Меланхолия - Михаил Савеличев

Вецель уселся на стул, покосился на раскоряченную фигуру у стены, показал пальцем на свободное место:

- Мы уже говорили о ролях. Или вы думаете, что я здесь вроде проводника? Экскурсовода по кругам безумия? Интересное предположение. Мне оно пока в голову не приходило. Ну хорошо, пусть так. Тогда что можно извлечь из нашего очередного друга?

Я сел и посмотрел. Человек, оказывается, не был неподвижен. Он двигался, медленно, вжимаясь, втискиваясь в шершавую стену, как брюхоногий моллюск тщательно ощупывая, пробуя на вкус каждый выступ, каждую ложбинку. Полы халата обвисали, волочились по полу, а на стене оставался розоватый след.

- Он не доверяет реальности. Или пытается сбежать.

- Почему - или? Мы все здесь не доверяем этой затасканной шлюхе по имени Тривиальность. Если не упрятать мозги в самый грубый презерватив сумасшествия, то черт знает что можно от нее подцепить. Но вы правы. Сорок процентов поля зрения обычного человека занимает так называемое "слепое пятно". На мире стоит громадная и безобразная клякса, но мы сами достраиваем все остальное - весь этот цвет, всю фактуру... Да что там цвет! Представляете, если большинство тех, с кем мы знакомы, умещаются в этом пятне? Тонут в нем? Прячутся в темноте? А мы толкуем о взаимопонимании! Это с телевизором у нас взаимопонимание.

Раздался тихий свист, щелчок и голос сказал:

- Промахнулся. Я же говорил, что промахнусь.

- Еще раз. Нужно попробовать еще раз.

- Она никогда так высоко не забиралась. Теперь и с лестницей ее не выковырнуть оттуда.

- Забудьте о лестнице. Стреляйте!

Я посмотрел вверх и голова закружилась, как будто бездонный колодец разверзся надо мной, разошелся, растянулся жадной глоткой с перетяжками густой слюны. Глотка, переваривающая жертву, снимающая едкой жидкостью самые сладкие и нежные покровы трепещущей божьей коровки. Ата висела на перекладине и смотрела на меня. Она опять смотрела на меня. Тайное соединение, тонкая нить между тем, что еще осталось, и тем, что готовилось исчезнуть.

- Ее убьют, - подтвердил Вецель. - Теперь ее обязательно убьют. Жаль. Очень жаль.

- Вы серьезно?

- Кто-то бегает на перегонки с черепахой и постоянно обгоняет ее, кто-то летит к звездам, кто-то держит, преображает мир, кто-то не доверяет ему. Вы не задумывались, а в чем ваша гипотеза? Что вы должны доказать для них?

- Для них?

Венцель засмеялся. С закрытым ртом, потирая небритые щеки. Просто дрожал. Мелкой и неприятной дрожью, которую и смехом нельзя было бы назвать, если бы не глаза, глаза, заполненные слезами. Его просто распирало, как маленького ребенка во время скучного урока, отмочившего про себя отличную шутку.

- Так вы еще... вы еще... - он зажал себе рот и навалился на стол.

Еще один свист и щелчок.

- Мимо.

- Стреляйте лучше, черт вас возьми. Там человек, а не плюшевый медведь!

- Вот именно...

Я отвернулся от сумасшедшего старика и посмотрел на толпу. Большая часть пациентов потеряла интерес и разбрелась по своим безумным делам. Стрелок сменился. Новый надсмотрщик осматривал ружье и что-то подправлял в прицеле. Профессор Эй доставал из коробки очередную оперенную инъекцию.

- Эго-го! Какие вы все бледные! Вы все исчезаете! Ура! - опять закричала Ата. - Я все поняла! Я обо всем догадалась! Так и передайте господину мэру!

- Слезай! - не выдержал и заорал в ответ профессор Эй. - Слезай, чертова кукла! Тебе ничего не будет! Я обещаю!

