Роза ветров (сборник) - Урсула Ле Гуин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Группа социологов в Кембридже (Англия) продолжает изучать недоказанную пока связь между недостатком времени и недостатком терпения. "Если мы сможем доказать корреляцию, — говорит психолог Деррик Гроут, — группы за экономию времени смогут действовать более эффективно. Пока что они больше скандалят. Все хотят сохранить время, пока оно совсем не кончилось, но никто не знает как, и все только ссорятся. Если бы у нас был заменитель знаете, как солнечная и геотермальная энергия для нефти, — это облегчило бы напряжение. Но, очевидно, нам придется обходиться тем, что имеем". В качестве примера Гроут упомянул "растягиватель времени", выпускавшийся "Дженерал Субстанциус" под торговой маркой «Зюдохрон», снятый с производства в прошлом году после того, как проверка показала, что умеренные дозы препарата превращали лабораторных мышей в бумажные салфетки. В ответ на сообщение о том, что корпорация «Рэнд» вкладывает огромные средства в поиски заменителя времени, он ответил: "Желаю им удачи. Но боюсь, что им придется работать сверхурочные часы". Британский ученый, несомненно, намекал на то, что Соединенные Штаты сократили час на десять минут, сохранив прежние двадцатичетырехчасовые сутки, в то время как страны ЕЭС в преддверии временного голода сохранили длительность часа, но приняли девальвированный европейский день длительностью в двадцать часов.
А покуда средний обыватель в Москве или Чикаго, хотя и жалуется порой на недостаток времени и все ухудшающееся качество того, что осталось, склонен посмеиваться над пророками, возвещающими о Судном дне, и строгие меры вроде распределения времени по карточкам предпочитает оттягивать, пока возможно. Скорее всего этот обыватель, вслед за Экклезиастом и президентом, считает, что "довлеет дневи" злоба именно его.
Сур. Краткий отчет об антарктической экспедиции «Ельчо» в 1909–1910 годах
Хотя у меня и нет намерения публиковать этот отчет, я думаю, будет все-таки замечательно, если мои или чьи-то еще внуки найдут его спустя многие годы. Я буду хранить его в кожаном чемодане на чердаке вместе с платьем Роситы, в котором ее крестили, серебряной погремушкой Хуанито и моими свадебными туфлями.
Первое необходимое условие для снаряжения любой экспедиции — наличие денег — выполнить обычно труднее всего, и я очень сожалею, что даже в этом отчете, который будет храниться в чемодане на чердаке дома в тихом предместье Лимы, не могу упомянуть имени нашего щедрого благодетеля, человека большой души, без чьей помощи экспедиция «Ельчо» так и осталась бы лишь праздной экскурсией в страну воображения. Самое лучшее и самое современное оборудование, обильные запасы превосходного продовольствия, принадлежавший чилийскому правительству корабль с храбрыми офицерами и галантной командой, дважды высланный через полмира для наших нужд — все это благодаря тому благодетелю, чье имя — увы! — я не имею права назвать, но чьим осчастливленным должником я останусь до самой смерти.
Когда я была еще совсем ребенком, мое воображение захватил газетный рассказ о путешествии «Бельгики», которая, отплыв с юга Огненной Земли, оказалась затертой льдами в море Беллинсгаузена и целый год, пока люди на борту страдали от голода и ужаса нескончаемого зимнего мрака, дрейфовала вместе со льдиной. Я читала и перечитывала этот рассказ много раз. Позже с огромным интересом следила за отчетами о спасении доктора Норденшельда с Южных Шотландских островов отважным капитаном «Уругвая» Иризаром и приключениях «Шотландии» в море Уэдделла. Но все эти подвиги были для меня лишь предвестниками Британской национальной антарктической экспедиции «Дискавери» 1902–1904 годов и замечательного отчета о ней капитана Скотта. Эта книга, которую я заказала из Лондона и перечитывала, наверное, тысячу раз, наполнила меня страстным желанием своими глазами увидеть загадочный континент, Ultima Thule юга, что изображается на картах и глобусах в виде белого облака, огромной пустоты, очерченной кое-где участками побережья, сомнительными мысами, ненадежными островами и землями, которые то ли существуют, то ли нет. Одним словом, Антарктиду. Чистое, как полярный снег, желание: побывать и увидеть, ни больше и ни меньше. Я преклоняюсь перед научными достижениями экспедиции капитана Скотта и с огромным интересом читала об открытиях физиков, метеорологов, биологов и других ученых. Но, не располагая никакой научной подготовкой и не имея возможности такую подготовку приобрести, я едва ли смогла бы из-за своего невежества добавить что-либо к массе знаний об Антарктике. То же самое касается и всех остальных членов нашей экспедиции. Жаль, но тут мы ничего не могли поделать. Наши задачи ограничивались наблюдениями и географическими исследованиями. Мы хотели всего лишь пройти немного дальше и увидеть немного больше, а если не удастся дальше и больше, то просто пройти и увидеть. Не такие уж грандиозные планы. Скромные, я бы сказала.
