Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

О том, что происходило после того, как компания покинула территорию Сыскного приказа на Васильевском спуске, рассказал на допросе караульный солдат: «И как он, Дружинин, с тем десятским и колодниками из острогу пошли, то по просьбе тех колодников зашли на фартину, которая называется „Фантан“, и купили те колодники вина на четыре алтына, и выпив то вино, пошли к показанным воротам для прошения милостыни, где им по билету стоять показано, и стояли по полудни до первого часу. И оные колодники их, Дружинина и десятского, просили, чтоб им отдохнуть на час, и по той их просьбе они близ ворот, взошед на болверок (болверк. — Е.А.), легли отдыхать, и как он, Дружинин и десятской, уснули, и в то время оные колодники от них ушли»[591].

Практика выводить колодников на улицы для прошения милостыни очень древняя. Она была связана с тем, что многие заключенные не имели никакого пропитания. На казенном обеспечении в Сыскном приказе находились лишь те колодники, которые состояли под следствием по важным государственным делам. Обвиняемые по «челобитчиковым» делам (инициированным заявлениями частных лиц) должны были содержаться за счет просителей. Все остальные категории арестантов, в том числе «взятые» Каином профессиональные воры, должны были кормиться исключительно за счет мирского подаяния.

Первая попытка запретить вывод колодников для сбора милостыни была сделана Петром I. 20 сентября 1722 года он указал: арестантов, содержащихся в Москве по «государевым делам», отсылать на казенные работы и платить им по четыре деньги на день. Но спустя месяц император вынужден был отказаться от запрета — 17 октября был издан новый указ: «…ежели тех колодников на казенные работы требовать не будут, и из тех колодников, которые держатся в государевых делах, а не в челобитчиковых, отпускать для прошения милостыни из каждого места по одной, а где таких колодников много, то по 2 и по 3 связки и больше, смотря по пропорции колодников. А которую милостыню они соберут, то оную делить на тех колодников, которые в государевых делах держатся, кроме челобитчиковых дел. И чтоб те колодники с работ, также и когда отпущены будут для прошения милостыни, уйти не могли, сделать длинные цепи с примера того, как на каторжных учинены»[592]. Таким образом, фактически произошла легализация этой практики: Петр не просто разрешил выводить арестантов для прошения милостыни, но и указал, каким образом нужно было это делать. После этого, если судить по законодательству, власти на какое-то время вообще забыли о проблеме.

Вид бродивших по улицам на двушейных цепях колодников был привычным для повседневной жизни города. Отдельные следственные дела Сыскного приказа позволяют в деталях реконструировать, каким образом происходил ежедневный вывод сидельцев на улицы Москвы для сбора подаяния.

Утром 13 апреля 1740 года из острога Сыскного приказа были отпущены для прошения милостыни колодники Григорий Юдин и Алексей Егоров под охраной двух караульных — драгуна Петра Полякова и десятского Алексея Семенова. Как обычно, преступники были закованы в ножные кандалы, а кроме этого на них была надета двушейная цепь. Караульным был выдан билет с предписанием стоять с их подопечными на мосту у Никольских ворот Китайгородской стены. Проходя через Красную площадь, арестанты уговорили конвоиров по дороге зайти в кабак, на свои деньги купили вина, которое вместе с ними и распили. Потом они, наконец, добрели до Никольского моста, где некоторое время просили милостыню. Немного погодя колодники упросили караульных сводить их для свидания к родственникам, которое, конечно, также не обошлось без выпивки. Когда компания вернулась на Никольский мост, все четверо были пьяны. Поэтому долго простоять, прося подаяние, они не смогли, забрались на Китайгородскую стену, где и уснули. Когда же караульные проснулись, то обнаружили, что один из их подопечных каким-то образом умудрился снять с себя цепь и убежать[593].

Таких колодников, ежедневно выводившихся на связках в город, было очень много. Они не только стояли в людных местах и нараспев просили милостыню, но также бродили по торговым рядам, по Красной площади, заходили в кабаки — и это не воспринималось московскими обывателями как нечто из ряда вон выходящее. Так, целовальник кабака «Покровская Астерия» в Новонемецкой слободе Яков Яковлев 5 мая 1740 года в Сыскном приказе рассказал, что «в вышеписанную Покровскую Астерию… как преж сего, так и ныне из разных приказов и со штабных дворов колодники для прошения милостыни приходят и ис тех колодников другие, покупая на деньги вино и пива, пьют»[594].

Если судить по делам Сыскного приказа, чуть ли не каждый такой вывод сидельцев для прошения милостыни сопровождался походом в кабак и совместным распитием спиртных напитков охранниками и колодниками за счет последних. Поэтому не приходится удивляться тому, что заключенные всегда просили милостыню в сильно нетрезвом виде, что, видимо, вызывало некоторое раздражение у московских обывателей.

