День исповеди - Аллан Фоллсом

— Да… Только ничего такого они не сделают, — добавил Дэнни. — Мы с отцом Бардони хотим вытащить кардинала оттуда. Потому-то он и отправился назад один, чтобы заняться подготовкой. И еще потому, что нам нельзя рисковать и путешествовать вместе, чтобы нас обоих не схватили.

— Так значит, ты собираешься вызволить Марчиано из Ватикана? — Гарри в полнейшем недоверии уставился на брата. — Два человека, один из которых инвалид, против Фарела и всей ватиканской службы безопасности? Дэнни, вы же собрались воевать даже не с двумя очень могущественными людьми, а с целым государством.

— Я знаю, — кивнул Дэнни.

— Ты спятил.

— Нет. Я очень тщательно и методично все продумал. Это возможно. Не забывай, я служил в морской пехоте. Меня там кое-чему научили…

— Нет! — перебил его Гарри.

— Что — нет?

— Повторяю: нет! — решительно и напористо произнес Гарри. — Верно, я тогда не приехал за тобой в Мэн, но приехал за тобой сейчас — из Нью-Йорка в Рим, в Комо, в Белладжио, в ту чертову дыру, где мы сейчас находимся. Так вот, я наконец-то приехал… и я выдерну тебя отсюда. Только не в Рим, а в Женеву. Я попытаюсь перевезти тебя туда, и мы сдадимся Международному Красному кресту. И я очень, очень надеюсь, что всеобщее внимание обеспечит нам хоть какую-то защиту.

Гарри резкими шагами подошел к двери. Взявшись за ручку, он вновь оглянулся на Дэнни.

— Брат, мне плевать на все остальное, но потерять тебя я не согласен. Ни ради Марчиано, ни даже ради самого Святого престола, я не отдам тебя ни Фарелу, ни Палестрине, ни кому-нибудь другому… — Голос Гарри дрогнул. — Я не соглашусь потерять тебя в этой заварухе, как когда-то потерял Маделин на льду.

Гарри еще пару секунд смотрел на Дэнни, чтобы убедиться, что тот понял его, а потом открыл дверь и шагнул через порог.

— Я — это я! — громко произнес Дэнни, и Гарри словно ножом ударило в спину.

Он так и застыл на месте. Когда же он повернулся, Дэнни смотрел ему в глаза.

— Тебе исполнилось тринадцать. Ты увидел эти слова, написанные мелом на камне, когда шел из школы той самой длинной дорогой, по которой ходил, если хотел подольше не возвращаться. А в тот день тебе особенно не хотелось домой.

Гарри показалось, что его ноги превратились в желе.

— Так это ты написал?..

— Это был подарок тебе к дню рождения, Гарри. Единственное, что я мог подарить. Тебе необходимо было поверить в себя, потому что, кроме самих себя, у нас ничего не было. И ты поверил. И начал свою жизнь. На этом камне ты ее выстроил. Ты проделал адскую работу… — Дэнни не отводил взгляда от лица брата, внимательно следя за его выражением. — Гарри, попасть в Рим мне сейчас важнее всего на свете. Теперь мне необходим подарок. И никто, кроме тебя, не сможет его мне сделать.

Гарри показалось, что он очень долго неподвижно стоял в дверях. Дэнни умудрился вытащить из колоды единственную карту, которую он не мог побить, — козырного туза. В конце концов Гарри вернулся в комнату и закрыл дверь.

— И как, по-твоему, мы сможем попасть в Рим?

— Вот так!

Дэнни взял с тумбочки большой конверт из оберточной бумаги и вытряхнул на кровать его содержимое — длинные, узкие белые номерные знаки с выпуклыми черными буквами и цифрами. «SCV13».

— Гарри, это ватиканский дипломатический номер. Очень редкий. Машину с таким номером никто не остановит.

Гарри медленно поднял голову.

— Какую машину?

113

Вместо раввина опять явился священник. Вернув себе ипостась отца Джонатана Артура Ри из Джорджтаунского университета, Гарри пробирался по забитым в этот час народом улицам Лугано, отыскивая арендованный серый «мерседес», который отец Бардони должен был оставить на виа Томасо, на той стороне железной дороги, немного выше вокзала.

Следуя указаниям Вероники, он поднялся на фуникулере до пьяцца делла Стацьоне, перешел площадь и вошел в вокзал. Опустив голову и стараясь не смотреть на лица прохожих, пробрался через толпу пассажиров, ожидавших поезда, и принялся искать место, где мог бы перейти железнодорожные пути к лестнице, ведущей на виа Томасо.

Мысли его были заняты Римом и тем, как попасть туда, чтобы их не схватили по дороге. И еще тем, как быть с Еленой. Поэтому он оказался совершенно не готов к тому, что случилось, когда он повернул за угол.

