Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

Ему было невыносимо больно.

Спускаясь вниз на лифте, он чувствовал себя самым несчастным существом на земле. Боль оставалась с ним до первого этажа и не отпустила его, когда он вышел на улицу. Квартал за кварталом она сопровождала его в бесцельных блужданиях. Она не рассталась с ним, и когда он сел в автобус и поехал в сторону Филлмор–стрит. Он сошел на Ван–Несс, но боль не проходила. Он знал, что сразу легче не станет, должно пройти время, прежде чем начнет отпускать. Боль придется перетерпеть, просто так ее с себя не стряхнуть.

Он зашел в автомагазин Нэта и спросил у брата:

— Так как насчет машины?

— Пока нет, — ответил тот, подкрашивая шину у «Шевроле». — Заходи завтра. Мне тут обещали завезти пару подержанных. Может, дам одну.

— Мне нормальная машина нужна, — раздраженно сказал Арт. — А не старая рухлядь.

— Сходи к Люку, — предложил Нэт.

— Да пошел ты! — ругнулся Арт и вышел.

Придя домой, он улегся с газетой в гостиной. Рейчел не было, наверное, она ушла в магазин. Неприятно было держать в руках шершавую бумагу газеты. У него по коже побежали мурашки. Какой я чувствительный, подумал он. Он терпеть не мог держать что–нибудь в руках. Бросив газету на пол, он вышел из дома, а потом через калитку на тротуар. Дойдя до угла, он постоял там, глядя на людей и машины.

Когда он вернулся, Рейчел была уже на кухне. Достав из коричневого бумажного пакета мыло, помидоры и коробку яиц, она спросила:

— Где ты был?

— Нигде, — сказал он.

— К ней ходил?

— Н–нет, — соврал он. — К кому — к ней? К Пэт, что ли?

— Она, наверно, на работе — на радиостанции, — сказала Рейчел. — Если тебе хочется ее увидеть.

— Я знаю.

— Какая она? — спросила Рейчел. В ней не было никакой враждебности. Она говорила спокойно, но, как ему показалось, с необычной тщательностью подбирая слова. — Мне просто любопытно. Она носит почти тот же размер, что и я. Наверное, двенадцатый. Ты видел ее голой?

— Не помню, — уклончиво сказал он.

— Как не помнишь? — уставилась на него она.

— Д–д–давай не будем, — отрезал он. — Конечно, видел. И не только видел.

Рейчел вышла в другую комнату и надела пальто.

— Ты куда? — спросил он.

— На улицу. Прогуляться.

— Когда вернешься?

— Видно будет, — сказала она и исчезла за дверью.

Злясь и мучаясь от стыда, он принялся убирать продукты и вдруг подумал, что она ведь может и не вернуться. Она сделает что угодно, если решит, что так надо. Он испугался за нее и за их совместную жизнь. А как же ужин? Придет ли она?

К пяти часам он понял, что не дождется ее. Ее не было уже час. Он открыл банку супа и приготовил еду — суп, сэндвич и чашку кофе. Сидя в одиночестве за кухонным столом, Арт услышал шаги перед домом. Положив ложку на стол, он поспешил в гостиную.

По ступенькам спускался Джим Брискин.

— Здравствуй, — сказал он, когда Арт открыл дверь. — Где твоя жена?

— Вышла, — ответил Арт. — Скоро вернется.

— Решил заглянуть, узнать, как она. — Он оглядел комнату. — Когда ты вернулся?

— Не очень поздно, — уклончиво сказал Арт.

И тут он вспомнил, что переспал с женщиной Джима Брискина. И почувствовал гордость, какое–то торжество.

— Вы с ней были женаты? — спросил он. — Она что н–н–надо.

— Послушай, парень, — сказал Джим, — никогда не говори так о женщине. Это должно остаться между вами.

— Она сама виновата, — вспыхнул он. — Не надо на меня кричать. Она хотела сходить в винный магазин, а там уже ей з–з–захотелось прокатиться.

— Боже… Ну да ладно. — Джим бросил взгляд на кухню. — Ты не знаешь, когда Рейчел вернется? Как она вообще? Разозлилась? Расстроилась?

— Нормально у нее все, — проговорил Арт.

— Что собираешься делать? — спросил Джим. — Ну, это неважно. Когда Рейчел придет, скажи, что я заходил. Если она не даст о себе знать, я снова приеду.

— А вас, видать, задело, — сказал Арт. — Скажете, нет?

— Не так уж задело, — ответил Джим. — Просто боюсь, как бы что–нибудь похуже не случилось.

Теперь Арт почувствовал смущение.

— Она сама захотела туда поехать, — сказал он.

— Куда? К ней домой? Знаю. — Джим кивнул. — Я уже видел ее, она мне все рассказала. Сегодня утром, наверно, умирала от похмелья.

— Я был у нее примерно в четыре, — сообщил Арт. — Вроде ничего была. По крайней мере, по ней не скажешь, что ей плохо.

