Шалтай–Болтай в Окленде. Пять романов - Филип Дик

— Джим, если это не исцелит нас, то ничто больше не поможет. Понимаешь? Тебе это ясно?

— Мне ясно, — ответил он. — Ты еще немного порезвишься, разрушишь этим ребятам семью, исковеркаешь жизнь, потом наиграешься и заявишь, что выходишь замуж за Боба Посина.

— Я не выйду за него замуж, — сказала она. — Никогда. Что бы ни случилось.

— Слава богу, что так.

— Если из этого ничего не выйдет — тогда не знаю, что делать. Как бы там ни было… — Она бросила щетку для волос и подбежала к нему, глаза ее блестели от радости. — Я просто счастлива. Я никогда ничего подобного не испытывала. Он совершенно не выбивался из сил, никакой усталости — как у нас когда–то. Мы могли бы продолжать без конца — всю ночь, потом весь завтрашний день, еще и еще, не есть и не спать, до бесконечности.

— А как твоя работа?

Он спросил это таким тоном, что она сразу сникла. Закончив одеваться, она проговорила:

— Как там Рейчел?

— Нормально.

— Она что–нибудь сказала?

— Не очень много.

— Я ее… побаиваюсь, — призналась Пэт.

— Тебя можно понять.

— Она будет что–нибудь… предпринимать?

— Понятия не имею. Но, — добавил он, — я не хотел бы оказаться на твоем месте. — Он похлопал ее по спине. — Поразмысли об этом.

— Она еще ребенок. Ей всего шестнадцать, — в голосе Пэт все–таки слышалась нотка озабоченности. — Это глупо. Ну, похандрит немного, как ты. Но, боже мой, он же вернется к ней. Или она думает, что это будет продолжаться вечно? Не будет…

— Увидим.

Он вышел из квартиры и спустился по лестнице.

Когда он пришел домой, звонил телефон. Оставив дверь открытой, с ключом в замке, он прошел через темную холодную гостиную и нащупал аппарат на столе у дивана.

— Да, — поднял он трубку, свалив на пол, куда–то в темноту, пепельницу.

— Это я, — услышал он плачущий голос Пэт. Слова ее он едва разбирал. — Прости, Джим. Я не знаю, что мне делать. Мне так жаль.

Смягчаясь, он сказал:

— Не горюй. Все как–нибудь уладится.

— Лучше бы мы к ним не ходили. Я не думала, что вот так получится.

— Ты не виновата.

Это он был виноват.

— Они оба такие милые, — сказала Пэт.

Она сморкалась и явно вытирала глаза.

— Ложись–ка спать, — посоветовал Джим. — Поспи немного. Тебе завтра на работу.

— Ты меня простишь?

— Слушай, перестань.

— Простишь?

— Ну конечно.

— Хочу, чтобы мы поладили, — сказала она. — Как скверно. Как ты думаешь, что теперь будет? Рейчел выйдет на охоту за мной? Как ты думаешь, она будет меня преследовать?

— Ложись спать, — повторил он.

— Ты, наверное, не захочешь сейчас снова прийти ко мне. Хотя бы ненадолго.

Не могу, — сказал он. — Полиция забрала мою машину.

— Я… могла бы за тобой приехать.

— Ложись спать, — снова повторил он. — Увидимся через день–другой. Я позвоню.

— А если бы я ей сегодня позвонила — уже очень поздно?

— На твоем месте, — сказал он, — я бы держался от них подальше.

— Ладно, — согласилась она.

Он повесил трубку, деревянной походкой прошагал в ванную и открыл воду, чтобы принять душ.

Глава 11

Боб Посин, поддерживавший тесные связи со множеством клиентов, встретился с Хью Коллинзом, состоятельным и именитым сан–францискским оптиком, чтобы вместе отобедать.

— Хью, старина! — приветствовал он партнера, протягивая через стол руку.

На лице Коллинза, лысеющего мужчины среднего возраста, играла кривая улыбочка преуспевающего бизнесмена. Радиостанция «КОИФ» давала его рекламу уже три года — ежечасные ролики до и после сводки новостей. Кабинеты доктора Х. Л. Коллинза располагались на Маркет–стрит[71], в Окленде[72] и к югу от Сан–Франциско, в Сан–Хосе[73]. Он был ценнейшим клиентом.

— Хорошо выглядишь, — сказал Посин.

— Да и ты, Боб, неплохо, — ответил Коллинз.

— Как глазной бизнес?

— Не жалуюсь.

— Все очками торгуешь?

— Да еще как.

Принесли запеченные стейки из лососины. Партнеры приступили к еде. Ближе к концу обеда Хью Коллинз объяснил, зачем хотел встретиться.

— Ты, наверное, слышал про наш конгресс.

— А, да–да, как же, — подхватил Посин. — Что, все оптики Северной Америки съезжаются?

