думать, что это значит. Не хотелось сомневаться в чуде, задумываться над тем, что я не знала что делала и как. Я молилась, положив руки на его холодную кожу.

Посыпались розовые лепестки, как розовый снег. Человек под моими руками задрожал, и опять была боль, сильная боль и кровь, много крови, и еще один осколок упал в его раскрытую ладонь. Он сжал осколок так же, как это сделала Хейз.

— Бог мой, — прошептала Хейз.

— Думаю ты хотела сказать Богиня, — поправил Доусон.

Мужчина на земле испуганно глядел на меня.

— Где я?

— Кахокия, Иллинойс, — сказала я.

— Мне казалось, что я вернулся в пустыню. Я думал…

Хейз схватило его за плечо и развернула к себе.

— Все в порядке, Орландо. Она спасла нас. Мы спасены.

В последнем я была бы не так уверена, но пусть она верит. Осталось всего несколько осколков, всего несколько спасенных жизней. Когда мои раны затянуться, я не смогу спасти остальных? Я хотела вылечится, но еще я не хотела потерять никого из них. Они предложили свои жизни, чтобы спасти нас, и я хотела компенсировать это. Это наша война, и они не должны умирать.

Я почувствовала призыв кого-то рядом. Там были еще раненые. Я должна сделать все, что могла. Я сделала бы то, что Богиня помогла мне сделать. Я хотела спасти их всех. Вопрос в том, смогу ли?

Глава 38

Теперь со мной было восемь солдат, каждый из них сжимал окровавленный осколок, каждый вернулся с порога смерти. Как только из меня вышел последний осколок, зов исчез. Что-то было в этой боли и в этих ранах, что сделало магию возможной.

Воин-сидхе появился из темноты, одетый в темно-красную броню, которая мерцала в лунном свете, как будто была сделана из огня. Его имя было Aoda'n, и я знал, что его рука власти соответствовала его броне. Я почувствовала как он призвал свою руку власти, и не задумываясь крикнула:

— Убейте его.

Они должны были колебаться. Они не должны были выполнять мои приказы. Доусон был офицером, но они нацелили свое оружие на фигуру и начали стрелять. Пули сделали то, что в волшебной стране делали пули людей с тех пор, как они были изобретены. Они порвались через блестящую броню, и в плоть под ней. Он умер прежде, чем смог послать огонь своей рукой спалить нас. Я почувствовала, что они вызывали свои руки власти. Если мы смогли опередить их, и не дать им воспользоваться своими руками власти, мы могли выиграть. Такое простое решение, если у вас есть солдаты, готовые действовать решительно и с полной готовностью убивать все на вашем пути. Очевидно, у меня были такие солдаты.

К нам присоединились другие солдаты, не из-за меня, а потому что мы были единым подразделением на поле боя. Казалось, мы знали, что делали, и с нами был офицер. Они окружили нас, поскольку у нас была цель, а посреди сражения нужна цель. Цель, чтобы не было колебаний.

Я почувствовала действие некоторых заклятий. Некоторые кричали в ужасе от иллюзий, которые создавал один из сидхе в броне. Я могла бы прикрыть гламором одного или двух других сидхе. Попробовав, я растянула свой защитный гламор. И смогла растянуть его гораздо дальше, чем когда-либо пыталась до сих пор, растягивая на всех своих людей, словно поливала водой лихорадочно горящую кожу.

Сначала крики мужчин, окружавших меня, прекратились, потом они начали что-то бормотать, я тихонько обратилась к Доусону.

— Стреляйте одиночными в их броню. — Мне нужно было сконцентрироваться на удержании защиного гламора. Даже попытка прокричать эти слова заставила бы меня споткнуться и не удержать гламор.

Доусон не стал меня переспрашивать. Он просто прокричал мой приказ:

— Стреляйте одиночными в их броню! Огонь!

Бессмертные воины, которые видели больше столетий чем любой из нас может мечтать, пали под выстрелами нашего оружия. Они падали на землю, как во сне. Они не могли больше омрачать умы мужчин, и без их иллюзий солдатам ничего не мешало стрелять, и мы косили их.

Дилис стояла, вся в желтом, пылая словно она проглотила пламя, заполнявшее ее кожу и волосы, и горело в ее глазах. На ней не было брони. Ее платье выглядело так, словно она собиралась спускаться по мраморной лестнице на бал. Но она продолжала стоять там, где другие воины в волшебной броне пали. Пули, казалось, поражали колеблющийся жар, марево над летней дорогой. Попадающие в него пули, колебались, затем таяли во всплеске оранжевого света.

— Что это такое? — Спросил Доусон, стоя рядом со мной.

— Магия, — ответила я. — Она — магия.

— Какая магия? — Спросила Хейз.

— Огня, света, солнца. Она богиня летней жары. — Мне всегда было интересно, кем она была до того, как сбилась с пути истинного. Большинство действительно сильных сидхе скрывало свое прошлое, некоторые опасаясь позора за потерянную силу, другие — из страха перед врагами, сохранившими больше силы и сводящими старые счеты. Я вернула силу Сиобхан, а значит и Дились тоже, несмотря на то, что истинное ее имя означало хранительница огня.

Другие воины в броне скрылись за ее спиной в колеблющемся шаре ее магии. Они толпились вокруг нее, как они могли толпиться вокруг меня, но я никогда не буду гореть как она. Я была не солнцем, но луной.

В тот момент я не хотела ее убивать. Я хотела, чтобы она пошла за мной. Я хотела, чтобы она была одной из моего двора. Я хотела, чтобы ее летний огонь согревал нас всех.

Я громко обратилась к ней,

— Дилис, мы ведь неблагие. Мы не должны убивать друг друга.

Когда она заговорила, в ее голосе слышался рев, и я поняла, что это отзвук огромного костра, словно сами ее слова горели.

— Ты говоришь это, потому что ваше человеческое оружие не может повредить мне.

Хейз вздрогнула рядом со мной и прошептала:

— Больно, когда она говорит.

— Не настолько, если бы принцесса нас всех не защищала, то было бы больнее, — сказал Доусон.

Он был прав. Гламор, защищавший их от иллюзий, защищал и от полной силы этого пылающего голоса. Она не была огнем, она была пламенем солнца. Это пламя наполняет поля жизнью, но слишком сильное пламя убивает их, превращая в безжизненную пыль.