Сказка сказок, или Забава для малых ребят - Джамбаттиста Базиле
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из жалости к бедным младенцам Ликкарда-Умница переоделась в лохмотья и — в час, когда Солнце поднимает трофеи Света в знак победы над Ночью, — пристроив большой гребень, которым чешут лен, себе на плечи, пошла в королевский дворец просить хлеба. Получив милостыню, она повернулась уже, чтобы уйти, и в этот миг ее увидел Торе, заранее извещенный о ее приходе. Бросившись к ней, он попытался ее схватить, но она ловко увернулась от него плечом; он схватился за чесальный гребень и так жестоко ободрал себе пальцы, что добрый пяток дней не мог ни к чему прикоснуться.
Так сестрицы получили свой хлеб, а у несчастного Торе внутри только больше разгорался голод. Еще раз уговорился он с ними, и опять стали они зудеть в уши Умнице, говоря ей, что умирают от желания попробовать груш из королевского сада. И она, переодевшись в другую нищенскую одежду, пошла в сад, где ее поджидал Торе. Увидев нищенку, которая просила груш, он сразу понял, кто перед ним, и собственной персоной полез на самое густое и высокое дерево. Сбросив несколько груш Умнице в подол, он поспешил вниз, чтобы наконец ею овладеть; но она оттолкнула лестницу от дерева, и Торе, зацепившись за виноградную шпалеру, остался висеть в компании ворон. На его счастье, садовник, придя в сад срезать пару кочанов латука, увидел принца и помог ему слезть, — а иначе бедняга остался бы там на целую ночь. Теперь же, от волнения кусая ногти, он клялся и грозил жестоко отомстить за такую насмешку над собой.
Наконец в день, когда угодно было Небу, обе старшие сестрицы разродились двумя карапузами и сказали Умнице: «Теперь настает нам конец, милая наша девочка, если только ты нам не поможешь. Со дня на день вернется отец, разузнает все как есть и порвет нас на кусочки, из которых самым большим будет ухо. Умоляем тебя, сойди вниз, мы спустим тебе в корзине обоих малышей, а ты отнесешь их тем, от кого они рождены: пусть сами о них позаботятся».
Ликкарда-Умница, обильная любовью, хоть и через силу ей было терпеть выходки сестер, и на этот раз пожалела их; спустили младенцев в корзине, и она понесла их во дворец. Пробравшись в покои принцев, которых в то время не было на месте, она положила каждому на кровать его сына, зная в точности, кто чей; потом, войдя в комнату Торе, положила ему в изголовье большой камень и незаметно удалилась.
Принцы вернулись к себе и, увидев на постелях прекрасных малышей, с именами их отцов, которые были написаны на бумажках и пришиты к пеленкам, обрадовались несказанно. Один Торе пошел к себе в спальню с комом в горле, ибо только он из всех не удостоился стать отцом, и, в отчаянии упав на кровать, с такой силой ударился головой о камень, что на лбу у него вскочила большая шишка.
Тем временем купец вернулся из путешествия и стал проверять перстни дочерей. И, увидев, что у обеих старших пальцы густо вымазаны черным, бросился в ярости крушить все, что попадалось на пути. Он уже тянулся руками к железу, желая истязать и мучить Беллу и Чендзоллу, покуда не дознается обо всем; но в тот самый час пришли к нему оба королевских сына просить их руки. Он, не понимая, что все это значит, подумал, что над ним смеются; но, услышав по порядку, как было дело, и узнав о рождении младенцев, счел, что Фортуна его осчастливила, и в тот же вечер назначил свадебный пир.
Умница, которая все это время ходила, от нетерпения прижимая руки к груди, помнила, сколько проделок учинила влюбленному в нее Торе, и, хотя ее звали к столу с великой настойчивостью, чувствовала, однако, что не всякая трава — мята и что одеяло не без колючки. Сделав статую прекрасной девушки из сахарного теста, сдобренного душистыми приправами, она уложила ее в большую корзину и прикрыла платьями. После танцев и угощений, отговорившись тем, что у нее сильно разволновалось сердце, она раньше других пошла в спальню и туда же велела принести корзину, будто бы желая переодеться. Здесь она положила статую в свою постель, а сама встала за занавеской, ожидая, что будет.
Пришла пора новобрачным идти по своим покоям; и в это время Торе вбежал в спальню к Умнице. Думая, что она лежит в постели, он вскричал: «А теперь ты мне заплатишь, сучка, за все мучительства, которые учинила надо мной! Увидишь, каково сверчку тягаться со слоном! Сейчас мигом я с тобой рассчитаюсь! Припомню тебе и гребень, и лестницу, и все остальное!» Выхватив из ножен кинжал, он принялся разить им куда попало — и, мало того, в бешенстве завопил: «Да я еще крови твоей напьюсь!» Вынув кинжал из груди статуи, он и вправду стал облизывать лезвие[322]; но вдруг ощутил сладость теста и запах мускуса, которым оно было приправлено. Торе мгновенно опомнился и, пораженный тем, что решился исколоть кинжалом столь сладостную и душистую девушку, стал оплакивать свой безумный гнев. Он говорил слова, способные разжалобить камни; он называл свое сердце — желчью, а оружие — змеиным ядом, укоряя их, как могли они обратиться против такого нежного и сладкого создания. После долгих стонов, сдавленный веревкой отчаяния, он занес над собой кинжал, решившись себя убить.
Но тут Умница проворно выскочила из своего укрытия и схватила принца за руку, говоря: «Остановись, Торе, опусти руку! Вот я, о которой ты рыдаешь. Смотри, я стою перед тобой жива и здорова, и тебя хочу видеть живым и здоровым. Не считай меня жесткой, как баранья шкура, хоть я и много мучила тебя, желая испытать твою любовь, постоянство и верность». Она говорила еще, что подстроила этот последний обман, чтобы смягчить гнев и обиду гордого сердца, и просила у принца прощения за все, что было.
Юноша, обняв ее с бесконечной любовью, бросился с нею на ложе, где заключил
