Дева и Змей - Наталья Игнатова

— Уж от вас, Гюнхельд, я подобного слабоумия никак не ожидал, — подвел итог ректор.

Раздали всем наряды по уборке лабораторий и отпустили.

Возвращаясь же к теме, Курт в спорах придерживался первой позиции, то есть считал, что полагаться на добрую волю стихий или нечисти в высшей степени неразумно. Вся человеческая история учит, что разного рода жертвоприношения и прочие попытки договориться или умилостивить тех, кто стоит за, казалось бы, естественными, природными явлениями — меры временные. В лучшем случае, их хватает на несколько лет, чаще же подкреплять договора жертвами приходится каждый сезон, если не ежедневно. Драхен не лгал, когда говорил, что фейри — если использовать вместо привычных по академии терминов его определение — враждебны людям по самой своей природе. И как бы ни был умен человек, фейри, пусть стократ менее разумные, намного хитрее, изворотливее. А хитрость и коварство, к сожалению, часто берут верх над разумом.

Даже вода и огонь, без которых немыслимо существование человечества, двуличны и жестоки. И персонифицируя их, можно прийти к выводам крайне неутешительным.

Огонь — тепло и свет, стихия, по преданиям сошедшая к людям прямо с небес, делит свою власть с могущественной и такой же вольной водой. По воде, следуя за реками, переплывая моря, человечество заселило землю. Огонь помог людям стать людьми и прочно закрепиться на отвоеванных у дикой природы территориях.

А зачем? Следуя логике Драхена (а он знает, о чем говорит) затем лишь, чтобы приобрести как можно больше возможностей для вредоносного воздействия. И вода и огонь — это не только и не столько помощники. Вода и огонь — страшные враги человека. Хуже их только матушка-земля — она, родная, любящая и любимая…

На первом месте по числу жертв — землетрясения. За ними — наводнения и пожары. Они прекрасно сговариваются между собой, такие разные, вроде бы враждебные друг другу стихии. И, конечно, не обходится без ветра, всегда готового дымом закрыть небо, задушить пеплом, раздуть огонь, взметнуть до небес океанские волны.

Да и с солнцем, чего уж там, тоже не все хорошо.

Если увериться в том, что все стихии обладают разумом и волей, можно до такого додуматься, что останется, следуя примеру рабби Лихтенштейна, поднять руки и сказать: я сдаюсь.

После чего отправляться на поиски черного петуха для пристойного жертвоприношения. Хотя, конечно, фейри предпочитают человеческие жертвы.

Нет уж! Нельзя ждать милостей от природы, тем более нельзя ждать милостей от природы одушевленной, разумной и ненавидящей. Никаких договоров — только разумное и рачительное использование стихий, их рабский труд на благо человечества, и ни малейших поблажек. Такова была официальная политика организаций, занимавшихся вопросами сверхъестественного в царской России, и их преемники в России Советской, а позже — в Советском Союзе придерживались тех же взглядов. До тех пор, во всяком случае, пока сторонники олицетворения не докажут со всей убедительностью преимущества своей позиции.

Считалось, что развенчивая мифы и делая сказку былью, стихии и стихийные существа можно подчинить так называемым законам природы, загнать в математически выверенные, безупречные формулы и пользоваться ими, как пользуются школьники таблицей Пифагора. Когда-то стихии подчинились суевериям и обрели волю и разум, а с некоторых пор воли и разума их начали лишать. С переменным успехом. Хотя судить об успехе в деле, на которое требуются не века, а тысячелетия, не может пока никто.

Еще считалось, что окончательно приведя в покорность стихии, люди естественным образом избавятся от нечисти. Это соображение доказывало уже то, что в просвещенных местностях, в городах, суеверия, умершие еще в прошлом веке, так и не возродились. А то, что пришло им на смену — бытовой фольклор, которым, конечно, тоже занимались, — не шло ни в какое сравнение со страхами прежних времен.

Поговаривали, правда, что все до поры до времени. И что придется еще наплакаться, когда все темное и злое, что есть в городах, что поселяется среди больших скоплений людей, чем дышат заводы и фабрики — вся грязь и весь страх, эмоции, несбывшиеся надежды, смертельные разочарования и уголовные преступления, — все это обретет такие формы, что горько пожалеют нынешние борцы со Злом о невинно развоплощенных полевых, леших и прочих банниках.

Посещение Вотерсдорфа заставило Курта вспомнить о мрачных предсказаниях. Фейри, встретившиеся ему по соседству с плохим домом, были воплощены городскими суевериями. Никакого отношения к существам стихийным, даже самым злым и опасным из них, эти создания не имели.

И все же по временам, когда в каждой луже жил водяной, в каждом колке — лешак, а в каждом дворе не продохнуть было от нечисти, пусть тоскуют поэты. Пусть ищут русалок весной в березовых рощах, бормоча о красоте и веселье зеленоволосых дев. Не дай бог им, правда, найти искомое. Но о том, чтобы поэты не нашли русалок, а русалки не отыскали поэтов заботятся люди, знающие и о тех, и о других больше, чем они о себе сами.

И в любом случае лучше следить за дамбой, вовремя обновляя и укрепляя ее, чем уговаривать водяного.

Рассуждения довольно примитивные, поскольку разного рода нечисть — именно нечисть, духи, к каковым относились и водяные, и лешие и русалки, — во-первых, все же разумны, а во-вторых, от них мало что зависит, когда в дело вступают стихии. Но когда Курту указали на это в одном из первых еще споров на животрепещущую тему, он резонно ответил, что работать со стихиями доведется в лучшем случае одному-двум выпускникам со всего курса. Задачей же остальных будет охрана правопорядка, использование, либо безжалостное истребление как раз таки нечистых духов, и не завидует он, Курт, тем спецам, которых подкупят детская красота русалки или кажущаяся разумность лешего.

А вообще, достаточно один раз увидеть фонтан крови и внутренностей, вырывающийся из-под воды, куда только что, вслед за симпатичной девчонкой нырнул ни в чем не повинный парень, и ни малейшей жалости к русалкам в душе не остается.

Если что-то превращает свадебный поезд в волчью стаю, не пытайся вникнуть в причины, побудившие к этому поступку. Какими бы ни были они, люди важнее. Начнешь вникать, вполне можешь прийти к мысли, что по-своему прав бес, учинивший злодейство. Сам, не желая того, позволишь ему воплотиться, хотя бы только в мысли — этого достаточно, ведь мысли-то твои собственные. Из стечения обстоятельств бес превратится в разумную и опасную тварь, но это будет не то воплощение, которому учиться еще и учиться, и которое делает уязвимым бесплотную нежить. Если бы так! Став из ничего чем-то, в первую очередь бес станет тобой. И ты сделаешь первый шажок на пути к служению не людям, а тому, что глубоко им враждебно.