Палач, или Аббатство виноградарей - Джеймс Купер

Проделанный путь был невелик, однако уже опускались сумерки, когда путешественники достигли Мартиньи, где заранее были отданы распоряжения по подготовке ночлега. Пойти на отдых предполагалось пораньше — с тем чтобы набраться сил для следующего утомительного дня.

Мартиньи расположен в точке, где просторная долина Роны меняет направление с южного на западное: именно здесь три прославленные горные тропы расходятся в стороны, образуя три перевала через Высокие Альпы. Есть два маршрута — через Большой и Малый Сен-Бернарnote 135, оба ведущие в Италию, и перевал Кол-де-Бальм через один из отрогов Альп в сторону Савойи, к знаменитой долине Шамуниnote 136. Барон де Вилладинг с другом намеревались путешествовать по первой из этих дорог, чтобы достичь столицы Пьемонта. Переход через Сен-Бернар, хотя и давно известный благодаря своему старинному и гостеприимному монастырю — наиболее высоко расположенному жилищу в Европе, — а позднее известный также тем, что через него перешла армия-завоевательницаnote 137, по величавости облика все же уступает другим альпийским перевалам. Подъем, вначале совершенно незаметный, каким он остается и по сей день, длится долго и больших трудностей в сравнении с другими не представляет; в целом он идет достаточно ровно: здесь отсутствуют крутые возвышенности, как в Гемми, Гримзеле и на прочих перевалах в Швейцарии и Италии, за исключением только самой горловины, где на гору можно взобраться только по широким и грубым ступеням, которые столь часто встречаются на тропах Альп и Апеннин. Этот путь утомителен прежде всего необходимостью долго напрягать силы. На самом деле подъем не требует чрезмерного труда; слава великого полководца нашего века, проведшего армию через вершину, обусловлена больше воинскими маневрами, главной достопримечательностью этого похода, смелостью тайного замысла и стремительностью, с какой он был осуществлен, нежели преодоленными физическими трудностями. В последнем отношении переход через Альпы, как обычно называют этот ратный подвиг, был неоднократно превзойден в наших отечественных диких краях: армия часто пересекала широкие потоки, одолевала неприступные горы и дремучие леса, оставаясь в походе неделями и затрачивая на это больше усилий, чем затрачивали преследователи Наполеона. Ценность всякого подвига настолько зависит в нашем восприятии от величины его результатов, что мы редко судим о его важности совершенно беспристрастно: победе или поражению, пускай даже бескровным, так или иначе задевающим интересы цивилизованного общества, миром всегда придавалось куда большее значение, чем успешнейшим достижениям мысли и проявлениям доблести, которые влияют только на благополучие некоего отдаленного безвестного народа. Уяснив эту истину, мы начнем понимать важность того, чтобы нация обладала уверенностью в себе, властью и единством, соразмерным этой власти, ибо мелкие и раздробленные государства растрачивают свои силы на действия, слишком несущественные для общих интересов, распыляя умственные сокровища, а равно и богатства, проливая кровь ради поддержания интересов, не могущих вызвать сочувствия нигде за пределами собственных границ. Нация, которая ввиду различных враждебных обстоятельств — по причине малочисленности, недостатка средств, отсутствия предприимчивости или решимости — неспособна поддержать своих граждан в приобретении ими справедливого признания, лишена одного из главнейших и необходимейших атрибутов величия; слава, как и богатство, питается сама собой и обычно скорее всего обнаруживается там, где ее плоды уже достаточно накоплены. Отсюда, среди прочего, можно судить о важности приобретения навыков зрелого мышления, которые позволили бы нам оценить достоинства и недостатки наших собственных деяний и освободиться от зависимости: у нас слишком вошло в привычку напускать на себя достоинство, исполняясь притворной почтительности перед знанием и вкусом, что на деле обладает той же долей истинной скромности, каковая присуща кучеру, довольному похвалой своего хозяина.

Это маленькое отступление побудило нас ненадолго отвлечься от событий рассказа. Немногие отваживаются подняться в штормовые области Высоких Альп в то позднее время года, когда наши путешественники добрались до деревушки Мартиньи, без помощи каких-либо проводников. Услуги этих последних полезны во многих отношениях, но более всего — в качестве людей, умеющих дать совет, основывающийся на многолетнем знакомстве с небесными светилами, температурой воздуха и направлением ветра. Барон де Вилладинг и его друг немедленно снарядили гонца за горцем по имени Пьер Дюмон, который славился своей надежностью и, как считалось, лучше был знаком со всеми трудностями спусков и восхождений, нежели любой из тех, кто путешествовал среди долин этой части Альп. В настоящее время, когда сотни людей поднимаются в монастырь единственно из любопытства, проводником становится любой крестьянин, обладающий достаточной физической силой и сметкой, и небольшая община Нижнего Вале считает посещения праздных богачей столь плодоносным источником дохода, что для регулирования этого процесса были изданы справедливые и весьма полезные постановления; однако в ту пору, о которой мы повествуем, Пьер был единственным, кто, по счастливому стечению обстоятельств, приобрел известность среди богатых иностранцев и кого они зазывали к себе нарасхват. Он не замедлил появиться в зале гостиницы — крепкий, цветущий, мускулистый человек лет шестидесяти, с виду пользующийся отменным здоровьем, однако испытывающий едва заметную одышку.

— Тебя зовут Пьер Дюмон? — спросил барон де Вилладинг, с удовольствием изучая открытое лицо и ладно скроенную фигуру валезианца. — О тебе упоминает чуть ли не каждый путешественник.

Рослый горец горделиво распрямился и попытался неуклюжим поклоном от души поблагодарить за комплимент: утонченность манер — зачастую неискренних — еще не привилась тогда в долинах Швейцарии.

— Они оказали мне честь, месье, — ответил он. — Мне посчастливилось проходить перевал со многими храбрыми джентльменами и прекрасными дамами, а в двух случаях и с принцами крови. — Убежденный республиканец, Пьер, однако, не был равнодушен к рангам мирского величия. — Набожные монахи хорошо меня знают: гостей монастыря привечают лучше, если они мои спутники. Я охотно проведу вашу компанию, и, миновав наши холодные края, мы очутимся в солнечных долинах Италии; говоря по правде, природа отвела нам не тот склон горы для нашего же блага, ибо у нас гораздо более весомые преимущества даже по сравнению с жителями Турина или Милана.