Ересь - С. Пэррис

Томас отскочил в сторону.

— Я этого не допущу! — вырвался у него вопль. — И если ты не прислушаешься к моим словам…

Не было надобности договаривать угрозу — все выразил жест: рука с зажатой в ней бритвой взметнулась из-под плаща, и Томас бросился на Джерома. Я выхватил из-за пояса нож Хамфри, но иезуит, оказывается, прошел хорошую подготовку: я и с места двинуться не успел, как он быстрым движением руки толкнул Софию себе за спину, а ногой врезал по вытянутой руке Томаса. Томас пошатнулся, но бритву удержал. Джером тоже выхватил лезвие из-за голенища. Противники закружились в смертельном танце, не сводя друг с друга глаз. София обеими руками зажимала рот, а я бесполезно топтался сбоку, прикидывая, как бы вмешаться в драку.

Но я не успел: дверь распахнулась, вбежал Бартон, слуга, размахивая кочергой. Томас обернулся, глаза его страшно горели. Он со всего маха рубанул Бартона бритвой по руке, в которой была зажата кочерга. Тот вскрикнул, выронил ее и зажал рану. Томас, словно обезумев при виде крови, прыгнул на беднягу и принялся кромсать ему горло бритвой. Я вскочил Томасу на спину и попытался схватить его правую руку. Но он оказался необычайно сильным для такого худосочного мальчишки, как будто безумие удесятерило его силы. Сдержать его я не мог. Крики агонизирующего Бартона слились с криком ужаса, вырвавшимся у Софии. Кровь хлынула на каменный пол. Несчастный слуга умирал, конвульсивно цепляясь за плащ убийцы и медленно оседая на пол.

Я отпустил Томаса и обернулся к Софии: бедняжка, думал я, поражена жуткой сценой, разыгравшейся на ее глазах, ей срочно требуется помощь. Но выяснилось, что «на помощь» уже пришел Джером: он крепко держал Софию, приставив нож к ее горлу.

— Положи бритву на пол, Томас, — медленно и отчетливо проговорил он.

Голос его вновь звучал совершенно спокойно, как у учителя, делающего выговор непослушному ребенку. У Томаса отвисла челюсть, он таращился на хозяина, как идиот; его руки, даже лицо были в крови. Двигаясь, как сомнамбула, он шагнул вперед. Джером сильнее вдавил нож. София закусила губу, чтобы не вскрикнуть, и зажмурилась; голова ее дрожала.

— Отпустите ее, — потребовал я, стараясь подражать спокойному и властному голосу Джерома.

— Отпустить ее? А что вы можете сделать, Бруно? — Он крепко сжимал нож и смотрел на меня просто как на досадную помеху. — Может, вы привели с собой подкрепление?

— Никто не знает, что я здесь, — ответил я, сам не очень соображая, что говорю.

Если человек Коббета сумел передать Сидни мое письмо, тот наверняка соберет людей и придет мне на выручку. Но сколько времени пройдет, пока они доберутся сюда? Да и получил ли Сидни это письмо? Ведь Слайхерст поклялся никого не выпускать из колледжа.

Джером, похоже, прочел мои мысли и нетерпеливо тряхнул головой.

— Не важно, в любом случае они опоздают. Все! Бросайте ваши ножи на пол, в противном случае… — Он поднял руку, как будто собираясь вонзить нож Софии в горло.

Томас коротко глянул на меня и бросил бритву. Я посмотрел на Софию: ее широко раскрытые глаза смотрели на меня с отчаянием. Я тоже выронил нож.

Джером кивнул:

— Хорошо. Не трогайтесь с места, не шумите, и все будет в порядке. — Не отводя нож, он двинулся вместе с Софией в сторону западной башни. Грубо толкнул девушку в дверь и захлопнул ее ногой. В тот момент, когда дверь захлопнулась, Томас испустил вопль и ринулся следом.

— Не уйдешь! Не уйдешь! — хрипло вопил он.

Джером почему-то потащил Софию не вниз по лестнице, а вверх, и, когда Томас приблизился, иезуит лягнул его в челюсть. Томас с окровавленным лицом полетел вниз, прямо на меня.

Это его не остановило: он поднялся и снова взбежал по узкой винтовой лестнице, норовя схватить Джерома за ноги; тот продолжал лягаться. Я поспешил к месту схватки, благоразумно подобрав с пола свой нож. Откуда-то сверху раздался отчаянный крик Софии. Я дернул Томаса за лодыжку.

— У него нож! — напомнил я. — Бога ради, остановитесь, или он убьет ее!

Мы продолжали лезть вверх, откуда раздавались всхлипывания Софии, и услышали ее слова: «Не могу, не могу». «Доверься мне», — ответил Джером. Больше ничего слышно не было.

