Иосип Броз Тито - Евгений Матонин

Все эти годы Тито находился в странной ситуации. Для бывших друзей — уже враг, а для бывших врагов — еще не друг. Он никуда не выезжал из Югославии — в течение пяти лет не покинул ее ни на один день, и никто из руководителей других стран не приезжал к нему.

«Этот год был для нас очень тяжелым, — записал он в дневнике 31 декабря 1950 года, — но кто знает, что несет нам следующий». Новый, 1951 год Тито встретил в своей резиденции, в компании своих товарищей — Ранковича, Гошняка, Карделя, Кочи Поповича и других. Потом всей компанией они пошли в клуб. «Там было слишком скучно, так как всю ночь смотрели какие-то фильмы», — записал Тито. На следующий день рано утром он отправился на охоту, которую считал чуть ли не самым лучшим отдыхом для себя.

4 февраля 1951 года он записал: «Сегодня я был в Банате (область на северо-востоке Сербии. — Е. М.) на охоте на диких гусей, однако сумел подстрелить только одного. Было довольно холодно, но снега не было. Я смотрел на поля и боялся даже подумать, что холода без снега могут снова уничтожить осенние посевы. Сейчас я жду снега так же сильно, как летом ждал дождя»[402]. Мысли о засухе, которая поражала Югославию несколько лет подряд, не оставляли Тито почти никогда.

Перед ним стояли две важнейшие задачи — срочно накормить население страны и укрепить ее обороноспособность. И то и другое он, в конце концов, решил сделать с помощью Запада. Осенью 1950 года правительство Югославии обратилось к США с просьбой об оказании продовольственной помощи.

31 октября 1950 года в Белграде Тито встретился с американским послом в Югославии Джорджем Алленом. Посол сообщил, что президент Трумэн не против оказания помощи Югославии, но для этого хотел бы заключить с Белградом двустороннее соглашение. Аллен принес с собой и проект этого соглашения. Оно гласило, что американская помощь предоставляется Югославии, чтобы последствия засухи не могли подорвать ее обороноспособность, и что Югославия обязуется вернуть ее путем продажи товаров, в которых США испытывают недостаток и которые необходимы им для оборонных целей[403]. Посол заметил, что заключение соглашения наверняка приведет к новым резким нападкам со стороны Советского Союза — в том числе и лично в адрес Тито. Впрочем, Тито и сам это прекрасно понимал.

В его дневнике сохранились следы размышлений по этому вопросу. Тито оказался перед сложным выбором. В нем еще жила старая «коминтерновская» закалка, в соответствии с которой принимать помощь от классовых врагов, к тому же помощь на военные цели, было недопустимо. «Я знаю, что Информбюро снова получит повод для нападок на нас, ну да ладно», — в конце концов замечает он в дневнике[404].

Югославы согласились с американскими условиями, и уже в декабре 1950 года в США был принят Закон о чрезвычайной помощи Югославии. 6 января 1951 года состоялось его подписание[405]. В Югославию начало поступать американское, британское и французское продовольствие, прежде всего американская пшеница. Затем — продовольственные посылки различных международных организаций. Молодой американский конгрессмен Джон Фицджералд Кеннеди встретился с Тито в Белграде, чтобы лучше понять, какая еще помощь нужна Югославии. Благодаря западной помощи стране удалось пережить тяжелую зиму 1951 года. «Нас ругают за то, что мы приняли американскую пшеницу, — заметил как-то Тито. — А я утверждаю, что она лучше советской пшеницы, которую мы вообще не получили».

Итак, осенью 1950 года Тито решился «постучаться в двери Запада»[406]. Он не мог не понимать, что созданная им система переживает жестокий кризис. К концу 1950 года становилось все более очевидным, что выбранная в качестве примера советская модель социализма в Югославии работает плохо. Блокада и практически полная международная изоляция страны сделали недостатки государственно-бюрократического социализма еще более очевидными.

Задания первой югославской пятилетки, начавшейся в 1947 году, оказались невыполненными. В стране по-прежнему существовала карточная система распределения. Очереди и дефицит товаров были обычным делом. То и дело возникали панические слухи, что заканчиваются то хлеб, то спички, то керосин. Поскольку официальная пропаганда твердила одно, а в реальной жизни граждане видели совсем другое, это не могло не подрывать среди них доверия к власти, за которую многие из югославов совсем недавно сражались с оружием в руках.

В начале 1949 года II Пленум ЦК КПЮ провозгласил курс на коллективизацию сельского хозяйства. В 1950 году в стране было уже создано около семи тысяч Крестьянских трудовых кооперативов (КТК), которым было передано 2 миллиона 226 тысяч гектаров земли[407]. Крестьяне не горели желанием вступать в КТК, и государство пыталось привлечь их туда то уговорами, то угрозами и прямым принуждением. В этом смысле югославская коллективизация ничем не отличалась от сталинской.

Уже в 1949 году в селах возникли первые подпольные группы, которые начали борьбу с коллективизацией. А весной 1950-го в нескольких районах страны вспыхнули настоящие восстания. Самым крупным из них было так называемое Цазинское восстание, охватившее 5–7 мая 1950 года несколько районов на западе Боснии и в соседней Хорватии. В нем участвовали 20 сел. Причем руководили им бывшие «титовские партизаны» — первоборцы (то есть те, кто воевал в партизанах с 1941 года), а участвовали в нем не только «середняки», но и бедные крестьяне, недовольные почти насильственной коллективизацией[408]. В нескольких городах прошли забастовки и митинги протеста рабочих. В народе все чаще поговаривали, что до войны, при короле, жили, может быть, и тяжело, но такого, как при коммунистах, все равно не было.

По плану первой пятилетки строились и развивались прежде всего предприятия тяжелой промышленности. Производство предметов потребления сокращалось, достать их было сложно, что вызывало частые жалобы и недовольство граждан. Более 50 процентов доходов югославов уходило на продукты питания. В городах не хватало жилья — его строительство опять-таки уступало довоенным темпам. В 1954 году только 17 процентов квартир в Югославии имели ванну, 32 процента — туалет и 29 процентов — водопровод[409]. Понятно, какое настроение было у обитателей этих квартир, когда они видели особняки и виллы тех, кто призывал их «еще теснее сплотиться вокруг партии и товарища Тито для строительства и защиты нашего социализма».

Весной и летом 1952 года Тито несколько раз публично обещал народу, что пройдет еще год-другой и в стране все изменится к лучшему[410]. Однако летом 1952 года страну поразила еще одна, гораздо более тяжелая, засуха.