Однако все это не дошло бы даже до планов, так и оставшись лишь стремлением, если бы не поддержка и поощрение моей дорогой кузины и друга Хуаны (я не указываю фамилий, чтобы не вызвать смущения и неприятной огласки для ничего не подозревающих мужей, сыновей и пр., если этот отчет случайно попадет в чужие руки). Я дала Хуане почитать "Путешествие «Дискавери», и именно она сказала, когда мы, возвращаясь с мессы в одно из воскресений 1908 года, прохаживались под зонтиками по Плаза-де-Армас: "Что ж, если капитан Скотт смог, то почему не сможем мы?"
Именно Хуана предложила написать Карлотте в Вальпараисо. Через Карлотту мы познакомились с нашим благодетелем и таким образом получили деньги, корабль и даже правдоподобное объяснение нашего отсутствия: половина участниц экспедиции заявили дома, что отправляются на время в боливийский монастырь, другие сказали, что собираются на зимний сезон в Париж. И именно Хуана даже в самые трудные мгновения оставалась непреклонной и исполненной решимости достичь поставленной цели.
А трудностей у нас хватало, особенно в начале 1909 года. В то время я еще просто не представляла себе, каким образом можно превратить экспедицию в нечто большее, чем четверть тонны истраченного впустую пеммикана и повод для сожалений до конца жизни. О, как нелегко было собрать нашу группу! Многие из тех, кого мы спрашивали об участии в экспедиции, думали, что мы или сошли с ума, или задумали что-то недостойное, или и то и другое сразу. Из тех же, кто разделял нашу увлеченность, далеко не все смогли, когда дошло до дела, оставить свои ежедневные обязанности и дать согласие на путешествие, обещавшее растянуться по крайней мере на шесть месяцев, путешествие, связанное с немалыми опасностями и неизвестным исходом. Больные родители, тревожащийся муж, осаждаемый деловыми заботами, ребенок, которого не с кем оставить, кроме неграмотных и некомпетентных слуг, такую ответственность нельзя снять с себя и с легкостью отбросить в сторону. А тех, кто хотел бы избежать подобных обязанностей, мы вряд ли пожелали бы себе в компаньоны, с которыми придется делить тяжелую работу, риск и лишения.
Но поскольку усилия наши увенчались успехом, к чему останавливаться на задержках и неудачах, на изощренных выдумках и откровенной лжи, которые нам всем пришлось использовать? С сожалением я оглядываюсь назад, вспоминая наших подруг, которые хотели отправиться с нами, но не смогли вырваться, тех, кто остался продолжать жить той же привычной жизнью без опасностей, без риска, без надежды.
Впервые все участницы экспедиции встретились в Чили, в Пунта-Аренас 17 августа 1909 года. Хуана и я из Перу; Зоя, Берта и Тереса из Аргентины; Карлотта и ее подруги Ева, Пепита и Долорес из Чили. В последний момент я получила письмо из Кито, в котором Мария сообщала, что ее муж Тяжело заболел и она вынуждена остаться выхаживать его. Таким образом, нас вместо десяти стало девять. Честно говоря, мы уже думали, что нас будет только восемь, когда с наступлением ночи все-таки прибыла в крошечной индейской пироге неукротимая Зоя: ее яхта дала течь, едва войдя в пролив Магеллана.
В тот вечер перед отплытием мы начали знакомиться и тогда же за отвратительным ужином в ужасном приморском отеле в Пунта-Аренас постановили: если возникнет ситуация столь опасная и требующая срочного решения, что мы должны будем подчиниться одному голосу, почетная, но незавидная роль говорить этим голосом выпадет мне; если я по каким-то причинам не в состоянии буду выполнить возложенную на меня задачу, меня заменит Карлотта; если и с ней что-то случится, тогда командование примет Берта. После чего со смехом и тостами нас троих окрестили именами "Верховный Инка", "Ла Араукана" и "Третий Помощник". К моему великому облегчению и удовольствию, вышло так, что мои способности «лидера» не пришлось проверять. С начала и до конца мы вдевятером решали все сообща, обходясь без приказов, и лишь два или три раза прибегли к голосованию. Конечно, мы нередко спорили. Но у нас было на это время. И так или иначе, споры всегда заканчивались принятием решения, в соответствии с которым мы впоследствии действовали. Обычно по крайней мере кто-нибудь один оставался недовольным решением, сердился, иногда сильно. Но что такое жизнь без недовольства и редкой возможности заметить: "Вот, я же вам говорила!"? Как можно вести домашнее хозяйство, присматривать за детьми и тем более волочь за собой сани в антарктических снегах, всегда оставаясь довольной? Офицерам, как мы узнали на борту «Ельчо», ворчать и выражать недовольство запрещено, но мы, девять женщин, по рождению и воспитанию однозначно и неизменно представляли собой команду, рядовой состав.