Полет шершня - Кен Фоллетт

– Давай вправо! – взвизгнула Карен.

Он вспомнил, что тоже может рулить, с силой надавил на педаль и немедля почувствовал, что самолет пошел выше, но все-таки не сомневался, что правое крыло вот-вот чиркнет по кирпичной стене.

Все происходило невыносимо медлительно. Харальд приготовился к столкновению.

Крыло прошло в считанных сантиметрах от колокольни.

– Ух ты… – перевел дыхание Харальд.

Порывистый ветер бросал самолетик из стороны в сторону. Казалось, в любую минуту может швырнуть на землю. Однако Карен продолжала набирать высоту. Харальд стиснул зубы. Угол наклона составлял сто восемьдесят градусов. Наконец, уже высоко над замком, машина пошла ровней. Вспомнились слова Поуля Кирке насчет того, что у земли турбулентность выше.

Он посмотрел вниз. Цистерна еще горела, и в языках пламени было видно, как в одном исподнем выбегают из монастыря солдаты. Капитан Кляйс, размахивая руками, раздавал указания. Фру Йесперсен лежала недвижно – видимо, без сознания. Хермии Маунт он нигде не заметил. У входа в замок стояли слуги и, задрав голову, следили за самолетом.

Карен ткнула пальцем в циферблат на панели управления.

– Приглядывай вот за этим. Это указатель поворота-скольжения. Работай педалями, чтобы стрелка держалась прямо, как на двенадцать часов.

Яркий лунный свет проникал сквозь прозрачную крышу кабины, но для чтения показаний приборов его не хватало и Харальд светил фонариком на табло.

Они забирались все выше, замок внизу становился все меньше. Карен то и дело поглядывала по сторонам, хотя смотреть, кроме как на освещенный луной датский ландшафт, было не на что.

– Пристегнись, – сказала она. Он заметил, что сама она это уже сделала. – Не то пробьешь головой крышу, когда начнется болтанка.

Харальд пристегнул ремень. У него затеплилось чувство, что они, кажется, спаслись, и он позволил себе порадоваться.

– Я думал, уже конец! – признался он.

– И я, причем не один раз.

– Твои родители сойдут с ума от волнения.

– Я оставила им записку.

– А я своим – нет…

– Давай останемся живы, и они будут счастливы.

– Как ты себя чувствуешь? – Он коснулся ее щеки.

– Лихорадит немножко.

– У тебя температура. Надо побольше пить.

– Нет уж, спасибо. Лететь еще шесть часов, а удобств нет. Не хочу я писать в газету у тебя на глазах. Это погубит нашу прекрасную дружбу.

– Я закрою глаза.

– И поведешь самолет не глядя? Забудь об этом. Все будет в порядке.

Карен шутила, но он беспокоился за нее. Харальд и сам от пережитого чувствовал себя так, словно его поколотили, а ведь Карен проделала то же, что и он, с покалеченными конечностями. Хоть бы она выдержала!

– Взгляни на компас, – попросила Карен. – Как там наш курс?

Читать компас он научился, когда в церкви готовился к полету.

– Двести тридцать.

Карен заложила вираж вправо.

– Думаю, надо держать на двести пятьдесят. Скажешь, когда встанем на курс.

Харальд светил фонариком на компас, пока тот не показал нужный курс:

– Готово.

– Время?

– Двенадцать сорок.

– Следовало бы записать, но мы не взяли карандаш.

– Вряд ли я такое забуду.

– Хочу подняться над этим рваным облаком, – сказала Карен. – На какой мы высоте?

Харальд посветил на высотомер.

– Тысяча шестьсот метров.

– Значит, облако на тысяче семистах.

Минуты спустя самолет плотно окутало чем-то похожим на дым – они вошли в облако.

– Свети на указатель скорости ветра, – попросила Карен. – Скажешь, если наша скорость изменится.

– Зачем?

– Когда летишь вслепую, трудно держать самолет на нужной высоте. Можно задрать нос и этого не заметить. Но если такое случится, мы узнаем: наша скорость увеличится или упадет.

Лететь вслепую оказалось неприятно.

«Видимо, так и случаются катастрофы», – думал Харальд.

В тумане самолет легко может врезаться, например, в гору. К счастью, в Дании гор нет. Но если в то же облако случится попасть другому самолету, оба пилота узнают об этом, только когда будет уже поздно.

Через несколько минут лунный свет пронизал облако, и стало видно, как оно клубится, завихряется за окном. И тут, к облегчению Харальда, облако осталось внизу, неся на себе тень летящего над ним «шершня».

Карен подала рычаг управления вперед, чтобы выровняться.

– Видишь указатель оборотов двигателя?

– Две тысячи двести, – посветив себе, ответил Харальд.

