FLY - Александр Шуваев

- А ведь ты, наверное, казался себе самым умным - а? Только кое-чего ты все же не знаешь: мы научились прямо в воздухе делать невидимые зеркала, отражающие радио. И мы накрыли зеркалом остров, как завтра - накрыли бы казарму на Гая-Гая. Мы поставили не три, а целых четыре приемника, пеленгующих отраженные сигналы, а все для чего? Все для того, чтобы со всей надежностью прищемить твой хвост, маленький шисс. Так что можешь гордиться, на тебя хорошо потратились…

Время от времени он менял способ хватки на другой, еще более болезненный, но его пленник от страха все равно не решался кричать, а только сипел или, в крайнем случае, задушено блеял.

- …А кроме того ты, мой сладенький краснопопик, все время оглядывался в поиске каких- нибудь больших дядек вроде меня, и совсем-совсем позабыл про маленькие такие камеры для слежения, - говоря все это, он не терял времени даром, а совсем наоборот, - чрезвычайно целеустремленно волок его куда-то в сторону своих бараков, таких же крепких, чистых и аккуратных как и все, что они делали, - и дышать ты будешь теперь так, как я скажу, а если ты будешь крутить, то знаешь, что я с тобой сделаю? Шесть лет тому назад я сажал вот таких вот на бутылку, потом начинал давить на плечи и выдавливал все, что мне нужно, даже из самых упорных сукиных сынов… Я могу оторвать тебе руку, шисс. Могу проволокой отрезать пальцы.

Он остановился в световом круге от яркого фонаря, совершенно противоестественным образом заломив ему руку и, одновременно, не давая опустить лицо. При этом он дышал пленнику в лицо, дыхание его пахло мятой и еще чем-то холодно- безжалостным, и это странным образом пугало, потому что его дыхание просто обязано было смердеть гнилой кровью, как пасть хищного зверя:

- … могу вырвать тебе глаз. Хочешь, - зрачки его от бешенства то сужались, то делались совсем широкими, и он вдруг начал вдавливать свой железный палец во внутренний угол глаза жертвы, - я вырву тебе глаз? Прямо сейчас?

- Силуян! - Раздался негромкий, но очень какой- то мрачный голос из густой те- ни от кустов совсем неподалеку. - Не трать покамест пленного, оставь что-нибудь медицине. Ты слышишь меня, Ворон?

На свет неторопливо вышел невысокий, худощавый человек лет сорока семи - сорока восьми, одетый в старомодную, заношенную солдатскую форму. Беспощадный палец покинул его помятую глазницу, а страшная хватка несколько ослабела. Шисс почувствовал только, что то невообразимо страшное, что подступило к нему совсем близко, несколько отступило, отодвинулось от его зависшей судьбы и уже поэтому, инстинктивно, как животное потянулся к тому, кто чуть разжал безжалостную петлю на его горле. Тут он глянул в глаза своему неожиданному спасителю и содрогнулся; до этого казалось ему, что нет ничего страшнее тигриных глаз Силуяна Ворона, но, как выяснилось, ошибался: глубоко посаженные глаза вновь подошедшего были олицетворением холодной жестокости, такой, которая приличествовала бы, пожалуй, одному лишь Отцу Зла, абсолютной и бесконечной. Нет, он ошибался даже два раза: не солдаты. Люди из частей специального назначения, намеренно подобранные из ветеранов всяких-разных контрпартизанских и противоповстанческих действий. Адские Псы, чудовища, извергнутые преисподней.

- Я отдам его тебе, обещаю, но потом. Сейчас с ним должны профессионально поработать господа из Медицинской Службы. Так что не нагоняй на него излишней жути, а то у них могут возникнуть трудности… Никто из этих макак ничего не видел?

- Олекса взялся приглядеть с надлежащей осторожностью. Он сумеет, мальчик опытный…

- Ну и добро тогда, - худощавый вдруг свистнул негромко сквозь зубы, и на его свист откуда-то вышел благообразный господин с мягкими, белыми руками в сопровождении трех громадных подручных с равнодушными, как у акул, физиономиями, - возьмите этого убогонького и сделайте все, что положено… Мне к утру нужны надежные результаты, а не как в прошлый раз… Что хотите делайте, но чтобы к утру поведение его было бы полностью предсказуемым. Чтоб железные коды. Железные. Ты понял меня, лепила?

- Господин тысяцкий! Опять эти несносные выражения! - Голос благообразного был нервным, даже несколько визгливым. - Сколько могут продолжаться эти бесконечные оскорбления?

- Ну- ну, - снисходительно, чуть лениво проговорил тысяцкий, - не обижайтесь, господин военный лекарь… Вы же знаете, что я не со зла. Значит - договорились? А макакам скажем… Сами придумаете, что с ним произошло и когда он будет в порядке.

- Да к полудню, - лекарь, крупнейший во всей армии специалист в своей области возмущенно фыркнул, - чай не бог весть что… А если с электродиками подсуетиться, - так и вообще надежней надежного будет…

- Пожалуй - не надо, - задумчиво проговорил его собеседник, - это ж голову брить, разговоры лишние пойдут…

- У вас, - почтенный медик назидательно поднял палец, - совершенно пещерные воззрения. Наше искусство не стоит на месте…

А в ночь на выходной день, когда все, до единого местные рабочие пили рисовую водку в притонах Гая-Гая, играли в сложнейшие, о ста восьми листах местные карты и курили исключительных достоинств коноплю из Ганчинги, с небес бесшумно, как сова спустилась черная птица. С пилотом разговаривали по кодированному резервному каналу. Ему по всем правилам дали посадку, и все- таки у встречавших возникло чувство, что каким- то образом они его прозевали: вот только что не было - и вот уже есть, стоит на темной полосе кромешно-черный самолет, и пилот с задумчивым видом уже вылезает из кабины. По- настоящему его прибытию обрадовался только один человек, - техник из Конфедерации, который чувствовал себя очень и очень не в своей тарелке среди сдержанно- недоброжелательных имперцев. Кроме того, за время пребывания в здешних богоспасаемых местах у него возникли сильнейшие подозрения, что все они - психи. По контрасту с ними компанейский, светлоглазый пилот был истинным праздником духа для разговорчивого и любящего хорошую компанию техника. Впрочем, странноватые здешние работяги дело свое знали туго: прошли считанные минуты, и из ангара был выкачен "Омега - М - Ультра - 52", а черный самолет занял его место в ангаре. Спустя четыре часа штатный пилот "Омеги" без всякой вины сел под роскошный домашний арест в кабинете главного инженера, а пришелец на его самолете улетел заре навстречу, благо, что до нее было неблизко и столкновение ему не грозило. На прощание он оставил жутким, как лунный ландшафт, строителям опечатанный конверт с директивной дискетой и письменной инструкцией - на всякий случай. На конверте было напечатано неизбежное: "Высшая степень секретности. Вскрыть только…" - и т.д.