Приключения Жихаря - Михаил Успенский

Жихарь зарычал и стал кулаками колотить по камням, круша и ломая их в щебенку. По бритым щекам покатились слезы, чего он никак уж от себя не ожидал.

– Ничего, – сказал Жихарь сам себе. – Это он их проучить решил. Может, Будимир ему помогает, – добавил он с сомнением.

И вдруг встал, отошел от обрыва на несколько шагов, разбежался как следует и полетел вниз, на верную погибель.

…То ли наговорный платок помог ему, то ли под скалами, как часто бывает, речные волны нарыли глубокую яму. Богатырь вынырнул, хватая ртом воздух, и поплыл вдоль берега, время от времени цепляясь за невидимые камни. Потом, когда стало возможно, выбрался на берег. Вода стекала с него потоками, только платок, повязанный на шее и таивший в себе озеро Гремучий Вир, по–прежнему оставался сухим.

«Эх, дубину–то я оставил!» – пожалел Жихарь, скача на одной ноге и вытряхивая реку из ушей.

Бежать вдоль берега не пришлось, а пришлось идти шагом, чтобы не переломать

ноги между камней. Все равно уже свершилось все, чему положено было

свершиться. К острову он вышел вместе с солнцем. Постоял на берегу,

поглядел, как дым смешивается с утренним туманом. Потом пошел вброд через

протоку.

Сосны остались невредимы, а на поляне среди них чернел скелет Беломоровой избы. И хитрая печь волхва, на которой можно было и еду стряпать, и зелья возгонять, осталась в целости, только покрыта вся была копотью.

Жихарь определил, что случилась здесь большая драка, поскольку тлеющие остатки лавок и табуретов были поломаны и порублены. С черной матицы свисали недогоревшие чучела, которых богатырь так боялся во время своего гостевания у волхва. Огонь должен был уничтожить здесь все подчистую – однако не уничтожил. Может, Беломор смирил его чарами, а может, от жара лопнула бутыль с каким–нибудь вредным для огня зельем.

Среди чучел, привязанный к матице цепями за руки, висел старый Беломор, которого не могли погубить ни змеи–драконы, ни цари–короли, ни чернокнижники–соперники, ни Троянская война. А погубил его, на позор и боль Жихарю, простой кабатчик, самозваный богатырь со своими палачами.

Платье на старике обуглилось, кое–где лоскутами свисала кожа. Когда богатырь снимал своего наставника с матицы, то услышал и понял, что у Беломора все кости переломаны.

– Золото искал, тварь пустоглазая, – сказал Жихарь. – Как же ты, премудрая седая головушка, их до себя допустил, почему они беспрепятственно в избу вошли?

И вдруг понял почему. Потому и вошли, что Беломор, как и жители Столенграда, видел в Невзоре того самого богатыря, которого он, Беломор, снарядил и наладил в дальний путь, которому доверил самое важное дело в мире. Жихарь на всякий случай прижал ухо к обгорелой груди. Но нет, был могучий волхв мертвым, каким был бы на его месте всякий иной человек.

– И все из–за меня, – сказал богатырь. – Все беды из–за меня. А теперь тут и веревки не найдешь, чтобы удавиться от стыда. Отныне не буду искать себе иной славы, как порешить гада пустоглазого. Да и дружину щадить не буду, дознаюсь, кто кабатчика сопровождал. Потом пусть меня княжна судит и казнит. Казнь я себе заслужил.

Он накрыл тело старого волхва обугленным половиком, огляделся – и вдруг от великой ненависти стриженая его голова помутилась, словно вновь он хлебнул отравы, поданной сэром Мордредом. Богатырь упал на черные, горячие еще доски.

И только одно видел во сне – как вернулся в Столенград в вороненых доспехах

с предлинным мечом, как загнал Невзора с помощниками в проклятый кабак, как

подпер дверь бревном и поднес факел…

…Разбудил Жихаря хриплый птичий грай. Солнце взошло уже на полдень. Остов

избы облеплен был вороньем, злодейские птицы искали пищи по углам, клевали

кого–то у порога – старик, видно, свою жизнь продал дорого. Некоторые

пытались добраться и до волхва, и даже по животу самого богатыря прыгал на

царапучих когтях наглый вороненок, норовя достичь очей.

Поэтому Жихарь глаза только чуть приоткрыл, дождался, пока пернатый гаденыш

доскачет до груди, потом ловко и быстро ухватил вороненка.

– Вот с тебя и начнем, – сказал он. – Желторотый еще, а туда же…

Вороненок заорал, и вдруг Жихарь увидел, что птичка–то не простая: на макушке у помойного хищника крошечный золотой венец. Тут и все прочие вороны закаркали, зашумели крыльями, полетели к Жихарю, норовя отбить венценосного птенца.