- Мне и так ничего не будет! Я теперь птица! Птица!

- Как бы она не прыгнула, шеф, - сказал надсмотрщик.

- Лучше бы она прыгнула, - проворчал профессор Эй.

Венцель отсмеялся и приглашающе похлопал по столу:

- Ради бога, извините. Я действительно был совершенно уверен, что вы о всем уже осведомлены. Лишены, так сказать, наивности... Что ж, тем хуже для вас. Девчонку жалко, но вы им нужны больше.

- Не понимаю. О чем вы?

- О заговоре. Господи, ну конечно о заговоре. С большой буквы.

Я посмотрел на старика, но тот больше не смеялся. Он тоже пытался разглядеть наверху Ату. Ворот пижамы разошелся, открывая беззащитное горло с торчащим кадыком. Словно почувствовав мое желание, Венцель прикрылся ладонью. Человек-моллюск продолжал свое розовое путешествие.

- Вы говорили о заговоре, - напомнил я. - И кто против кого?

- Как всегда, мой печальный друг, как всегда. Силы бытия против сил небытия. Заговор хаоса против заговора порядка. Вечное круговращение света и тьмы, отлитое в заготовки человеческих судеб.

- А, философия...

- Можно назвать и так. Хотя я предпочитаю - диагноз. Хорошее слово. Неизлечимое. Пустая оболочка, готовая принять какой угодно смысл. Разве не так? Оглянитесь! Это единственное, о чем еще можно просить. Оглянитесь! Отнеситесь непредвзято хотя бы к одному факту, крохотной случайности и вы увидите все. Не сложно. Мы участники заговора, плетем интриги, перекупаем агентов, но самое интересное - никто не видит картину целиком. Каждый обладает лишь частью мозаики, кусочком колоссального панно. Но здесь вы не видите панно. Здесь только ткань, иголки и нитки! Здесь сами руки, которые вышивают наши судьбы. Космос. Математика. Любовь. Случайность.

- Что же тогда вы сами?

- Для вас это не имеет никакого значения. Я - часть совершенно другой истории. У нас с вами - просто свободный обмен информацией. Единение вселенных, так сказать.

Слишком сложно. Убаюкивающе сложно. Какая-то бессмыслица в хрустальном кругляшке с искусственным снегом. Стоит встряхнуть и город погружается во вьюгу и стужу. Ручная погода. Вот кто-то так встряхивает жизнь, чтобы метель в ограниченном пространстве личного покоя. Неразборчивое пузырение. Не хочу. Ничего не хочу. Хочу лишь растворения, очередного растворения в жестком концентрате боли и потерь. Размножиться, разбиться на молекулы, спрятаться в прозрачных клетках универсального растворителя, чтобы никто не мешал пустоте, блаженной пустоте взгляда.

- Не уходите! - кричит противный старикашка и держит меня за руку. - Не уходите!

Он любит кричать. Любит корчить из себя всезнайку. Надо же - заговор! Волшебные слова против порчи. Везде видеть что-то - искусство достойное удивления. Мне лично... Мне? Мы же договорились, что нет меня. Кто ищет то, чего нет? Кто опять выволакивает ненужную пустую оболочку на свет, на мучительный свет еще более жестокого представления?

- Вот видишь, - говорит Ата, - совсем не сложно. Достаточно протянуть руку! Хватаешься, тянешься, переступаешь. Главное - не глотать пыль. А то можно чихнуть!

Она смеется. Она рада присутствию. Здесь все не так, как видится снизу. Тонкая и ажурная конструкция продолжается в бесконечность - тайный лаз из безумия противоборствующих сил. Чем выше, тем легче. Как будто вытягиваешься из болота, ускользаешь из неприятных объятий, уклоняешься от тяжести мира, разглаживаешь неопрятную гармошку души, которую по ошибке величаешь собственной личностью.