Вечером 9 ноября 1738 года копиист Сыскного приказа Герасим Петров после напряженного рабочего дня прогуливался по Красной площади. Зайдя в Казанский собор, он встретил коллегу, канцеляриста Василия Панова, и приятели направились в Кремль через Спасские ворота. Но их прогулка была омрачена происшествием, о котором копиист рассказал в своем доношении: «…и близ Спасских ворот попались мне содержащиеся колодники Егор Петров да Федор Щукин с караульными солдатами пьяни, у которых колодников усмотрел я, что на нашейной цепи замки не сомкнуты». Копиист, обнаружив непорядок, сорвал несомкнутый замок с цепи одного из колодников и отдал для осмотра другу-канцеляристу. Но пьяные караульные солдаты «тот замок насильством из рук вырвали, и вырвав, примкнули к той цепи, и при том бранили как меня, именованного, так и оного канцеляриста Панова матерно, и говорили, что вам до того дела нет». Обиженный Петров пошел в Сыскной приказ и доложил караульному офицеру, подпрапорщику Осипу Смирному, что колодники с караульными солдатами расхаживают по Красной площади пьяные и с незамкнутыми цепными замками. Но реакция офицера была совсем иной, нежели рассчитывал ретивый копиист: тот его «незнаемо за что бил палкой». В Сыскном приказе было проведено расследование этого происшествия. Караульные солдаты на допросах не смогли объяснить, почему замки на двушейной цепи были не замкнуты, а подпрапорщик Смирной оправдывался, что канцеляриста Панова и копииста Петрова «за шумство и за пьянство бил… по спине палкою, и ударил только два раза». Судьи Сыскного приказа вынесли решение: караульным «за слабое за… колодники смотрение, у которых на нашейных цепях были замки худые, и за допущение тех колодников до пьянства, от которого кроме утечки ожидать было нечего, и за бранное поношение… подьячих, которых они бранили матерно… при собрании в строй солдат учинить наказание — бить батоги»; колодников же за то, что «они, будучи на связке для прошения милостыни, явились пьяни», следовало выпороть плетьми[595].

Видимо, для сбора подаяния выпускали не всех колодников. В документах Сыскного приказа есть упоминания о неких списках, куда вносились имена «ненужнейших» колодников, подлежащих отпуску из острога для прошения милостыни[596]. Но не исключено, что за определенную плату этим правом могли пользоваться и наиболее опасные преступники.

На законодательном уровне к этой проблеме власти возвращаются лишь в конце 30-х годов XVIII века. 23 декабря 1736 года был опубликован указ Московской сенатской конторы: «Понеже Правительствующаго Сената в конторе известно учинилось, что содержащиеся в Москве колодники из разных приказов отпускаются на связке для прошения милостыни без одежды в одних ветхих рубахах, а другие пытаны, прикрывая одни спины кровавыми рубашками, а у иных от ветхости рубах и раны битые знать, того ради по указу Ея Императорскаго Величества Правительствующаго Сената контора приказали: в коллегии, канцелярии, приказы и конторы послать указы, велеть… колодников для прошения милостыни на связках отпускать с добрыми караульщиками, связки по 2 и по 3, в одежде, а в одних рубахах, а особливо пытанных, с кровавыми рубашками отнюдь не пускать». Но можно с уверенностью утверждать, что арестантов продолжали выводить на московские улицы в разодранных рубахах с окровавленными после пыток спинами. Именно это и стало главной причиной издания указа от 29 января 1749 года, призванного полностью упразднить эту практику в Москве: «…ныне Правительствующим Сенатом усмотрено, что многие колодники пытанные в разодранных платьях, что едва тела лоскутьями прикрыты, стоя скованные на Красной площади и по другим знатным улицам, необычно с криком поючи, милостыни просят, тако ж ходят по рядам и по всей Москве по улицам. Того ради по указу Ея Императорскаго Величества приказали: во все обретающиеся в Москве коллегии, канцелярии, приказы и конторы послать с крепким подтверждением указы, велеть имеющихся в тех местах колодников… которые, за караулом сидя, прокормить себя не могут, таких мужеска пола для казенных работ отсылать в Московскую губернскую и полицмейстерскую канцелярии или откуда сколько требовано будет, а баб и девок для работ же на мануфактурные прядильные дворы, где давать заработных денег, как мужеска, так и женска пола, по 2 копейки на день человеку, а которые колодники держатся в исковых исках, тех кормить истцам, и на связки не отпускать»[597].