Преступление победителя - Мари Руткоски

Арин смотрел на Кестрел прямо, не моргая. Цвет его глаз напоминал небо в ветреный облачный день, шрам выделялся на напряженном лице больше, чем обычно.

— Это было непростое решение, — проговорил он. — Но ты приняла его. Я знаю.

Кестрел опустила крышку на клавиши. Теперь она уже не могла ничего контролировать. Игра изменилась, и ей ничего не оставалось, кроме как выйти из нее. Она встала.

Арин остановил ее.

— Я тебе небезразличен. Я слышал, что ты играла.

Кестрел попыталась рассмеяться.

— Я уже и сама не помню, что играла.

Ладонь Арина лежала у нее на руке. Кестрел отстранилась. Как все воспринял ее отец? Девушка взглянула на экран. На дверь. Та не открылась.

— Почему ты так поступаешь? — требовательно спросил Арин. — Не лги. Я слышал музыку. И я знаю. Ты выменяла у императора перемирие.

Кестрел услышала слабый звук, будто одна поверхность скреблась о другую. Возможно, ей показалось? Звук был похож на то, как если бы кто-то вытащил в соседнем помещении из ножен меч.

— Ничего подобного.

Арин преградил ей путь.

— Дай мне пройти. — Голос Кестрел прозвучал так, будто в любое мгновение мог сорваться.

— Вот что я думаю: самым непростым решением было то, что ты согласилась выйти замуж, в то время как ты никогда — никогда! — не собиралась этого делать.

— Мы уже обсуждали множественную выгоду, которую я получаю от замужества с принцем.

— Но все ли мы упомянули? — Арин запустил руку в свои грязные волосы. — Кестрел, мне кажется, что я схожу с ума. Что я вижу то, чего нет, и не замечаю очевидных вещей. Просто скажи мне. Ты... выходишь замуж за принца... из-за меня? Это... часть некой сделки, которую ты заключила с императором?

Молчание принадлежало не только Кестрел, но и ее отцу.

Она резко втянула в себя воздух. Она сможет. Она пообещала себе, что сможет ответить, потому что потом все исправит. Совсем скоро она возьмет свои слова обратно.

Кестрел мягко сказала:

— Это похоже на историю из книжки.

Арин не двигался. В его глазах стояло сомнение. Несмотря на его утверждение, что он знал, какое решение приняла Кестрел, девушка почувствовала: эта вера была в нем совсем недавней. Совсем хрупкой. Она сломается. Если правильно приложить силу, его вера разобьется, как зеркало. Кестрел увидела в Арине что-то, чего никогда раньше не замечала, что-то невыносимо юное. На мгновение она увидела мальчика, которым Арин был раньше. Его глаза. Слабость. Надежда. Подвижные линии его губ. Кестрел увидела, куда нанести удар.

— Жизнь — это не ваши геранские сказки о богах, злодеях, героях и их великих жертвах, — сказала она. — Когда я была маленькой, они мне нравились. Уверена, тебе тоже. Там все лучше, чем на самом деле. В действительности люди принимают решения из корыстных соображений. Да, действительность не очень поэтична. — Девушка пожала плечами. — Как и высокомерие, которое заставляет кого-то думать, что весь мир вращается вокруг него.

Арин отвел взгляд. Он уставился на струны рояля под поднятой крышкой.

Кестрел обошла вокруг него, будто оценивая.

— Интересно, что, по твоему мнению, могло заставить меня зайти так далеко ради тебя. Твое обаяние? Происхождение?

Глаза Арина метнулись к ней. Кестрел остановилась, рассматривая его шрам. Арин напрягся. Кестрел презрительно изогнула губы.

— Уж точно не внешность.

Арин сжал зубы.

В горло Кестрел впились шипы. Она едва могла выносить отвращение, которое испытывала к себе. И все же девушка заставила себя улыбнуться еще шире.

