Гуннора. Возлюбленная викинга - Юлия Крён

Сейнфреда явно была очень взволнована, и ее волнение передалось Альруне. «Очень щедр? О господи! Как же выглядела эта хижина до того, как герцог начал помогать семье лесника? Ну ладно, меха на кровати кажутся мягкими и теплыми, но тут дует, крыша едва ли защитит от проливных дождей, да и в комнате воняет подгоревшей едой». Действительно, в доме стояли густые клубы дыма, и потому Альруна только сейчас заметила, что тут есть кто-то еще. Из угла на нее опасливо смотрела какая-то старуха.

— Это Гильда, моя свекровь. С Замо ты познакомишься сегодня вечером, он еще в лесу, — объяснила Сейнфреда и вновь напустилась на Альруну с расспросами: какие платья носят ее сестры, какие сказки рассказывают Дювелине, на каком языке девочки говорят, какие украшения есть у Вивеи…

— Оставь ее в покое, — проворчала Гильда.

Альруне она сразу понравилась своим зловредным нравом. Перед этой женщиной не придется притворяться, не нужно будет улыбаться, рассказывать, как счастлива Гуннора, как счастливы ее младшие сестры. С ней можно будет перекинуться едким словцом, всласть поругаться, ответить оскорблением на оскорбление, отплатить той же монетой.

— Пахнет горелым, — сказала Альруна.

Это были ее первые слова после встречи с Сейнфредой.

Гильда повернулась к горшку в печи и неторопливо перемешала варево.

— Есть захочешь — и так все съешь. А не захочешь — нам больше достанется, — грубо заявила она.

Сейнфреда виновато улыбнулась.

— Гильда, не будь такой злой. Гуннора прислала нам письмо, чтобы мы приняли Альруну в гости, заботились о ней, были добры к ней.

— А ты не задумывалась о том, почему Гуннора не может принять ее при дворе в Руане? Почему отправляет в этот лес?

— Если бы она хотела, чтобы мы это знали, она бы сказала, — поспешно ответила Сейнфреда.

— Она не сказала — значит, я скажу. — Альруна смерила Гильду насмешливым взглядом.

У нее саднило горло от дыма, варево не просто пригорело, оно мерзко воняло.

— Я пыталась убить сына Гунноры.

Улыбка сползла с лица Сейнфреды, а вот Гильда расхохоталась. Альруна больше не могла выносить эту вонь и выбежала из домика.

Больше Сейнфреда вопросов не задавала. Она вообще не разговаривала с Альруной, не улыбалась, не смотрела ей в глаза.

Альруна была этому только рада, по крайней мере в первые дни. Но потом, привыкнув к жизни в глуши и утратив желание ругаться с Гильдой, женщина почувствовала, что ей стало скучно. Она ходила на долгие прогулки в лес, но это не помогало. Любовь она растратила впустую, но силы остались. Раньше, когда боль становилась терпимой, Альруна ткала гобелены или болтала с другими женщинами в замке. Тут нечего было обсуждать, нечем было занять руки.

Она запомнила каждое деревце вокруг дома, знала ближайшие окрестности как свои пять пальцев, но гулять одной было скучно. Обычно во время прогулки Альруна добиралась до небольшого ручейка и останавливалась. Да и зачем ей было идти дальше? Деревья же не поговорят с ней, птицы не напоют, как найти смысл жизни, шелест листвы не придаст вдохновение.

Как Гуннора прожила здесь столько лет и не сошла с ума? Датчанка говорила, что Альруна обретет здесь покой, найдет путь к самой себе, но прошла уже неделя, а Альруна казалась себе чужой. Ей даже захотелось поговорить с Сейнфредой. Однажды, заметив, как женщина направилась к ручью стирать одежду, Альруна последовала за ней.

— Тебе помочь?

Сейнфреда вздрогнула. Только сейчас Альруна заметила, как странно смотрится контраст между белоснежными запястьями Сейнфреды и ее багрово-красными ладонями. Скользнув по Альруне взглядом, женщина продолжила стирать. И в этом взгляде читалось то, чего она раньше не выказывала: возмущение, презрение, непонимание.

Альруна присела рядом с ней, взяла грязную сорочку и опустила ее в ручей. Вода сразу же стала мутной.

— Жаль, что у меня нет такой сестры, как ты, — прошептала она. — Сестры, которой можно было бы все доверить… Сестры, которая не осудила бы меня… Сестры, которая любила бы меня так, как ты любишь Гуннору. — Альруна принялась отстирывать сорочку.

«Можно ли отмыть душу? Смыть с нее все пятна крови?»

Сейнфреда посмотрела на Альруну.

— Почему?

Что она хотела спросить? Почему Альруна пыталась убить ее племянника? Или почему она сидит тут и отстирывает рубашки, хотя ей никогда не смыть с них все пятна, как не смыть пятна с души?

Альруна погрузила руки в ледяную воду по локоть. Они покраснели, как ладони Сейнфреды, ей стало больно от холода, но боль дарила слова.

— Ричард всегда был моим героем, я всегда любила его, еще девчонкой. Конечно, я знала, что он не любит меня. Но он не любил вообще никого, и мне этого было достаточно. — Альруна сглотнула, зная, что говорит не то. Не из любви к Ричарду она пыталась убить его сына. — Однажды он возлег со мной. Я думала, что ношу его ребенка, но потом… потом пришла кровь. — У нее перехватило дыхание. Сейчас она расплачется, и слезы упадут в ручей. Может быть, от этого вода вновь станет кристально чистой? Или ее слезы будут черны и вода станет еще грязнее? — Я так надеялась на это… Но пришла кровь. Я так хотела родить ему ребенка, хотела этого больше всего на свете, даже больше его любви… Но пришла кровь. Я думала, та ночь станет моим сокровищем, неисчерпаемым источником силы… Но пришла кровь.

Слезы катились по ее лицу, капали в воду. Они не были черными, но и вода не стала чище, только на душе полегчало.

Сейнфреда села на траву и прислонилась к дереву. Она молчала. Сейчас в ней больше не было презрения или возмущения, и Альруна уже подумала, что, может быть, Сейнфреда поймет ее, простит. Но тут женщина вдруг спросила:

— Ты видишь тут детей?

Альруна вытащила руки из воды, они горели огнем.

— О чем ты?

— Ты видишь тут детей? — резким тоном повторила Сейнфреда. Альруна не ожидала такого тона от столь мягкосердечной женщины. — Я замужем за Замо много лет, но мне не удается забеременеть. Как думаешь, как часто я цеплялась за надежду — надежду, которой суждено было развеяться? Как часто я плакала, когда расцветала кровью? Как часто проклинала свое тело, молила Господа, чтобы тот смилостивился надо мной? Как часто думала, что умру от боли, и не потому, что потеряла то, что имела, а потому, что мне этого никогда не обрести? С бедами прошлого можно справиться, но что делать, когда у тебя нет будущего? Тут не хватит слез, чтобы оплакать утрату.

Женщина помолчала, а когда заговорила вновь, в ее голосе больше не было злости, только эхо былых горестей.

— Мои надежды разбивались сотни раз, твоя — лишь один. И поэтому ты чуть не убила ребенка?