Из толпы прямо перед ним внезапно материализовались шестеро одетых в форму полицейских, деловито направлявшихся к только что пришедшему на станцию поезду. Но дело было даже не в полицейских, а в том, что они окружали кольцом троих арестантов в наручниках, соединенных друг с другом цепями. Они сейчас проходили под самым носом Гарри, и вторым из них был Геркулес. Наручники страшно мешали ему, но он все равно шел, с трудом переваливаясь на костылях. Вдруг он заметил Гарри; их взгляды встретились. Карлик сразу же отвел взгляд, чтобы даже случайно не привлечь к Гарри внимание полицейских, которые, чем черт не шутит, могут вдруг заинтересоваться, почему этот священник знаком с их подконвойными. В следующий момент они прошли мимо, Геркулес и двое остальных, и оказались возле вагонной двери.

Еще через секунду Гарри увидел, как один из полицейских взял у калеки костыли и помог ему устроиться на сиденье у окна. Гарри протиснулся сквозь толпу, направляясь к этому окну. Геркулес увидел его приближение, коротко мотнул головой и уставился внутрь вагона.

Прозвенел вокзальный колокол, и поезд тронулся, со швейцарской точностью покинув станцию секунда в секунду по расписанию. Он шел в Италию.

Гарри отвернулся и удрученно уставился на открывшуюся взгляду лестницу, которая вела на виа Томасо. Все случившееся заняло не более шестидесяти секунд. До мгновения, когда Геркулес увидел Гарри, он был бледен и казался глубоко подавленным, но как только потребовалось что-то предпринять, чтобы защитить знакомого, он сразу переменился. По крайней мере, на эти несколько секунд к нему вернулась жизненная энергия. А вновь появившееся на его лице отрешенное выражение было напускным.

До чего же он дошел! Сначала держал в пальцах незажженную сигарету. Потом стал на минуту-другую вкладывать ее в уголок рта. Но в дальнейшем, пообещал себе Роскани, он не отступит. Не важно, насколько неприятными или сложными окажутся последующие события, он все равно не возьмется за спички. Чтобы подкрепить эту клятву — и просто на всякий случай, — он достал из кармана куртки коробок со спичками, вытряхнул их в пепельницу, чиркнул одной спичкой о коробок и поджег остальные. Ощутив мгновенный приступ острого сожаления, он тут же перевел взгляд на распечатку данных телефонной компании, лежавшую перед ним на столе. На нескольких листах бумаги были в хронологическом порядке отпечатаны даты, время и номера абонентов для всех телефонных звонков, поступивших на аппараты в кабинете и в квартире матери Фенти и сделанных с них, начиная с того дня, когда был взорван ассизский автобус, и до сегодняшнего вечера. Итого за тринадцать дней.

Двое следователей местной полиции, дежуривших в коридоре на тот случай, если вдруг Роскани что-нибудь понадобится, увидели через открытую дверь, как инспектор повернулся, снял телефонную трубку и набрал номер. Подождав несколько секунд, что-то коротко сказал и положил трубку. После этого он резко поднялся и прошелся по комнате, держа во рту незажженную сигарету, вынул ее, потом опять взял губами. Тут зазвонил телефон.

Роскани подскочил к столу, быстрым движением схватил трубку. Послушав, кивнул, записал что-то на клочке бумаги, подчеркнул, затем бросил несколько слов и положил трубку. Через полсекунды он швырнул сигарету в корзину для бумаг и зашагал к двери.

— Мне нужно, чтобы кто-нибудь немедленно отвез меня на вертолетную площадку, — заявил он, выйдя в коридор.

— Куда собрались? — осведомился один из полицейских, вскочив на ноги и следуя за стремительно шагавшим Роскани к выходу.

— В Швейцарию. В Лугано.

114

Темно-серый «мерседес» с номерными знаками Ватикана, в котором на переднем сиденье ехали два священника, выехал из Лугано в рано сгустившихся из-за дождя сумерках. Миновав череду гостиниц, расположенных вдоль набережной озера, он свернул на виа Джузеппе Каттори и покатил на запад, к шоссе Н2, которое вело на юг, в Кьяссо и далее в Италию.

Елена, сидя сзади, смотрела, как Дэнни разглядывал карту при свете специальной лампочки, приделанной над зеркалом заднего вида, и давал Гарри указания, куда ехать. В отношениях братьев чувствовалось напряжение. Она видела и ощущала его. Что именно между ними произошло, она не знала, а Гарри ей не рассказал; он лишь предложил ей остаться в Лугано, но она отказалась. Куда поедут братья, туда поедет и она. Тут и обсуждать было нечего, она так и сказала Гарри, напомнив ему, что она медицинская сестра, а отец Дэниел все еще является ее пациентом. Помимо всего прочего, она итальянка, а они возвращаются в Италию; кроме того, может быть, Гарри забыл, но ей уже случилось несколько раз оказаться полезной. И когда Гарри сдержанно улыбнулся ее настойчивости и решимости, у нее не осталось сомнений, что братья возьмут ее с собой.