– Без рывков установи дроссель так, чтобы дошло до тысячи девятисот.

Харальд послушался.

– Используем мощность для регуляции высоты, – объяснила Карен. – Дроссель вперед – поднимаемся, дроссель назад – идем вниз.

– А как мы контролируем скорость?

– Положением самолета. Нос вниз – ускоряемся, нос вверх – идем тише.

– Понял.

– Но Боже избави задрать нос слишком сильно – мотор заглохнет, потеряешь тягу и рухнешь.

– И как тогда надо поступить?

– Надо опустить нос и увеличить число оборотов. Звучит просто… вот если б еще инстинкт самосохранения не требовал задрать нос!

– Я это запомню.

– А теперь ненадолго возьми управление на себя, – попросила Карен. – Смотри за тем, чтобы лететь прямо и ровно. Все, давай, управление на тебе.

Харальд с силой сжал рычаг правой рукой.

– В таких случаях полагается отвечать: «Управление на мне». Таким образом, первый и второй пилоты не попадут в положение, когда один думает, что самолет ведет другой.

– Управление на мне, – без особой уверенности повторил Харальд.

Казалось, самолет существовал сам по себе. Сворачивал и нырял, повинуясь движению воздушных масс. Пришлось предельно сосредоточиться, чтобы крылья не перекашивало, а нос не заваливался.

– Ты чувствуешь, что приходится придерживать рычаг управления, а он все норовит и норовит вырваться? – спросила Карен.

– Чувствую.

– Это потому, что мы уже израсходовали часть горючего и центр тяжести самолета сместился. Видишь вон тот рычажок в переднем верхнем углу твоей двери?

– Вижу, – глянул он мельком.

– Это регулятор подстройки. Я поставила его в положение до упора, когда мы взлетали. Тогда бак был полный, хвост тяжелый, а теперь самолету нужна перебалансировка.

– И как это делается?

– Просто. Ослабь свою хватку, не дави на рычаг. Чувствуешь, как он рвется вперед сам по себе?

– Да.

– Отодвинь регулятор подстройки. Теперь удерживать рычаг будет легче.

Харальд кивнул. Действительно, Карен права.

– Найди положение регулятора, чтобы держать рычаг, не прилагая усилий.

Харальд осторожно продвинул рычажок. Рычаг управления снова вжался ему в ладонь.

– Перебор, – пробормотал он и дал маленькую поправку. – Вот теперь хорошо.

– Подстраивать можно также руль управления, передвигая вот эту круглую ручку в зубчатой рейке, здесь, внизу панели управления. Когда настроен как следует, самолет летит прямо и ровно, и рукоятки не оказывают сопротивления.

Харальд, проверки ради, отпустил руку. «Шершень» летел как ни в чем не бывало. Он вернул руку на место.

Облако под ними было не сплошным, а с прорехами, в которых порой виднелась освещенная луной земля. Миновав Зеланд, они летели над морем.

– Проверь-ка высотометр, – попросила Карен.

Оторвать взгляд, чтобы посмотреть на панель управления, удалось с трудом: не верилось, что можно одновременно вести самолет и следить за приборами. Оказалось, они поднялись на две тысячи триста метров.

– Как это произошло? – удивился он.

– Ты слишком высоко задираешь нос. Это естественно. Подсознательно боишься врезаться в землю, поэтому набираешь высоту.

Он взял рычаг на себя. Нос опустился, и Харальд увидел еще один самолет, с большими крестами на крыльях. От страха перехватило дыхание.

Карен самолет тоже заметила и испугалась не меньше.

– Вот черт! Люфтваффе!

– Вижу, – ответил Харальд.

Самолет находился левее их и ниже, но быстро набирал высоту.

Карен, перехватив рычаг, рывком опустила нос.

– Управление на мне, – сказала она.

– Управление на тебе.

«Шершень» вошел в пике. Харальд разглядел, что нагоняет их «Мессершмит-110», двухмоторный ночной истребитель, легкоотличимый по двум лопастям на хвостовом стабилизаторе и похожей на теплицу длинной крыше кабины. Вспомнилось, как Арне под впечатлением рассказывал про вооружение таких «мессершмитов»: на носу установлены пушки и пулеметы, и пулемет заднего боя торчит из кабины. Именно такие сбивают союзнические бомбардировщики после того, как их засекает радиостанция на Санде.

«Шершень» был полностью беззащитен.

– Что будем делать? – спросил Харальд.

– Попытаемся спрятаться в облаке. Черт, нельзя было допускать, чтобы ты так высоко забрался.

«Хорнет мот» стремительно шел вниз. Харальд взглянул на указатель скорости: они делали сто тридцать узлов. Словно катишься вниз на «американских горках». Он заметил вдруг, что вцепился в край своего сиденья.