Мечты сбываются - Лев Маркович Вайсенберг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Засмеялся, сказал, что Сато права!
Еще вчера собиралась Баджи съездить на промыслы — посмотреть, хорошо ли брату живется с молодой женой. Хотя, если судить по его счастливому лицу, едва он произносит имя Сато, пожалуй, и ездить туда незачем. Любит, любит он свою книжницу Сато!
— А каков Горький собой? — полюбопытствовала Баджи.
Она, конечно, видела его фотографии в газетах, но разве по этим снимкам составишь представление о человеке? Вспомнить, как однажды изуродовали ее самое, — превратили в старую мегеру!
— Каков он собой?.. Как тебе объяснить? Высокий, худой. Фигурой вроде как наш отец… С усами.
— Старый?
— Не похоже на то, хотя и не молодой.
— Наверно, очень важный?
— Простой! Вроде Сергея Мироновича. Видать, хороший человек. Алексей Максимович всем нашим пришелся по душе!
Баджи улыбнулась: с чего это брат называет Горького по имени-отчеству, словно старого своего знакомого, — видел-то он писателя всего лишь один раз? Уж не хочет ли он выставить себя перед сестрой в лучшем свете?
Все вокруг говорили о Горьком — где только не побывал он за эти три дня, любознательный, неутомимый!
Был он на промыслах, и на нефтеперегонных заводах, и на знаменитой отвоеванной у моря Бухте Ильича. Ездил он и на северный берег Апшерона, наблюдая по пути за военной игрой у горы Степана Разина, куда, по преданию, три века назад добрался удалой донской казак. Был Горький и на заседании Бакинского совета, и в детских яслях, и на встречах с писателями и рабкорами.
Все вокруг говорили о Горьком — этот Горького видел, тот с Горьким беседовал, этот был у него в гостинице и пил с ним чай, а к тому писатель сам пришел в гости и играл с детьми.
Впрочем, кое-кто, наверно, привирает — хвастуны и врали на земле еще не перевелись! И только она, Баджи — если говорить правду, — в глаза не видела Горького: только с ней он не беседовал, и не была она у него в гостинице, и не пила с ним чаю, и сам Горький не был у нее в гостях. И она не называет его, как своего старого знакомого, по имени-отчеству, Алексеем Максимовичем, — нет у нее к тому, увы, никаких оснований!
АЛЕКСЕЙ МАКСИМОВИЧ
Но вот разнесся слух, что Горький будет присутствовать на торжественном заседании, посвященном шестой годовщине нового азербайджанского алфавита, — в городском Доме культуры.
Баджи радостно хлопнула в ладоши: ей повезло! С неделю назад среди ряда других работников театра она получила пригласительный билет на это заседание. Уже само приглашение казалось немалой честью, а тут еще — Горький!
Когда Баджи и Телли подошли ко Дворцу культуры — зданию бывшего «Исмаилие», — у входа толпилось множество людей. Далеко не все, как видно, имели пригласительные билеты, но всеми правдами и неправдами стремились пробраться внутрь.
Среди толпы выделялась группа девушек азербайджанок с книгами и портфелями в руках, по виду — студентки. Завидя молодых актрис азербайджанок, девушки весело приветствовали их по имени.
— Они уже знают нас по сцене! — самодовольно шепнула Телли и театральным жестом помахала девушкам в ответ.
— Надо бы им помочь пройти! — сказала Баджи, бросив озабоченный взгляд на контроль и милиционеров у входа, пытавшихся сдержать натиск людей.
Уговорить, перехитрить контроль для Баджи не составляло, впрочем, особого труда: она наловчилась в этом, когда была активисткой женского клуба и особенно студенткой техникума — в ту пору она умудрялась на два-три билета провести в театр, на концерт, в кино с десяток подруг и знакомых.
Баджи мигнула девушкам, и те поняли ее. А спустя минуту, пробившись внутрь здания и наспех поблагодарив Баджи, они с веселым шумом устремились вверх по лестнице, устланной коврами, в большой, залитый светом зал и заняли первые ряды.
Многие места, судя по бумажкам, предусмотрительно положенным на спинки кресел, были, очевидно, для кого-то предназначены, но молодежь это не смущало.
Зал быстро наполнялся, и вскоре один за другим стали появляться законные претенденты на эти места. Безбилетные девушки-студентки смущенно привставали в готовности освободить кресла. Телли делала вид, что не имеет к ним никакого отношения: то, что могут позволить себе студентки и что проделывала она сама, будучи ученицей техникума, не подобает актрисе. Но Баджи жестами и мимикой удерживала девушек на месте: не уступайте, авось, сойдет!
Вот в дверях зала появился Хабибулла, прошмыгнул куда-то вперед. Баджи вспомнила, как лет десять назад в этом же зале, на «чашке чая», угодливо юлил он среди столиков богачей. Всегда и всюду поспевает он, этот пролаза.
А вот показалась высокая, статная фигура. Газанфар! Зал был уже полон, и Газанфар глазами искал свободное местечко. Баджи едва не кинулась ему навстречу — как не уступить место такому человеку, как Газанфар! Эх, если б не эти безбилетные девицы, которых она опекает и которых ни на миг нельзя оставить одних!
Подошел незнакомый красивый мужчина в сером, тщательно выутюженном френче со значком ЦИКа на груди.
— Это, кажется, места для гостей? — спросил он нерешительно.
Баджи смутилась. Но взгляд мужчины показался ей добрым, приветливым, и она в ответ лукаво спросила:
— Извините, товарищ, а разве мы — не гости?
Теперь на мгновение смутился мужчина.
— Да, пожалуй… — сказал он, кротко улыбнувшись, и отошел.
Баджи проводила его взглядом. Как-то неловко получилось с этим человеком! Она успокоилась, когда он, побродив по залу, нашел себе наконец хорошее место.
Потом подошел еще один мужчина — тучный человек в добротном синем костюме с пухлым желтым портфелем в руке — и стал настойчиво требовать, чтоб освободили его место.
Баджи с укором сказала:
— Пора бы вам, товарищ, приобрести уважение к женщинам и не тревожить их, когда они сидят!
В ответ мужчина вытащил из портфеля какой-то документ, стал раздраженно размахивать им перед лицом Баджи. При этом его шея под высоким крахмальным