Конго Реквием - Жан-Кристоф Гранже

– Что вы такое говорите?

– Она извлекла из них внутренности, а потом забальзамировала на египетский лад, при помощи мазей и повязок. Она регулярно навещала их в кладбищенском склепе.

Психиатр схватился руками за голову излишне театральным жестом.

– Зачем вы все это мне рассказываете? – спросил он, поднимая глаза.

– Когда вы в последний раз видели Изабель Барер?

– В двухтысячных годах… когда они разводились.

Всего на какую-то десятую долю секунды Ласей заколебался. Он лгал, и именно за этой ложью скрывалась информация, за которой и приехал Эрван.

– А где она лечилась в ту пору?

– Э-э… я не знаю.

Эрван внезапно догадался, что произошло: после Усено, который помещал супругу в собственную клинику, Ласей принял ее в своей спецбольнице.

– Вы прекрасно это знаете, – заорал он, хлопнув ладонью по столу, – по той простой причине, что вы ею и занимались, и прямо здесь, в Шарко!

Ласей вжался в кресло и побагровел. Эрван наконец нащупал связь между сумасшедшей нацисткой и белым нганга.

– Это Филипп попросил меня заняться ею после развода, – пробормотал наконец врач. – Она стала представлять опасность для детей.

– Когда она поступила сюда?

– В 2003-м.

– Сколько времени она здесь пробыла?

– Я бы сказал… года три.

Эрван застыл, ошарашенный: ничего удивительного, что в этом мирке все знают друг друга.

– Она заходила к Тьерри Фарабо?

– Разумеется, нет!

Ласей выпрямился, словно гнев придал ему сил. Психиатр явно перебарщивал. Несколько секунд протекли в довольно нелепом молчании.

– Я же говорил вам, – продолжил он уже спокойнее, – у Фарабо не было контактов ни с кем из пациентов. Кстати, Изабель лечилась не в том крыле, где содержатся опасные больные. Она всегда оставалась непосредственно в больнице – там, где мы сейчас.

Новая ложь. Ну-ка, натяни поводья.

– Доктор, у нас есть доказательства, что Изабель была знакома с Тьерри Фарабо. И без сомнения, с человеком, который убивал в Париже в сентябре.

– Это невозможно.

– Чем раньше вы мне скажете правду, тем быстрее мы примем меры, чтобы избежать худшего.

Ласей снова вжался в кресло, едва не исчезнув за стопками папок.

– Доктор, – повторил Эрван громче, – рано или поздно я добуду эти сведения. Было бы лучше не терять времени и получить их от вас. Как жест доброй воли.

– В чем вы меня, в сущности, обвиняете?

– Пока ни в чем, но, если вы и дальше будете морочить мне голову, я могу повесить на вас соучастие в убийствах…

Тот замотал головой с потерянным видом:

– В нашей области исследования иногда продвигаются очень быстро. Молекулы…

– Не отвлекайтесь.

– Но в этом суть дела. Благодаря медикаментам у Изабель появились признаки улучшения, и я… в результате я стал с ней сотрудничать.

Эрван не сдержал удивления:

– Она работала с вами в Шарко?

– Совершенно неофициально… Но ее участие давало великолепные результаты. Изабель была блестящим психиатром. Ее вклад…

– Именно так она познакомилась с Фарабо?

– Я не всегда был рядом с ней, – заюлил психиатр. – Тьерри представлял собой отдельный случай, и очень мало кто из персонала имел право приближаться к нему. Под прикрытием посещений, возможно…

Ласей пытался напустить туману, но Эрван уже не слушал. Врач взял на себя необдуманный риск. Допустить встречу Барер и Фарабо – это было все равно что чиркнуть спичкой на пороховом складе.

Дальше открывалось необъятное поле для предположений. Изабель, завороженная Человеком-гвоздем. Чудовище, пробудившееся при встрече с красавицей. Магия йомбе. Инициация. Фетишистский заговор за колючей проволокой Института Шарко. Можно пойти и дальше. Связался ли с ней Крипо, чтобы передавать послания заключенному? Или наоборот? Возможно, Человек-гвоздь при посредничестве Изабель руководил новой серией убийств. Сентябрьских? Нет. Фарабо умер в 2009-м. Но Барер все же оставалась окном, открытым в новый кошмар. Полюбуйтесь, какой открывается вид.

– До какого времени она пробыла рядом с вами?

– До 2006-го. Когда Филипп разбился на машине вместе с детьми, она исчезла.

– И вы не пытались с ней встретиться?

– Конечно пытался. Я беспокоился. Говорю же: благодаря специфическому курсу ей стало лучше, но после смерти детей она прекратила лечение. Я звонил ей, искал, я сделал все, что было в моих силах, чтобы связаться с ней. Она так и не ответила…

Новый факт предстал перед Эрваном со всей очевидностью.

