Последняя любовь гипнотизера - Лиана Мориарти

Элен изо всех сил старалась искупить свою вину, поддерживая легкий разговор Патрика. Они быстро обменивались репликами через стол, не позволяя возникнуть ни малейшей паузе, как будто перебрасывали друг другу горячую картофелину.

Когда наконец собрались уезжать, Элен заметила, что Фрэнк и Милли выглядят жутко уставшими. Похоже, им обоим очень хотелось, чтобы гости заткнулись хотя бы на пару секунд.

— Надеюсь, увидимся снова через месяц, дорогая, — сказала Милли, когда они уже выходили из дома, и мягко коснулась руки Элен.

На какой-то пугающий момент Элен почувствовала, что из ее глаз снова готовы хлынуть слезы, но огромным усилием воли она загнала их обратно.

Патрик и Элен молчали, пока выбирались из Катумбы. Джек, похоже, задремал на заднем сиденье. Но наконец Элен уже не могла этого выносить.

— Прости, что я вот так вдруг там разревелась, — проговорила она, будто слово «разревелась» могло превратить все в забавный и невинный инцидент.

— Все в порядке, — ответил Патрик. — Правда. Не тревожься из-за этого.

Вот на этом бы Элен и остановиться.

— Должно быть, для них было довольно сложно познакомиться со мной, да еще будущий ребенок…

— Да, — согласился Патрик. — Хотя рыдала-то именно ты!

Удар был таким сильным, что у Элен перехватило дыхание.

— Извини, — почти сразу продолжил Патрик, протягивая к ней руку. — Вообще-то, я хотел пошутить. Вот уж глупая шутка! Просто когда я встречаюсь с Фрэнком и Милли, чувствую себя виноватым из-за того, что я жив, а Колин мертва. Мне очень тяжело их навещать. И неловко.

Тут уж никаких шуток.

— Да. Я тоже чувствовала себя крайне неловко, — кивнула Элен.

Я сидела на могиле твоей покойной жены! И пятна от травы никогда не сойдут!

— Извини, — повторил Патрик, возвращая руку на руль. — Правда, мне очень жаль. Ты сегодня была великолепна. Я так тебе благодарен за то, что ты с нами поехала. Мне просто хотелось… — Его голос затих, Патрик замолчал и нахмурился, глядя на дорогу перед собой, как будто она теперь требовала полного сосредоточения.

Что он пытался сказать? «Мне просто хотелось бы, чтобы ты не плакала? Мне просто хотелось бы, чтобы Колин была жива?» Элен молча наполнялась самыми разными эмоциями, которым даже не смогла бы дать точного определения: стыд, негодование, обида и еще нечто похожее на страх.

«Это не я, — твердила она мысленно. — Я совсем не такая».

Она нарушила молчание, когда они наконец остановились перед красным сигналом светофора:

— В общем, я полагаю, у тебя сегодня вечером не найдется времени, чтобы убрать все те коробки.

Когда Элен произносила эти слова, другая часть ее сознания холодно наблюдала за ней, как бы качая головой. Ох, Элен! Ты чувствуешь себя виноватой из-за того, что смутила Патрика своими слезами, так что это просто детский способ указать ему, что и он далеко не совершенен. Ты нарываешься на ссору, ведь тебе хочется, чтобы что-нибудь произошло.

— Я же говорил, что мне нужно на работу, — ответил Патрик.

— Тогда, может быть, мы назначим предельным сроком следующие выходные? — сказала Элен, и ее голос прозвучал легко и весело, как будто она просто шутила, но в ее тоне ощущалось при этом и нечто вроде стальной нити.

— Не придирайся ко мне, — откликнулся Патрик, и когда Элен повернула голову, чтобы посмотреть на него, то увидела, что он с такой силой стиснул челюсти, что у него провалились щеки.

— Не придирайся? Разве я придираюсь?

— Не сейчас. Не здесь, — прошипел Патрик, слегка повернув голову и взглядом указывая на Джека на заднем сиденье, как будто Элен намеренно решила поссориться с ним прямо на глазах у его юного впечатлительного сынишки.

Остаток пути до дома они оба не произнесли ни слова. Элен потратила все это время на то, чтобы вспомнить те выходные в горах, которые она провела с Джоном, намеренно задерживаясь на сценах секса. Это было самым пассивно-агрессивным занятием, какое только она вообще позволяла себе в жизни.

Когда они наконец добрались до дома, воздух в автомобиле буквально загустел от их молчания.

— Увидимся позже, — коротко сказал Патрик перед тем, как уехать, предоставив Элен самой увести Джека в дом.

Ей еще нужно не забыть позвонить Джулии и отменить их встречу, прежде чем она займется домашними делами.

— А это что такое? — спросила она, открыв внешнюю решетчатую дверь.

На верхней ступени лежал некий сверток в серебристой фольге. Элен наклонилась и подняла его. Он оказался теплым.

Дыхание Элен сразу же ускорилось.

Саския.

Это было импульсивное решение. Я вошла в ее кухню с пластиковым пакетом, и это походило на то, как если бы я вернулась домой из супермаркета. И тогда мелькнула мысль: «А почему бы мне не испечь для них бисквиты?»

Я наслаждалась тем, что была на ее кухне, пользовалась ее миксером, ее ложками, ее противнями. Возникло ощущение, что большинство вещей здесь принадлежали, пожалуй, еще ее бабушке. Я помнила, как она говорила, что не стала уж слишком что-то здесь менять, когда унаследовала этот дом. «У меня, похоже, вкусы в стиле ретро», — сказала Элен мне однажды.

Тогда я что-то заметила относительно того, что люблю ковры. Наверное, это у нас общее. А еще Патрик, конечно.

Я ощутила странное чувство покоя, как будто имела все права находиться в этом доме. Как будто я была Элен. Патрик с Джеком куда-то ушли, и я решила их удивить свежими бисквитами, как делала это, когда Джек был совсем еще малышом и они с отцом отправлялись на прогулку в парк. В голове родился яркий образ: вот они возвращаются домой, раздается скрежет ключа в замочной скважине, потом топот ног Джека в коридоре.

Кухня Элен во многом напоминала кухню моей матери. Может быть, именно поэтому я и ощущала себя здесь уютно не в соответствии с моментом. Я словно очутилась в доме своего детства. Вспоминались те дни, когда я была еще девочкой, стояла на стуле в кухне, в одном из маминых фартуков, и помогала ей готовить. И я всегда представляла, как когда-нибудь буду точно так же учить собственную дочурку.

Я ведь и на самом деле этим занималась с Джеком, вот разве что не трудилась повязывать на него фартук и не ставила его на стул. Просто позволяла ему сидеть прямо на кухонной стойке рядом со мной. Ему это очень нравилось. Вечно у него волосы были перепачканы мукой, пальцы измазаны чем-то липким, а в тесто попадала яичная скорлупа. Однажды я разрешила ему взять миксер, а Джек его поднял из миски и забрызгал всю кухню тестом для печенья.

Как я смогу что-то объяснить, если они вернутся домой рано?