Везунчик - Николай Романецкий

Пришлось вернуть замок в исходное состояние и прибегнуть к помощи звонка.

— Кто там? — послышался голос старой ведьмы.

— Сантехник, — сказал я.

Прием кретинский, но он сработал. Звякнула цепочка, щелкнул замок.

Я рывком распахнул дверь, ввалился в прихожую. И тут же понял, почему сработал кретинский прием — в лицо мне смотрело черное окошечко «стерлинга».

— Заходи, сантехник, — сказал его владелец, молодой парень лет двадцати. — Морду к стене, лапы на затылок.

Я повиновался.

— Татьяна Владимировна, закройте дверь.

Щелкнул замок, звякнула цепочка.

— Теперь, сантехник, на пол! Морду вниз, лапы в стороны!

Я повиновался, лег так, чтобы правая рука была ближе к нему.

— Татьяна Владимировна, вот браслет, наденьте ему на правую руку!

Я лихорадочно соображал, что делать. Вот вляпался так вляпался, Арчи Гудвин хренов!

Между тем старая ведьма наклонилась; чтобы было удобнее, оперлась коленом мне на спину. А может, хотела прочувствовать, что это такое — попирать коленями мужчину.

Другого такого шанса может и не быть. Резко катнувшись в сторону, я подсек старуху, подправляя левой рукой траекторию ее падения. В результате Паутова-старшая с визгом улеглась на меня, а я ткнул ей пальцем правой руки в расплющенную левую грудь и сказал, глядя парню прямо в глаза:

— Дернешься, пущу ей пулю в сердце.

Несуществующий пистолет был ему не виден, и он заволновался. А тут еще старая ведьма завопила:

— Володя, у него пистолет!.. Он мне пистолетом прямо в грудь!

— Мама, что случилось? — раздался из комнаты голос Альбины.

— Пусть дочка сидит, где сидит, — быстро сказал я. — Иначе прихлопну мамашу. Мне терять нечего!

Парень окончательно растерялся. Конечно, если бы «стерлинг» был настроен на игольчатый луч, охраннику не стоило бы никакого труда пальнуть мне в неприкрытую голову. Но, похоже, настройка была веерной, и он боялся зацепить заложницу. Ему, в отличие от меня, было что терять.

Я вдавил палец в рыхлое тело посильнее, и старая ведьма заверещала от боли.

— Мама! — Альбина вылетела из комнаты, словно игрушечный чертик из табакерки.

Охранник схватил ее за руку:

— Куда вы? Назад!

Большего мне и не надо было. Левой рукой я схватил старуху за воротник халата, оторвал от себя, а правой выдернул из кобуры родимого «етоича». Мгновение, и дуло уперлось мамаше в левый висок.

Дальнейшее было просто. Увидев пистолет, Альбина застыла с расширенными от ужаса глазами. Повинуясь моим приказам, охранник положил «стерлинг» на пол, ногой отбросил оружие в дальний угол. Я стащил мамашу с себя, поднялся на ноги, галантно предложил пожилой женщине руку. Она, правда, моей галантности не оценила, встала сама, придерживая на груди оставшийся без пуговиц халат. Потом вся наша дружная компания проследовала в комнату, где я приложил охраннику рукояткой пистолета по затылку. Сдержанно приложил — убивать его вовсе не хотелось. Затем подтащил бесчувственное тело к батарее парового отопления и приковал браслетом к трубе. Все это время мамаша и дочка сидели на диване, вцепившись друг другу в плечи и с ужасом следя за моими боевыми действиями.

Разобравшись с охранником, я повернулся к ним:

— Ну вот, дамочки! Больше он нашей беседе не помешает.

И тут нервы старой ведьмы не выдержали. С воплем: «До-о-очушка, он убьет тебя! Беги-и-и!»— старуха бросилась на меня, норовя вцепиться скрюченными пальцами в лицо. Пришлось ударом по голове, уложить на пол и ее.

— Мамочка! — завопила Альбина, вскакивая с дивана.

— Сидеть! — Я направил пистолет ей в лицо.

Она тут же угомонилась, забралась на диван с ногами, сжалась в комочек. Я опустился возле мамаши на одно колено, пощупал пульс на шее. Старая ведьма была жива.

— Ничего с нею не сделалось. — Я сел в кресло возле стола. — А теперь поговорим.

Как и в первую нашу встречу, Альбина быстро пришла в себя. Спустила ноги с дивана, сжала кулачки, пронзила меня бешеными глазами.

— Нам не о чем говорить!

— Вот как?.. А о детях, которых вы убили с помощью доктора Марголина?

— Это ложь! Я никого не убивала!

— Вот как?.. Тогда поговорим о «рубашках», которые вы с них сняли.

Лицо ее на мгновение перекосилось от страха. А потом она закрыла глаза и протянула в мою сторону растопыренные пальцы. Вздрогнула. Открыла глаза — в них вновь стоял смертный ужас.

— Как… Как вам удалось воспользоваться той «рубашкой»? Это же невозможно… Если только вы… вы… вы… — Ее заклинило: она все поняла.

— Да, я отец ребенка, которого вы с Марголиным убили год назад. Я муж Екатерины Савицкой.

Она вновь быстро взяла себя в руки.

— Муж объелся груш… Между прочим, ваша любезная Катя весь этот год наставляла вам рога.

Я усмехнулся:

— Мне это известно. Как и многое другое. Я прочитал дневник Виталия Марголина.

— Он вел дневник? Вот дурак! Слово «дурак» прозвучало вовсе не как оскорбление: похоже, эта женщина все еще любила своего подельщика.

— Это вы сказали моей жене, что он убил обоих ее детей: моего и марголинского?

— Ничего я никому не говорила! У вас нет никаких доказательств. Вам не поверит ни один следователь, ни один суд!

Да, внутри этой хрупкой женщины скрывался стальной стержень.

— Для суда, каким я собираюсь судить вас, не нужны никакие доказательства!

Это ее проняло.

— Вы… Вы собираетесь убить меня?

— Пока что я задаю вопросы. Как говорят у ментов, чистосердечное признание может быть учтено судом.

Она кусала губы и пожирала меня ненавидящим взглядом. Я молча ждал, недвусмысленно поигрывая пистолетом. Наконец не выдержал:

— Кстати, не надейтесь на помощь со стороны Павла Ивановича Поливанова. Или Раскатова — не знаю уж, как он вам представлялся. Он отвечать на вопросы не хотел и теперь мертв.

Ненависти во взгляде рыжей прибавилось. Желания говорить — ничуть.

Тогда я встал, подошел к ней.

— Даю вам пять секунд! — И приставил к ее лбу пистолет.

Альбина вздрогнула и сразу обмякла, будто этим прикосновением я выдернул из нее дававший силы стержень.

— Ладно, — сказала она хрипло. — Задавайте ваши вопросы.

— Один уже задан! — Я вернулся в кресло.

Она судорожно вздохнула:

— Да, это я сказала Савицкой про детей. Это я присушила к ней Виталика, а потом оказалось, что не могу справиться с собственным колдовством. Я думала, что после моего рассказа между ними все будет кончено. Мне и в голову не приходило, что Савицкая решится на убийство. Такая слабохарактерная женщина…

Конечно, ей и в голову не могло прийти: ведь сама она понятия не имела, что такое материнские чувства… Но этого я говорить не стал, просто спросил: