Везунчик - Николай Романецкий

Конечно, ей и в голову не могло прийти: ведь сама она понятия не имела, что такое материнские чувства… Но этого я говорить не стал, просто спросил:

— Кто спрятал труп в подвал? Вы?

— Нет, конечно. Я находилась в приемной, с пациентками… Виталия я чувствовала лучше других мужчин. И сразу поняла, что он умер. Бросилась в кабинет, там пусто. Видно, он повел Савицкую вниз. Мне стало жутко, но я спустилась туда. Дверь оказалась закрытой. Кода на замке я не знала, Виталий его систематически менял. Но сразу ощутила, что он там, за дверью, мертвый. Если бы я смогла войти, разве оставила бы шкатулки?.. Наверное, Савицкая была еще в подвале. Но я перепугалась так, что ничего не соображала. Знала лишь, что надо срочно исчезнуть, поскольку… поскольку… — Она запнулась.

— Поскольку решат, что доктора убили вы, — закончил я.

— Да. — Она затеребила рукав халатика. — В клинике все знали, что мы в последние дни часто ругались… Конечно, бежать было глупо, но я в тот момент почти ничего не соображала. Смерть Виталия слишком на меня подействовала! Ведь я его любила, несмотря на все раздоры! У меня хватило сил на то, чтобы попросить Наталью Петровну, нашу администраторшу, принять оставшихся пациенток и подписать у нее заявление на отпуск.

— А как вы объяснили Екатерине Савицкой, почему Марголин убил ее детей?

Альбина помолчала некоторое время, словно раздумывала, говорить ли правду.

— Про первого… про вашего сказала, что Виталий убил его из ревности. Что он уже тогда решил к ней подклеиться, и ребенок был помехой. К тому же убитая горем женщина всегда склонна отвечать на чувства того, кто проявляет о ней заботу… А про второго она и не спрашивала. Хватило одного. Тем более что я рассказала, будто все это время Виталик спал и со мной. Конечно, если бы Савицкая любила его, она бы не поверила. Но она его не любила по-настоящему, просто хотела выйти замуж.

— Откуда вы знаете?

Она улыбнулась грустной улыбкой:

— Чтобы отличить любящую женщину от нелюбящей, не нужно быть ведьмой… Это вы мне звонили насчет шкатулок?

— Да, я. Но вы, наверное, уже поняли, что я не собираюсь их продавать.

— Поняла. — Она вздохнула. — Если вы меня не убьете, я инициирую «рубашки», и вы сможете их продать. Клиентов найдем.

Я усмехнулся: торговка до мозга костей, она пыталась теперь купить и меня.

— А без инициации?

— Без инициации они наденутся только на детей до трех лет или на таких, как вы.

— Ладно, — сказал я. — Об этом поговорим позже. (Она сразу воспрянула духом.) Не думаю, что вам можно верить. Вы ведь пытались убить меня!

— Я?! — Она разыграла гигантское удивление. — Когда и как бы я могла это сделать? Я же носа на улицу не показывала!

— В первую же ночь после того, как я вас нашел. А как — вам лучше знать! Да тем же макаром, как вы убили доктора Свидерского. Иначе зачем попросили цыганку с Кузнечного рынка, чтобы она раздобыла три волоска от моей прически?

Она посмотрела на меня взглядом затравленного зверя:

— А что оставалось делать?! Я же сразу почувствовала исходящую от вас угрозу. Вот и решила заколдовать. Если б я знала, что вы в первую же ночь обзаведетесь «рубашкой» собственного сына… Мне это и в голову не могло прийти. Муж Савицкой пропал без вести… Если бы я знала, что это вы и что вам удастся проникнуть в подвальную комнату!.. Ее понесло, и мне оставалось только слушать. — В ту ночь я ждала, пока вы заснете. Колдовство надежнее всего действует на спящего. А вы не давали покоя ни себе, ни мне. Я ждала до четырех утра, пока не лопнуло терпение. А когда ничего не получилось, решила: неудача объясняется тем, что вы бодрствовали. Дождалась следующей ночи. И опять ничего не получилось! И так ночь за ночью. Пока не увидела вас сегодня и не поняла, что вы в «рубашке». Повезло вам! — Она закрыла лицо руками и замолкла.

— Да, — сказал я. — Мне в этом деле все время везло. А вам — нет. Увы, голубушка, и на старуху бывает проруха!

Она опустила руки на колени, лицо перекосилось от жгучей ненависти.

— Повезло вам лишь в том, что вы успели обзавестись «рубашкой» прежде, чем я взялась за вас! А дальше везение обеспечивала уже сама «рубашка». — Ненависть как вспыхнула, так и угасла: мгновенно. — У Савицкой были бы очень счастливые дети…

— У нее еще не все потеряно, — сказал я.

Альбина ничего не ответила и вновь принялась теребить рукав халата.

— Это вы подсказали полковнику Раскатову, что я жив?

Она подняла голову:

— Три дня назад. Его люди нашли меня. Он тряс меня до тех пор, пока я ему кое-что не выложила. Потом заявил, что вы спрятали кейс с «рубашками» на каком-то из вокзалов, но, к сожалению, были убиты. Я заверила его, что он ошибается. Тогда он пообещал найти вас и вернуть кейс. Велел мне сидеть дома и оставил охрану. Решил использовать меня в качестве приманки, сволочь! Та еще была скотина! Честно говоря, я не жалею, что он умер. Все равно рано или поздно мне самой пришлось бы устроить ему разрыв сердца.

— Погодите! — Я опешил. — Ведь он тоже носил «рубашку»!

Альбина презрительно усмехнулась:

— Разве это «рубашка»? На халяву сокровище получишь только в сказке!.. Обделать партнера в карты… Удачно сыграть на бирже… От серьезных бед его «рубашка» не охраняла. Не то что ваша! Из Савицкой могла бы выйти очень сильная ведьма.

— Не понял, — сказал я. — Из Кати — ведьма?

Презрительная усмешка Альбины теперь относилась ко мне.

— Где уж понять! В мире иногда рождаются очень необычные женщины. Такие, как я или Савицкая. Разница между нами лишь в том, что во мне сила проснулась, и я стала ведьмой. А в Савицкой не проснулась, и ее удел — рожать детей в очень хороших «рубашках».

В моей Кате спала ведьма!.. Я оторопел. Но потом вспомнил, что за последние дни узнал и более сногсшибательные вещи.

— Кстати, — сказал я. — Вы утащили «рубашку» второго ребенка Савицкой. Где она? Альбина хотела соврать. И не соврала.

— Там, в спальне.

— Идемте! Я забираю ее. Вам она уже не понадобится.

Она встала с дивана, одернула подол, прошла в спальню. Я последовал туда же, держа пистолет наготове.

Это была не спальня. Это была самая настоящая химическая лаборатория. На покрытом стеклом столе — спиртовка и набор колб разного калибра. Тут же реторта и змеевик. Какие-то горшочки на полках, рядом с горшочками пучки засушенных трав. На другом столе — шесть подсвечников с погашенными свечами. На окнах — тяжеленные черные шторы. Правда, сейчас они были раздернуты.

Я представил себе, что будет, если их задернуть.

Химическая лаборатория немедленно превратилась в настоящее логово ведьмы. Не хватало только потрошеных жаб, совы на жердочке да окровавленных человеческих внутренностей.