Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

Отметим, что если отпущенные из Сыскного приказа арестанты совершали побег, ответственность почти всегда несли не дежурные офицеры или чиновники, по приказу которых те были отпущены, а охранявшие их караульные солдаты, допустившие побег.

Жены некоторых колодников старались снять угол вблизи от острога Сыскного приказа — в Зарядье или на Москворецкой улице, — чтобы ежедневно видеться с мужьями, передавать им чистую одежду и еду. 14 января 1748 года капрал Дмитрий Лобанов поймал возле острога жену одного из колодников. Капрал рапортовал, что «как он… ходил для осмотра караулов, и в то время он… у Большого острога у трубки усмотрел вышеписанную женку Катерину Владимирову и при ней пузырь с вином, которой подавала, завязав в платке… мужу своему Михайле Филимонову в трубку».

На допросе задержанная рассказала свою грустную историю, достойную пера романиста: «Катериною ее зовут Володимерова дочь. От роду ей осмнатцать лет. Отец де ее Володимер Иванов сын, прозвище не имеет, иноземец курляндской земли города Литавы (возможно, Митавы. — Е.А.) купец. И тому лет з десять она, Катерина, вывезена в Санкт-Петербург того ж города Литавы иноземкою Анною Ивановой дочерью, которая имелась при дворе блаженныя и вечно достояныя памяти государыни императрицы Анны Иоанновны камер-юнфором{63}. И жила она, Катерина, во дворце при оной иноземке года з два во услужении… И тому ныне осьмой год оная иноземка Иванова выдала ее, Катерину, замуж лейб-гвардии Семеновского полка за солдата Михайла Васильева сына Филимонова». Через год после свадьбы гвардеец за какое-то преступление «с вырезанием ноздрей послан был в ссылку в Сибирь». Вскоре он из ссылки сбежал и вернулся к жене. Супруги сперва тайно жили в Санкт-Петербурге, а потом в Москве. Ее муж регулярно «в ночные часы ходил незнаемо куды», а однажды и вовсе не вернулся. Поутру Катерина нашла его «содержащегося в полиции с поличною коробкой». Для расследования дела о краже Филимонова прислали в Сыскной приказ, но следствие затянулось более чем на два года. Между тем супруга подследственного сняла жилье возле острога — «близ Москворецких ворот в приходе церкви Всемилостивого Спаса, что словет Мокрого, той церкви у дьяка Михайла Тимофеева… в углу» за копейку в неделю. Зарабатывая на жизнь прядением «льняных петинок на продажу», она каждый день приносила мужу вещи и еду. Как обычно, 14 января женщина пришла к «трубке» Большого острога и подала супругу серый кафтан, а тот подал ей бычий пузырь и 24 копейки, «повелев» на эти деньги купить выпивки. Катерина отправилась на Каменный мост, где купила четверть ведра вина и перелила его в кувшин. Дома, «взяв воронку, чтоб того вина никто не видал, вышла в нужник и то вино из кувшина перелила в показанной пузырь». Обернув пузырь платком, женщина принесла его к острогу и хотела передать мужу через «трубку». «И в то время, усмотря ее караульный капрал… с тем вином поймав ее, Катерину, привел к стоящему на карауле у Сыскного приказа офицеру», — закончила свой невеселый рассказ жена сидельца.

Муж задержанной в тот же день был допрошен и показал: «Катерина Володимерова ему, Филимонову, законная жена. А сего де генваря 14 дня оная ево жена приходила к нему, Филимонову, для подания ему кафтана серого… которая в то время была весьма пьяна… И потом караульные солдаты ему, Филимонову, сказали, что оная ево жена поймана с вином, несущим в пузыре, а к кому то вино оная ево жена несла, не ведает».

Затем супругам организовали очную ставку, на которой Катерина взяла всю вину на себя: «…была она, Катерина, весьма пьяна, и в том де пьянстве она, Катерина, купила себе на Каменном мосту в ведерной, сложась с другими покупщиками, полчетверти вина… И то вино… несла она в квартиру свою… И как будет против острогу для подания мужу своему означенного кафтана, была пьяная, а означенной пузырь с вином в то время был у нее под пазухой. И как де она вышеписанной кафтан стала тому своему мужу подавать в трубку, в то время караульной капрал… взяв ее, Катерину, со оным вином в пузыре, привел к караульному».

