Идущие сквозь миры - Владимир Лещенко

— Чье? — Орминис был не на шутку испуган.

— А, неважно, — бросил Дмитрий. — Долго рассказывать! Потом — когда окажемся подальше отсюда…

Некоторое время Орминис смотрел на нас совершенно пустыми глазами, потом, махнув рукой, уселся на траву неподалеку от малость пришедшего в себя Ингольфа, хватавшего воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Пока Дмитрий объяснял народу ситуацию, я занялся Мидарой.

Она по-прежнему лежала без сознания, хотя дыхание было ровным и никаких признаков того, что нож ей сильно повредил, вроде не было. Шишка между бровями приобрела синюшно-трупный оттенок.

Тогда, не мудрствуя, я нырнул во чрево бронемашины, схватил один из кувшинов с пивом и плеснул терпко пахнущую жидкость ей в лицо.

Веки ее, задрожав, приподнялись.

Секунду-другую Мидара с недоумением разглядывала стягивающий запястья ремень. Затем подняла на меня переполненные страданием глаза.

— Я успела… что-нибудь сделать? — хрипло прошептала она.

— Нет.

Мидара скрежетнула зубами.

— Развяжи, Василий. Не бойся, я уже в норме. — Умоляющим жестом она протянула ко мне стянутые в предплечьях руки.

— Надо уходить отсюда, Мидара, и как можно скорее, — сообщил я, не без тайных сомнений разрезая ножом Орминиса на совесть стянутые путы. — Проход открыть сможешь?

— А что, дело так плохо? — Нож как-то незаметно перекочевал в ее ладонь, заставив меня непроизвольно вздрогнуть, и она рассекла обвивающий ее ноги жгут.

Поднявшись (ее повело вбок, и она оперлась о броню, чтоб не упасть), она принялась сосредоточенно разминать кисти.

— Долго объяснять, но, похоже… все, что у нас тут произошло, случилось не без участия здешних хозяев.

— Тогда постараюсь.

Что есть положительного в Мидаре, так это то, что она не имеет привычки задавать лишних вопросов.

Ни слова не говоря и не смотря по сторонам, она уперлась двумя руками в борт машины и принялась делать странные ритмичные движения корпусом — какую-то неизвестную мне систему упражнений, по ее словам позволяющую быстро восстановить силы.

Один за другим в машину потянулись наши спутники.

Орминис подталкивал бледную как смерть Файтах. За ними, все еще держась рукой за подвздошье, тащился Тронк. У двери он чуть замешкался, и шедший следом, нетвердо стоящий на ногах Ингольф грубо толкнул его в спину.

Последней, по-прежнему утирая слезы, вошла Таисия, на плечи которой Секер заботливо накинул свою куртку. Мидара посмотрела ей вслед и, судорожно сглотнув, отвернулась.

— Дмитрий, Василий, — выбросите плавучий якорь и выдвиньте шверт. В четверти континуумов в этом месте океан шестикилометровой глубины. И надо бы закрыть чем-нибудь пробоину, — скомандовала она несколько секунд спустя ровным голосом.

Тронк

Ох, попал я, так попал — как младенчик к Языргу на жертвенный вертел!

И не соскочишь ведь, остается за них держаться! Я ведь поначалу не понял толком, что они там лопочут насчет всех этих миров. По мне, земля что круглая, что плоская, что пустая внутри. Что на Мировом Быке стоит, что на мировом жуке, один там мир, или сколько — мне-то какое дело? А как разжевал… Это что же получается — они не колдуны, а слуги колдунов беглые! Не зря же говорят, что хуже колдуна только его подручник! А еще баба верховодит — это уж совсем хуже некуда. Да еще какая баба! Не простая, а навроде как из Ночных Кошек, да еще не рядовых, а матерых, у которых на поясе коробка, а в коробочке той — сушеные уды мужиков загубленных. Подобрали меня зачем-то, вылечили… Говорят, из этого… человеколюбия — как же, так им и поверил! Нужен ты им, Тронк, зачем-то, не иначе. Или вот еще: девку эту, тварь злобную, что чуть нас не поубивала, потоптать не дали, даже атаманше своей по башке засветили — и та ничего вроде как не имеет против, хотя бы всех порвать на ремни была должна. Непонятно это, а непонятное — самое опасное. Это уж всякий вор знает. Ну, это цветочки — а вот что будет, если за ними в погоню хозяева ихние припрутся? Ведь у хозяев-то ихних наверняка что-то покруче Серых Гончих Язырга найдется. И что тогда будет?

Ох, как подумаешь, так и придет в голову: не лучше ли было тебе, Тронк, помереть тогда честной смертью?

Василий

Из-за гребня недалекой скалы долетал скрадываемый расстоянием грохот прибоя. Если бы я поднялся на этот гребень, то далеко внизу увидел бы пенную полосу на сером галечном пляже, из которой торчали клыки рифов.

Мы находились на острове размерами примерно два на три километра. Остров почти весь состоял из гряды невысоких утесов, с расщелинами, засыпанными песком, и весь порос низким густым кустарником, похожим на можжевельник, и искривленным ветрами сосняком. Никакой живности, кроме чаек, тут не водилось. Почти со всех сторон остров ограждали обрывистые скалы, и только в двух местах имелось что-то похожее на бухточки с узким и неровным галечным пляжем. Примерно в полукилометре из моря торчал еще один островок — обрывистая скала с маленькой рощицей наверху. В первый же день я и Орминис забрались на самый высокий из утесов, но, как ни старались, никаких признаков берега на горизонте не обнаружили.

Ближайшая земля могла оказаться и в ста, и в тысяче миль в любую сторону.

Никаких следов того, что когда-нибудь эти берега посещались людьми, мы не обнаружили, хотя в первый же день тщательно осмотрели все уголки островка — от этого могла зависеть, без преувеличения, наша жизнь.

Дмитрий попробовал было прослушать эфир, но наладить приемник незнакомой конструкции не удалось.

— Я вот все думаю, — как бы ни к кому не обращаясь, начал Дмитрий, — почему это блюдце не полетело к нашему порталу?

— Не знаю, — пожал я плечами. — Может быть, им нужна была другая струна, или они вообще могут проходить из мира в мир в любом месте…

— Тогда какой смысл было строить ангар рядом с порталом?

— А это имеет какое-нибудь значение для нас?

— Кто знает. Может быть, и имеет.

— Как ты думаешь, дело было и в самом деле в… в них? — спросил я спустя некоторое время.

— В них или в той отраве, которой нас посыпали, теперь уже действительно не важно.

— Почему же тогда это не подействовало на нас с тобой?

Эта мысль почему-то весьма озадачила меня. Неведомая сила (если она все-таки была) подчинила, казалось бы, самых стойких из нас, самых закаленных жизненными передрягами.

— Не знаю, — пожал плечами Дмитрий. — Я подумал: может быть, оно — что бы это ни было — каким-то образом активизировало ту часть нашего мозга, которая ответственна за самые темные наши инстинкты. У нас, сохранивших трезвый рассудок, они просто оказались глубже загнаны, вот и все. Грубо говоря, излучение вскрыло истинную сущность людей, о которой они и сами, быть может, понятия не имеют. Хотя кто знает, что случилось бы с тобой и со мной, если бы мы пробыли в том мире подольше…