— Я не хочу быть жестокой. Но твои фантазии просто невероятны. И, честно говоря, немного отчаянны. Как наваждение. Ты не думал, что видишь то, что хочешь видеть?

— Нет.

Но Кестрел видела, как он колебался, перед тем как ответить.

— Ты должен осознать, что создал себе сказку и жил ею. Арин, мы уже выросли из сказок.

Он тихо отозвался:

— Выросли?

— Я — да. И тебе пришло время повзрослеть. Хватит быть ребенком.

— Да, — медленно ответил Арин. В его голосе звучало странное удивление. От узнавания у Кестрел свело живот. Так звучал голос человека, который избавился от тумана сомнений. В голосе Арина прозвучала уверенность, и сила, которую та придает.

— Ты права, — проговорил Арин. Когда он снова повернулся к Кестрел, девушка не увидела больше ни следа того мальчика. Как будто он ей привиделся. — Я пребывал в заблуждении. Этого больше не произойдет.

Арин вежливо, почти бесстрастно прикоснулся тремя пальцами к тыльной стороне ладони Кестрел. Затем он вышел и закрыл за собой дверь.

Глава 44

Стук закрывшейся двери отозвался эхом. Кестрел пожирал ядовитый страх. Ее сомнения увеличивались. Внутренний голос убеждал ее, что она действует неправильно; более того, никакими действиями нельзя исправить то, что она только что совершила. Однако Кестрел держалась самого важного правила, которому научил ее отец: избавляться от опасности, пока та не избавилась от тебя.

— Отец? — позвала Кестрел. Ее голос звучал выше обычного. — Отец?

Ответа не последовало. Возможно, ее отец слишком поражен тем, что услышал? Находится во власти подозрений? Уже решил не говорить с ней?

Кестрел кинулась к двери и резко открыла ее. В коридоре никого не было. Арин исчез. По полу из опрокинутого ведра растекалась горячая вода: от нее шел пар. Вода подступила к туфлям Кестрел. Мгновение девушка стояла в луже с мокрыми, холодными ногами. Затем она стала с отчаянием ощупывать резьбу на стенах коридора, пока не нашла деревянную кнопку в бутоне распустившегося цветка. Панель отъехала в торону, и в скрытую за ним комнату полился свет из коридора. В комнате никого не оказалось.

Что это значило? Кестрел гадала, мог ли ее отец уйти после того, как прозвенели его часы, но до появления Арина. Неужели она лгала Арину напрасно?

Девушка прижала пальцы к вискам. В ее сознании кишели догадки, сердце пустилось в галоп: она не думала, а, скорее, беспорядочно скакала от одной мысли к другой.

Кестрел вернулась в музыкальную комнату и подняла с пола ручку. Она написала Арину письмо. Она писала прямо на нотных листах, поверх обозначенной на них музыки. Чернила струились и оставляли кляксы. Кестрел рассказала Арину всю правду: о перемирии и помолвке, о Моли и ее любви, о восточных лошадях и яде, который убивал его народ. Она писала неистово, свирепо, иногда протыкая кончиком ручки страницу.

Ей не приходилось подбирать слова. Через минуту письмо было готово.

* * *

Оно горело в кармане ее юбки, как уголек. Кестрел посетила покои отца — его там не было, и его лакей не знал, где бы он мог быть, — и, в конце концов, вернулась в свои собственные комнаты. Две ее служанки вели себя совершенно нормально, и от этой обычности у Кестрел закружилась голова. Она придумала какой-то предлог и нырнула в свой гардероб. Оказавшись там одна, она спрятала в рукаве маскировочную моль: манжет на пуговицах не даст вредителю потеряться. Кестрел пожалела, что у нее не было с собой моли в музыкальной комнате. Она могла бы передать насекомое Арину. Знак. Она сделала бы это незаметно: ей понадобилось бы лишь небрежное движение рукой, рассеянный взмах ладони, чтобы открыть Арину свою тайну.