— Ты заходил на радиостанцию?

Джим открыл дверь и двинулся вверх по ступенькам.

— Она потрясно выглядит, — сказал Арт.

— Это правда. — Джим остановился. — И это лишь одно из ее достоинств. Какие у тебя планы? Бросишь жену с ребенком и уйдешь к Пэт?

— Не знаю, — пробормотал Арт. — Я должен позвонить ей. Она сама мне сказала.

— Вчера вечером она напилась в стельку, — сказал Джим.

— Знаю.

— Хочу тебе кое–что сказать. Не ради тебя — ради себя. Я был женат на ней три года. И все еще люблю ее. Для тебя это просто красивая женщина, и вчера вечером она подпустила тебя к себе. Сомневаюсь, что это в ближайшее время повторится. С тобой, со мной или с кем–то еще. Это был единственный шанс из миллиона. Ты оказался под рукой — тебе повезло.

На лице юноши застыло страдание. Джим вернулся в комнату и закрыл за собой дверь. Он собирался поговорить с Рейчел. Но вот он здесь и говорит Арту:

— Не искушай судьбу. Считай, что тебе выпало провести счастливую ночь, и успокойся. Я сегодня бродил по парку и вспоминал, как в твоем возрасте готов был отдать что угодно — лишь бы мне довелось испытать то, что случилось с тобой. Но если ты рассчитываешь на продолжение — только зря себя мучаешь. Поверь мне — я не шучу. Она может причинить тебе много страданий.

— Угу, — буркнул Арт все с тем же выражением лица.

Это была страшная мука — страшнее любой боли.

— Радуйся тому, что получил, — сказал Джим.

— Ну к–к–конечно, — яростно выпалил Арт.

— Подожди, вот еще полюбишь ее. — В нем самом вскипала боль. — Думаешь, тебе сейчас плохо — посмотрим, что будет, когда ты узнаешь ее и поживешь с ней. Что ты о ней знаешь? Только как она одевается да как выглядит — то, что успел увидеть, когда она пришла сюда.

— Я и раньше ее видел, — возразил Арт.

— А я про нее все знаю, — сказал Джим. — И сделаю для нее все, что угодно. Прошу тебя, отстань от нее. Когда она в следующий раз напьется и захочет лечь с кем–нибудь в постель, разворачивайся и шагом марш к жене. Протрезвеет и забудет. Еще кое–что тебе скажу. Если ты попытаешься уговорить ее — убедишься, как я прав. Никому никогда не удавалось уговорить ее что–нибудь сделать — тем более это. Ты попросту выбьешься из сил и в конце концов почувствуешь себя распоследним дураком. Тебе еще не встречалась женщина, способная так лишить тебя ума. Уноси ноги, пока помнишь о ней только хорошее. — Он снова открыл дверь. Он не ожидал от себя, что будет говорить такое. — И когда тебе в следующий раз покажется, что ты одержал вот такую победу, сотри с лица эту идиотскую ухмылочку.

Хлопнув дверью, он поднялся по ступенькам и пошел по дорожке к тротуару. Потом сел в машину, задним ходом вырулил на Филлмор–стрит и уехал.

Он увидел ее в нескольких кварталах от дома. Она медленно брела по тротуару с пакетом в руке. Вот зашла в магазин дешевой одежды поглядеть на вещи. Какой у нее печальный вид, подумал он. Горестный. Он просигналил, что останавливается, припарковался вторым рядом и стал смотреть на нее. Когда она перешла к другому магазину, он медленно поехал за ней.

По сравнению с Пэт, одета она была не очень хорошо. На ней было пальто — коричневое, какого–то неопределенного оттенка. Оно бесформенно болталось на ней — простое пальто с провисшими карманами. Стрижка у нее была никакая. Косметикой она не пользовалась — он никогда не видел ее накрашенной. Она брела с потухшим взором. Из–за округлости живота фигура начинала казаться некрасивой, ее контуры теряли свою четкость. В известных обстоятельствах ее, пожалуй, можно было бы назвать дурнушкой. Но она ею не была. Лицо у нее было суровое, сосредоточенное. Даже сейчас она была подтянута, крепко держала себя в руках. Она не раскисла. В ней чувствовалась сила, которой он не мог не восхищаться. Может быть, она сейчас идет и обдумывает то, что произошло. Она не будет ничего предпринимать, пока не найдет единственно правильного решения.

Его она до сих пор не заметила.

Держа пакет обеими руками, она неспешным шагом шла по тротуару, заглядываясь на каждый магазин, каждую мелочь на своем пути. Ее внимание беспорядочно скользило с одного на другое. Тот, кто ее не знал, мог бы сказать, что сейчас ее можно увести куда угодно — у нее не было никакого маршрута. Но он знал: она сама по себе, сейчас она решает, как ей быть. Она все так же тверда, непреклонна, ее не сломить.