В Сыскном приказе этому признанию не поверили, обоснованно заподозрив женщину в том, что она передавала в острог вино для своего супруга не первый раз. Катерина была выпорота плетьми, «чтоб она впредь колодникам вина отнюдь не носила», и в начале февраля 1748 года отпущена с распиской в том, чтобы «ей, Катерине, к Сыскному приказу вина не приносить». «На расписку» ее взял сторож приказа Василий Лукьянов[588].

Из другого дела мы знаем, что Михаилу Филимонову время от времени удавалось отпрашиваться из острога, чтобы проводить счастливые минуты в семейном кругу. Так было, например, 11 марта 1749 года, когда бывший гвардеец вместе с другими колодниками был под караулом выпущен из острога на уборку территории возле Сыскного приказа. В то время как остальные работали, он с позволения караульного сержанта под охраной одного солдата отправился к жене. На допросе Филимонов так рассказал об этом: «…по полуночи в 10-м часу… при выпуске из Большого острога колодников… для чищения за Большом острогом помету просил он, Михайла, караульного сержанта Михайла Шульгина отпустить ево для свидания з женою ево Катериною Володимеровою дочерью, которая живет близ Сыскного приказа в полатке… понеже болен малолетний сын их имеется, и оной сержант Шульгин… за ним послал особого одного солдата… И он, Филимонов, с тем солдатом пришел к означенной жене своей. А после того к нему, Филимонову, в тот дом пришли и показанной Шульгин, и староста Тимофей Афонасьев. И в том доме он, Филимонов, купя вина на кабаке за десять копеек, выпили. И, выпив, оной сержант и староста от него пошли, а ево, Михайлу с солдатом, оставили в том доме. И после того он, Михайла, со оным салдатом пришел ко означенным колодником… для чищения помету»[589].

Тогда же солдаты повели к супруге другого колодника, выпущенного для работы. Это был приговоренный к смертной казни Михайла Бухтеев, ожидавший рассмотрения своего дела в Сенате. Его жена также жила «близ острогу». Как и в предыдущем случае, караульный сержант и тюремный староста отправились в гости к жене арестанта, где они все вместе пили вино, пока остальные колодники «чистили помет»[590]. Складывается впечатление, что практика выпускать колодников для свидания с их женами была традиционной для Сыскного приказа. У Михаила Филимонова и Екатерины Владимировой за годы, когда муж сидел в остроге, даже появился сын.

Кроме выполнения всяких хозяйственных нужд, сидельцы имели и другую легальную возможность проводить время на свободе, вне стен Сыскного приказа.

«Для прошения милостыни на связках отпускать…»

Утром 15 июня 1738 года ворота Большого острога Сыскного приказа растворились и оттуда, гремя цепями, вышли два колодника — Иван Короткий и Степан Васильев. Они были закованы в ножные кандалы и привязаны друг к другу с помощью двушейной цепи. Охраняли их два караульных — 49-летний десятский Гаврила Сафонов и пятидесятилетний солдат Коломенского полка Иван Дружинин. Предварительно эти караульные получили из канцелярии Сыскного приказа билет с указанием места, в котором им следовало стоять с колодниками для сбора теми подаяния. Очевидно, это делалось для того, чтобы равномерно распределять просящих милостыню арестантов по многолюдным местам центра Москвы. Названной четверке было приказано находиться у Никольских ворот Китайгородской стены (в районе современной Лубянки).

О том, что происходило после того, как компания покинула территорию Сыскного приказа на Васильевском спуске, рассказал на допросе караульный солдат: «И как он, Дружинин, с тем десятским и колодниками из острогу пошли, то по просьбе тех колодников зашли на фартину, которая называется „Фантан“, и купили те колодники вина на четыре алтына, и выпив то вино, пошли к показанным воротам для прошения милостыни, где им по билету стоять показано, и стояли по полудни до первого часу. И оные колодники их, Дружинина и десятского, просили, чтоб им отдохнуть на час, и по той их просьбе они близ ворот, взошед на болверок (болверк. — Е.А.), легли отдыхать, и как он, Дружинин и десятской, уснули, и в то время оные колодники от них ушли»[591].

Практика выводить колодников на улицы для прошения милостыни очень древняя. Она была связана с тем, что многие заключенные не имели никакого пропитания. На казенном обеспечении в Сыскном приказе находились лишь те колодники, которые состояли под следствием по важным государственным делам. Обвиняемые по «челобитчиковым» делам (инициированным заявлениями частных лиц) должны были содержаться за счет просителей. Все остальные категории арестантов, в том числе «взятые» Каином профессиональные воры, должны были кормиться исключительно за счет мирского подаяния.