Король-Бродяга (День дурака, час шута) - Евгения Белякова

— Милейший лорд Вито, как ни приятно мне было бы провести в вашем блестящем обществе гораздо более долгое время, чем я уже имел счастье, я, при всем моем уважении, не могу удовлетворить ни один из так любезно предложенных вами вариантов, какими бы соблазнительными они не были.

С секунду он переваривал мое заявление, потом потратил еще несколько на то, чтобы сдержать эмоции. Затем, сведя брови к переносице, он подался вперед, и задал всего один вопрос, шепотом:

— Но почему?

Я хохотнул, и смех мой был больше похож на дребезжание. Встал, раскланялся и ушел, не оборачиваясь.

Нет, ну каков наглец! Мало того, что он мне тычет в нос мое прошлое, так еще и надеется — да что там, уверен в том, что я способен на измену! Сместить собственного сколько-то-там-юродного пра-пра-правнука, бред, бред! Или они с лордом Оливером намереваются править страной от моего имени, прикрываться мной ради собственных выгод? Плетя какие-то свои интриги?

Примерно такие мысли посетили меня, пока я шел, зло пиная каблуками мостовую, прочь от 'Сковородки'. Я тогда был вот на столько близок к тому, чтобы пойти к королю и все рассказать — однако быстро остыл, понимая, что Гедеон не поверит мне. Нет, конечно, если я смогу доказать ему, что я — это я, бывший король Джоселиан, он прислушается — но я вовсе не хотел шумихи. Хватит с меня и того, что юный лордик Вито узнал мою сморщенную физиономию. Интересно — как? Последний мой портрет был написан, когда мне исполнилось тридцать шесть, как раз после моей свадьбы. А посмотреть на меня теперь — я вдвое меньше ростом, скрючен и почти лыс. От некогда густых черных кудрей остались только жалкие пряди за ушами и на затылке, правда, все такие же черные. И глаза у меня не подернуты мутной пеленой старости, это да — но мало ли, какие у кого глаза? Словом, я понял, что, скорее всего, лорду повезло. Он наткнулся на некоторое количество странных фактов, связанных со мной, усмотрел схожесть, ткнул пальцем в небо — и попал. Насмешка судьбы, опять. Я остановился посреди улицы, скорчил глубокой голубизне наверху самую мерзкую рожу, на какую был способен — и показал кукиш.

— Вот тебе, а не трон, ясно? Вот тебе, а не корона, сволочь! — выплюнул я слова, которые так давно просились на язык.

И внутренне даже сжался от предвкушения — какой ответный удар ждет меня? И, конечно, совершенно упустил тот момент, когда из-за поворота на меня налетел всадник, сбив с ног на полном скаку. Я стукнулся о стену, да так, что воздух рывком вылетел из меня, как из бутылки с вином, когда резко выдергиваешь пробку; копытом конь заехал мне по голени, и она тут же вспыхнула болью. Кто-то сочувственно охнул из окна наверху — женщина; она свесилась наружу и, демонстрируя всему свету пышную грудь, запричитала:

— Ой, старичка задавили! Поскакал, вон, вестовой — видали? Он хоть дышит?

Я несколько раз хлопнул ресницами, чтобы угомонить цветные круги перед глазами, и аккуратно попробовал втянуть в себя воздух. Получилось. Подбежал мальчонка, шустро шлепая босыми ногами по лужам, но в нескольких шагах от меня остановился, тараща глаза. Ему интересно было посмотреть на такую диковину, как сбитый человек, но одновременно он боялся, что я уже труп. Я пошевелил рукой, и он отпрыгнул в сторону.

— Погоди, мальчик. Побеги к 'Горячей сковородке', знаешь такую? — Он кивнул. — И найди там большого белобрысого парня с телегой. Приведи сюда — получишь медяк.

Он помчался быстрее ветра, и, глядя, как его фигурка мелькает среди бочонков, брошенных у стен, и мусора, сваленного прямо посреди улицы, я понял, что мне еще повезло. Меня слегка потоптал всего лишь конь, а попадись я под ноги такой вот ходячей молнии… м-да. А я, нечего сказать, тоже хорош. Совсем забыл про Рэда, пошел, не разбирая дороги, в какие-то трущобы. Ну, не совсем, конечно — в настоящих трущобах меня бы ободрали до нитки, да и прирезали бы (попытались, конечно) для верности, да и не ездят вестовые по бедным районам. Не мог я далеко уйти от центра города, а это значило… Мать всех демонов, что стало с Валедо? Когда это столица успела обзавестись неряшливыми улицами, заброшенными кварталами и равнодушием к собственному виду?

Я с трудом поднялся, и побрел навстречу Рэду, благо прибыть он мог только с одной стороны и шансы прозевать его были ничтожны. Он и появился, как я предполагал — весь в мыле, таща за собой и повозку, и коня — с таким обеспокоенным лицом, что меня невольно проняла гордость за моего мальчика.

— Учитель! Что стряслось? Мне сказали, на вас наехал конь!

— Ничего страшного, Рэд, просто небольшой пинок от Судьбы, в ответ на мои хамские кукиши. Это нормально для нее, уверяю тебя. — Я прислонился к нему, ощущая лишь то, что мне до смерти хочется выспаться. — Давай отложим на завтра покупки, идет? Сейчас нам лучше найти себе место для ночлега, не 'Сковородку', там мне не понравилось, а что-нибудь попроще, и отдохнуть. Хорошо?

Он кивнул, безропотно подхватил меня на руки и уложил в телегу, на пустые мешки, но я успел кинуть медную монетку расторопному посыльному. Потом Рэд развернул конягу (как — ума не приложу, в этой то узкой улочке), и куда-то меня отвез. Я заснул еще в телеге, так что выбор гостиницы целиком и полностью пал на моего ученика, и он (как выяснилось утром следующего дня), полностью оправдал мои надежды.

'Бойцовский петух' отличался сравнительным уютом, невысокими ценами и вполне сносной жратвой. Мы с Рэдом поужинали яичницей с помидорами, запили все это слегка забродившим яблочным соком (или недобродившим яблочным вином?) и отправились спать. Но, как говорил Шенба — 'Куда там, нам в спокойную жизнь не попасть, как и верблюду не пролезть в нору кролика'

***

Я проснулся среди ночи от какого-то шума — из угла, где стояла кровать Рэда, доносились какие-то странные звуки. Похожие на звуки борьбы.

— Какого чер…? — спросил я у темной фигуры, ошивающейся около моей постели, но она вместо ответа надвинулась на меня, в нос мне ткнулась тряпка с сильным запахом; я рефлекторно вдохнул и провалился в глубокий сон. Ну, в конечном итоге я все-таки выспался, не так ли?

Очнулся я — ха-ха! — в темнице. Привязанный к стулу, между прочим, а ведь в прошлый раз они себе этого не позволяли. Тут, в отличие от предыдущей камеры, было светлее — на стенах были укреплены несколько факелов, и в их свете я разглядел, что помещение небольшое, почти что сухое, и в него ведет одна дверь. Я потряс головой, чтобы исчезли остатки сна, и тут, как по заказу, дверь открылась. В проеме возникла фигура, темная, угрожающая… и знакомо низенькая.

— Вот он, предатель, Ваше Величество!

Привет, коротышка-капрал. Грязный, дерьмовый ублюдок, параноик хренов.