— Только с Запада, — сказал Коллинз.

— Важное событие, — заметил Посин.

— Довольно–таки важное. Проводим в отеле «Сент–Фрэнсис».

— На этой неделе начинается, да?

У Посина было самое туманное представление о такого рода мероприятиях.

— На следующей, — сказал Коллинз. — А я возглавляю комитет по культурной программе.

— Угу, — кивнул Посин.

— Вот, глянь, — Коллинз наклонился к нему, — хочу показать тебе — это я для ребят взял. Не для всех — только для своих, понимаешь? Для внутреннего круга.

Он сунул Посину из–под стола плоскую, похожую на диск шкатулку.

— Что это? — спросил Посин, осторожно взяв ее и заподозрив подвох.

— Давай–давай, открывай.

— И что будет? Оно выпрыгнет?

Знал он эти их штучки для конференций.

— Да нет, открой, глянь.

Открыв шкатулку, Посин увидел ярко раскрашенную порнографическую безделушку из крепкой пластмассы. Раньше такие делали в Мексике из обычных кухонных спичек с красным фосфором. Во время Второй мировой он стоял с войсками в Эль–Пасо и ездил за такими игрушками в Хуарес, на чем неплохо зарабатывал. Поразительно было снова увидеть такую штуковину через столько лет.

Эта была сделана качественнее. Он попробовал, как она работает — там было всего две позы: подготовка и сам акт.

— Ну как? — спросил Коллинз.

— Здорово, — ответил Посин, закрывая коробочку с безделушкой.

— Должна пойти на ура.

— Конечно, пойдет, — сказал Посин.

Складывая и разворачивая салфетку, Хью Коллинз произнес:

— Правда, этого им ненадолго хватит.

— Это их отвлечет, — сказал Посин, — чтоб девчонок на Маркет–стрит за юбки не хватали.

Тут лицо оптика приняло странное, напряженное выражение.

— Послушай, — хрипло сказал он.

— Да, Хью.

— Ты радиостанцией заведуешь… Наверно, с артистами часто встречаешься? С певцами там, танцорами?

— А как же.

— Не мог бы придумать что–нибудь? Ну, для нашей культурной программы.

Посин сыронизировал:

— Хотите, чтоб какой–нибудь паренек спел вам народные песни?

— Нет, — потея, выдавил Коллинз. — Нам бы, ну… девчушку, чтоб повеселиться по–хорошему.

— К сожалению, это не моя специализация, — сказал Посин.

— Понятно, — разочарованно вздохнул Коллинз.

— Но, кажется, я знаю одного человека, который может вам помочь. Это агент. У него выход на кучу певцов и тому подобного народа в Сан–Франциско… Работает с крутыми ночными клубами и заведениями на Пасифик–авеню.

— Как зовут?

— Тони Вакуххи. Я попрошу его позвонить тебе.

— Я был бы очень благодарен, — сказал Хью Коллинз. Его глаза влажно посверкивали за очками. — Правда, Боб.

В тот же вечер Тони Вакуххи, сидя за письменным столом в своей гостиной, набрал номер организаторов оптического конгресса.

— Свяжите меня с Хью Коллинзом, — попросил он.

— Доктора Коллинза нет, — ответила секретарша.

— Знаете, мне очень нужно с ним поговорить, — сказал Вакуххи. — Ему нужна информация, и вот она у меня есть, а я не могу с ним связаться.

— Могу дать вам его домашний телефон, — сказала секретарша. — Секунду.

И Тони Вакуххи тут же дали нужный ему номер.

— Спасибо, что помогли, — поблагодарил он и повесил трубку.

Откинувшись в кресле, он набрал номер.

— Алло, — ответил мужской голос.

— Доктор Коллинз? Насколько я понимаю, вы отвечаете за культурную программу конгресса. Моя фамилия Вакуххи, я представитель целого ряда эстрадных артистов звездного уровня здесь, в Сан–Франциско. Вообще–то, мы специализируемся на развлекательных мероприятиях, которые любят на разных конгрессах, стараемся, так сказать, скрасить их участникам досуг, пока они в городе, избавить их от неудобств и лишней беготни в поисках таких развлечений. Особенно, когда люди не знают точно, что бы им такого придумать. Понимаете, о чем я?

— Понимаю, — сказал Коллинз.

Ноги Тони Вакуххи лежали на подоконнике. Чуть поворачиваясь во вращающемся кресле, он продолжал:

— Думаю, вам не нужно объяснять, что в такого рода делах требуется деликатность, приходится быть осторожным, и мы должны быть уверены в тех, с кем договариваемся. Так что, может, я бы подъехал, и мы бы переговорили с глазу на глаз? Уверяю, это не отнимет у вас много времени, можете на меня положиться.

— Приезжайте ко мне, — предложил Коллинз. — Или давайте встретимся в другом месте.