Последняя любовь гипнотизера - Лиана Мориарти

Родители Колин вышли на парадное крыльцо, едва машина повернула на подъездную дорогу.

— Вот и они. Фрэнк и Милли.

Патрик произнес это странным, напряженным голосом и помахал, улыбаясь со стиснутыми зубами.

Машина остановилась. Джек сразу распахнул дверцу и выскочил, чтобы броситься к бабушке с дедушкой. Элен и Патрик наблюдали за тем, как он их обнимал. Похоже, один только Джек и собирался вести себя совершенно естественно в этот день.

— Все нормально, — сказал Патрик, когда они с Элен вышли из машины.

— Скорее! — окликнула их от двери Милли, кивая, когда Джек уже исчез в доме вместе с дедом. — Входите, ребята, внутри тепло и уютно!

— Привет, Милли! Конечно! Это замечательно! — крикнул в ответ Патрик таким бодрым тоном, какого Элен никогда прежде не слыхала.

Боже праведный, только и подумала она.

— При-и-вет! — воскликнула она, отчаянно спеша продемонстрировать родителям Колин, что она вполне дружелюбная, милая особа и что очень сожалеет об их потере.

О боже, да почему она крикнула свое «привет» таким голосом, похожим на эхо? Она что, здоровалась с ними через горный хребет? Как ненормальная!

Милли была права. В доме казалось в особенности уютно и тепло после леденящего визита на кладбище. Где-то играла тихая музыка, и Милли пригласила Элен сесть в кресло прямо у камина.

— Что будешь пить? — спросила она.

Милли походила на птичку. Крошечная женщина, одетая по-молодежному: в джинсы и белый джемпер, болтавшийся на ее худеньком теле. Когда-то она явно была очень хороша собой, и в ней читалось нечто такое… Нечто вроде смирения: «Да, я знаю, что уже не красавица, но мне на это наплевать».

Ее муж Фрэнк тоже был худым и при этом очень высоким, как состарившийся и ссутулившийся баскетболист. Элен видела, как горе иссушило их лица, словно оставив на них поблекшие шрамы.

Оба они выглядели людьми застенчивыми, но тем не менее улыбались приветливо и добродушно и болтали о пробках на дорогах и о погоде. Это буквально резануло Элен по сердцу. Если бы они не были такими чертовски милыми.

— Что Элен действительно необходимо, так это сухие крекеры, — сказал Патрик. — Ее постоянно тошнит. Ну, вы понимаете, беременность.

Не показалось ли Элен, что на слове «беременность» Патрик слегка понизил голос, как будто говорил о какой-то постыдной болезни?

— Сейчас принесу! — откликнулась Милли.

— Я приготовила их дома, чтобы взять с собой, но забыла. Извините, что приходится хлопотать из-за меня. — Элен произнесла это сбивчиво, словно просьба о крекерах выглядела в высшей степени неуместной и причиняющей беспокойство, хотя на самом деле она подразумевала, что чувствует себя виноватой из-за того, что вообще существует на свете, что она жива и беременна, что занимает место их дочери.

— Когда я вынашивала Колин, то целыми днями жевала сухие бисквиты, — сообщила Милли, подавая Элен тарелку. — Но когда она сама носила Джека, ей повезло, ее совершенно не тошнило! — Милли улыбнулась внуку. — Ты был таким благовоспитанным мальчиком, Джек, еще даже до рождения! — Она снова повернулась к Элен. — Но я совсем не хочу сказать, что твой собственный малыш ведет себя плохо.

Пока Милли говорила, Элен заметила на стене фотографию в рамке — Колин с Джеком на руках. Ему, наверное, здесь было не больше полугода. Колин восторженно улыбалась, глядя на сына, а Джек грыз ногу плюшевого кролика.

И тут это и случилось.

Элен внезапно разрыдалась, давясь крекером, выплевывая крошки, заставляя всех испуганно и изумленно смотреть на нее.

Ты что такое творишь? Элен казалось, что ее тело само собой сделало нечто совершенно неприличное в хорошем обществе, вроде громкого испускания газов. «Прекрати немедленно!» — приказала она себе, но слезы продолжали катиться по ее лицу.

В ее чувствах смешалось все сразу: и восхищение лицом Колин на фотографии, и невероятное облегчение оттого, что она съела наконец крекер, и тепло дома после холодного горного воздуха, и слова Милли «твой малыш», и странность посещения кладбища, и напряжение от этого визита, и то, что на следующий день ей предстояло впервые встретиться с отцом. Ох, да кто знает, что это было, вот только собственные чувства никогда прежде не вызывали у Элен такого смущения.

— Эй, ну ладно тебе, — сказал Фрэнк, подходя к Элен и приседая рядом с ней на корточки, согнув длинные паучьи ноги под острым углом и поглаживая Элен по спине круговыми движениями.

Счастливица Колин, она выросла с таким вот любящим отцом, как Фрэнк.

— Элен, что случилось? — спросил Джек.

Он посмотрел на отца, но Патрик был настолько ошеломлен, что ничего не мог ему объяснить. А ведь он изо всех сил поддерживал ровную беседу с того самого момента, как вошел в этот дом. Его голос звучал беспечно и бодро, но в нем слышалась скрытая паника, как будто Патрик пытался удержать кого-то от прыжка с утеса, заговаривал до приезда полиции.

Элен никогда не видела, чтобы он так много говорил. Теперь стало очевидно, что эти посещения стоят ему огромных усилий, словно Патрик преисполнялся решимости не дать беседе прерваться ни на секунду, не допустить неловкого молчания, которое могло бы позволить вырваться наружу чудовищному горю. А Элен вдруг нарушила хрупкое равновесие, которое с таким трудом поддерживал Патрик.

— Мне очень жаль, — выдохнула наконец Элен. — Наверное, все дело в гормонах.

Гормоны, гормоны, гормоны. Она только это и повторяла в последнее время, но все равно и не думала винить собственное тело в своем поведении! Элен всегда верила в силу единства разума и тела. Однако в этой паре именно разум влияет на тело, а никак не наоборот. Когда ее клиенты рассказывали о своем неразумном поведении, а потом пытались обвинить во всем гормоны, Элен обычно говорила таким утешающим, таким всезнающим тоном: «Подозреваю, что это способ вашего тела попытаться сообщить нечто, скрытое в подсознании».

Патрик наконец в достаточной мере опомнился, чтобы подойти к Элен и обнять ее.

— Ты, наверное, просто слишком устала от поездки, — сказал он своим совершенно обычным, нормальным голосом, и ощущение его руки на плечах, знакомый запах Патрика чуть не заставил Элен снова разрыдаться.

— Мне так жаль, — с трудом выговорила она.

— Да не думай ты об этом! — постарались успокоить ее Фрэнк и Милли.

Элен изо всех сил старалась искупить свою вину, поддерживая легкий разговор Патрика. Они быстро обменивались репликами через стол, не позволяя возникнуть ни малейшей паузе, как будто перебрасывали друг другу горячую картофелину.