– Сейчас башку ему сверну, – предупредил богатырь. Вороны метнулись по сторонам и расселись на прежние места. – Того, за порогом, долбите от пуза, а старика не смейте трогать – я его сейчас похороню как полагается…

Но тут богатырь начал кое–что припоминать. Вроде бы когда–то с кем–то что–то подобное уже происходило или еще произойдет…

В небе зашумели крылья, и Жихарь подумал, что уж не Демон ли Костяные Уши решил прийти на помощь по старой памяти.

Только был это вовсе не Демон, а преогромный ворон – не черный, но серый, как бы седой. И венец на облысевшей голове у этого ворона был покрупнее и побогаче…

– Отпусти престолонаследника, – приказал седой ворон. Голос у него был как у человека, только с перепою – хриплый и временами пропадающий.

Вот те на! Уж на что был умен петух Будимир, но слова человеческого ни разу

не изронил… И тут богатырь окончательно все припомнил.

– Как же, отпусти! – сказал он. – Просто так возьми да отпусти вороньего царевича! Даром только птички поют да вороны каркают…

– Проси чего хочешь, – сказал седой вороний царь. Побелевший пух окутывал его шею, как дорогой воротник. – Золота там, серебра, клад указать или еще что…

Жихарь задумался. Можно ведь не сразу угробить кабатчика Невзора, а сперва выкупить славу свою, добрую и худую… Или худую вовсе не выкупать? Тогда и княжна сговорчивей будет… Потом взгляд его упал на почерневшую тряпицу, под которой лежало тело Беломора.

– Нет, – сказал богатырь. – Золота я себе добуду, а вот кто мне вернет старого волхва? Говорят, что вы, вороны, мастера искать живую и мертвую воду. Так и ищите.

– И только–то? – с облегчением выдохнул вороний царь. – Да ты же на ней, можно сказать, лежишь…

– Где? – вскочить богатырь вскочил, а вороненка–то не выпустил. Тот уже не орал, только пищал жалобно.

Седой царь слетел на пол, подцепил огромными когтями горелую доску, замахал

крыльями, подняв кучу пепла, и наконец отодрал половицу.

– Дальше сам, – сказал он. – Видишь кольцо? Там у Беломора тайный погреб, убийцы до него не добрались. Да не дави ты внучка столь сильно, он же задохнется…

Жихарь переложил птенца–заложника в левую руку, а правой начал вырывать половицы. Наконец обозначилась и крышка погреба с толстым медным кольцом на краю. Кольцо было еще теплое.

Жихарь кое–как заправил одной рукой рубаху в порты, поместил вороненка за пазуху («Не царапайся, окаянный!») и полез по узеньким сходням в погреб. Вороний царь остановил его, услужливо отыскал еще тлеющую головешку и подал богатырю. Жихарь раздул пламя и спустился вниз.

Погреб оказался обширным, там было всего много – куда больше, чем в избе. И

оружие наличествовало. «Вот же сквалыга старый!» – подумал Жихарь про

Беломора, одарившего его на дорожку порченым мечом, хотя про мертвых плохо

думать не полагается.

Среди бесконечных темных склянок он отыскал наконец две, стоящие рядом и наособицу. Одна склянка украшена была изображением солнышка, другая же – месяца, который есть солнце мертвых. Больше богатырь ничего искать не стал и вылез на белый свет.

– Отпусти внучка, – сказал седой царь. – Дело верное, старый ворон мимо не каркнет. У кого же мы, по–твоему, это зелье добывали? У Беломора и выпрашивали…

– Потерпит, не околеет, – хладнокровно сказал Жихарь. – Часом раньше, часом

позже… Вдруг там простая вода?

– Правильно делаешь, – вздохнул седой. – Никому верить не надо. Особенно людям.

Жихарь откинул тряпку. У старого волхва даже глаз не было видно – сплошная черная короста.

– Эй, эй, – забеспокоился вороний царь. – Сперва мертвую применить надобно,

а то он очнется слепой да увечный – так не поблагодарит избавителя…

– От древних людей и птиц советами не пренебрегаю, – сказал Жихарь, сколупнул ногтем со склянки восковую нашлепку, зубами пробку вытащил…

– Не голой рукой, – предупредил еще раз седой ворон. – Тр–ряпку!

Тотчас же одна из птиц отыскала и доставила Жихарю прожженное во многих местах полотенце. Жихарь сложил его в несколько раз, смочил в зеленоватой и вонючей жидкости и провел несколько раз по лицу мертвеца. Короста разом сползла, под ней показалось желто–белое лицо волхва. Лицо было спокойным, точно и не испытывал он перед кончиной лютых пыток, а прилег отдохнуть да и отошел во сне в Костяные Леса – или куда там волхвам положено.