Мои и без того уже изрядно настрадавшиеся ноги дрожали, но мы с Томасом упорно лезли вверх, мимо маленьких, узких, как бойницы, окон, а Джером все гнал и гнал Софию перед собой наверх; я следовал за ними почти по пятам, пока струя свежего воздуха вдруг не ударила мне в лицо. Я понял, что рядом выход на вершину башни. Желудок у меня, как всегда в минуту опасности, свело спазмом: мне показалось, я понял, что задумал Джером. Кому из нас суждено возвратиться вниз?..

Но, отбросив эти мрачные мысли, я вышел вслед за Томасом через низенькую арку на площадку шириной футов двенадцать. Ее окружали восемь зубчатых парапетов высотой примерно по грудь человеку. В просветы между ними видна была дорога, по которой я не так давно скакал к этому дому; леса простирались от тропинки во все стороны, сверху они казались темно-зеленой скатертью. Мы находились на высоте более ста футов. Ветер пронзительно завывал в ушах. На дальней стороне площадки нас ждал Джером; нож его все еще был приставлен к горлу Софии. Он взглянул в упор на Томаса, словно бросая ему вызов.

— Вперед, Томас, — подзадорил он. — Ну, попробуй спасти ее.

Томас колебался; я видел, как он напрягся, будто прикидывая, успеет ли вовремя добраться до Джерома. София тихо плакала, взгляд ее метался от меня к Томасу, от Томаса к тому человеку, который прижимал ее к себе. Не в первый раз была она в его объятиях, но как все изменилось! На лице Софии был не только страх, но и растерянность: она не понимала, серьезны угрозы Джерома или это лишь ловушка для Томаса.

Лучше бы Томас не рисковал, подумал я и протянул руку, чтобы его остановить. Но он уже решился и снова, согнувшись, бросился на своего хозяина, пытаясь головой боднуть его в солнечное сплетение. Иезуит грубо бросил Софию на пол и попытался ударить Томаса ножом, однако тот увернулся и перехватил в воздухе занесенную руку. Томас вскинул ногу и заехал в пах противнику; иезуит взвыл и сложился пополам, рука его на миг ослабла, и Томас что есть силы врезал по ней. Нож выпал. Но прежде, чем Томас успел воспользоваться своим преимуществом, Джером схватил его за волосы и ударил головой в лицо. Томас, с залитым кровью лицом, попытался ответить таким же ударом, но Джером нанес ему удар в челюсть; Томаса отбросило назад, на парапет.

София отползла к стене; я присел возле нее и жестом указал на лестницу, предлагая бежать, но девушка покачала головой: остекленевшие от ужаса глаза ее были прикованы к смертельному поединку. Медленно, осторожно, чтобы не привлечь внимания, я подтянул к себе выпавший у Джерома нож. Я тоже не сводил глаз с противников. Томас, избитый и окровавленный, в последний раз собрался с силами и схватил Джерома за горло; священник, с искаженным от ярости лицом, тоже обеими руками сдавил ему шею. Так они стояли и раскачивались, будто в каком-то странном танце, в точности повторяя каждое движение друг друга; оба задыхались, и мне уже стало казаться, что они одновременно испустят дух — столько ярости и смертельного упрямства было на их багровых лицах. Но Джером, более сильный и тяжелый, сумел-таки сдвинуть Томаса на несколько шагов назад, в промежуток между зубчатыми стенами. Ощутив за своей спиной парапет, Томас покрепче сдавил шею Джерома, а тот, всем весом давя на противника, толкал и толкал Томаса. В конце концов тот повис над пропастью. На миг мне показалось, что с башни рухнут оба, но тут София вскочила на ноги, вырвала у меня нож, который я подобрал, подбежала к дерущимся и вонзила его в руку Томаса, которой он все еще сжимал горло Джерома.

Томас вскрикнул, невольно разжал руку, и в тот же миг Джером изо всех сил толкнул его в грудь. С душераздирающим воплем юноша покачнулся и полетел вниз головой с башни. Крик становился все тише по мере того, как он приближался к равнодушно ожидавшей его земле. Сам удар о землю был настолько глух, что на крыше мы его почти не расслышали.

Инстинкт толкал меня подбежать к парапету и посмотреть вниз, но я боялся поворачиваться спиной к Джерому. София упала в его объятия, рыдая и сотрясаясь всем телом. Он осторожно вынул нож из ее руки и прижал девушку к себе. Дышал он тяжело и все никак не мог отдышаться. Потом взглянул на меня, и я увидел, как с лица Габриеля-Джерома сошла злость и осталась только глубокая усталость. Он потер намятое горло, повертел головой.

— Рано или поздно это должно было случиться, — еле слышно выговорил он. — Его бы уличили, а он заодно погубил бы и меня.

— Мы убили его! — всхлипнула София, отрывая заплаканное лицо от плеча своего возлюбленного. — Боже, Боже! Мы убили его! Бедный Томас был моим единственным другом. Простит ли нам Господь его кровь? — Она возвела глаза к небу, где между темных грозовых туч уже появились светлые полосы рассвета.