– С какого момента вы спали с ней?

Ласей вскочил, как будто кресло стало катапультой. Дрожа от гнева, со сжатыми кулаками, он, казалось, искал, что бы разбить. И в то же время он выглядел очень уязвимым. Эрван задел за чувствительную струну.

– Я… я вам запрещаю… – залепетал врач.

– Я просто задал вопрос.

Психиатр заметался по тесному кабинету: три шага в одну сторону, три в другую…

– Не знаю, я больше ничего не знаю…

Эрван не стал настаивать. Кстати, наверняка Изабель уступила ему исключительно в собственных интересах. Но в чем на самом деле состоял ее интерес?

– Она не появилась после смерти Фарабо?

– Нет. Поверьте мне: я все испробовал, чтобы отыскать ее. Повторяю: я очень за нее тревожился и… был сильно к ней привязан.

Полицейский тоже встал. В горле пересохло. Уровень влажности на нуле. Он приехал сюда ради финальной точки, а теперь выходит на старт с новой историей.

– Почему вы не рассказали мне обо всем в первый раз?

– Прошло столько лет: я и думать не мог…

– И это при том, что мы искали убийцу, подражающего Фарабо?

– На что вы намекаете? Это Изабель убивала в сентябре?

Эрван отмел предположение усталым жестом: его идея заключалась не в этом. Между шизофреничкой и нганга стоял и третий человек – Крипо, а может, и кто-то еще…

В завершение он перешел на официальный тон:

– Подполковник Верни и его люди проведут опрос больных и обслуживающего персонала. Я хочу знать, с кем Изабель дружила, заметил ли кто-нибудь в то время что-то ненормальное и…

– Ненормальное? Вы забываете, где мы находимся.

– Через много лет после того, как она покинула клинику, несмотря на ее безумие, смерть детей, незаконное присвоение чужой личности, Изабель все еще не забыла Фарабо. Возможно, у нее остались здесь сообщники. Пациенты могли выйти на свободу и…

– Я вам уже говорил: наши больные неизлечимы.

– Они все умирают в этих стенах?

– Или их переводят еще куда-нибудь, но ваша идея об интернационале Человека-гвоздя просто смешна.

Эрван и впрямь представлял Изабель связником. Фарабо не говорил ни с кем, кроме этой женщины, а она уже общалась с остальными. В результате она покинула клинику, но, вероятно, сохранила связи с другими пациентами, которые, что бы там ни говорил Ласей, тоже в свою очередь покинули больницу. Или же, наоборот, на нее вышли адепты Человека-гвоздя из внешнего мира. Эрван подумал о Ди Греко, Лартиге, Редлихе, Ирисуанге, но в этом направлении связи не чувствовал. Были и другие? Ужасающее видение: последователи зла распространяются в человеческом обществе. Нечто вроде секты, которая может разрастись… и нанести удар.

Ласей распахнул дверь: беседа окончена. Плейбой уже не выглядел разгневанным, скорее подавленным. Все эти мысли, конечно же, уже приходили ему в голову, но присутствие Эрвана придавало им пугающую реальность.

– Майор, вы не сказали мне главного. Какая связь между смертью Изабель и убийствами, которые совершил Человек-гвоздь?

Никаких причин скрывать эту угрозу от Мистера Оксфорда:

– Ее последние слова были: «Человек-гвоздь не умер».

– Она говорила не о человеческом существе, – возразил Ласей без колебаний, – а о его духе, его влиянии.

– Возможно, но все равно это плохая новость. – Эрван шагнул за порог. – Держа здесь Фарабо, вы культивировали вирус, который продолжает распространяться.

Лицо психиатра стало мертвенно-бледным.

– Вы хотите сказать… что убийства продолжатся?

Эрван развернулся и ушел, не ответив. Жажда мучила его, как ожог. Перед глазами мелькнуло кошмарное видение. Лязгающий в ночи поезд со слишком ярко освещенными купе. А внутри – легион психов с карманами, набитыми гвоздями и осколками, а в голове у них магия йомбе.

Гаэль уже бывала в Лозанне – приезжала посмотреть выставку художника Арнольда Бёклина, автора «Острова мертвых». Свидание с Мумбанзой было назначено в «Шато Рапа», большом здании XIX века неоклассической архитектуры в квартале Уши, – одном из тех швейцарских палас-отелей, где самые хитрые деятели пережидали две мировые войны, чтобы появиться потом как ни в чем не бывало. Отель предлагал мир и покой в швейцарском стиле: вширь – Женевское озеро, ввысь – Альпы, посередине туман. Оставалось только дать себя убаюкать позвякиванию парусных яхт, которые покачивались под окнами.