Преступление победителя - Мари Руткоски

Раньше она бы разозлилась, но теперь приказы отдавала ледяная игла в ее сердце, и та велела Кестрел отметить место ошибки и продолжать. Девушка взяла ручку и подчинилась, подчеркивая забытый фрагмент. Затем она положила ручку обратно на пюпитр рядом с нотами и приготовилась снова играть.

Тут послышался звон часов ее отца.

Уголки губ Кестрел приподнялись.

Внезапно она поняла, что именно хочет сыграть для него. Генерал не поймет, что она играет лишь половину дуэта, но даже если поймет, то никогда не догадается, для кого предназначалась вторая половина, кто должен был петь. Кестрел снова подумала о том, как много хотела сказать своему отцу и как мало могла сказать в реальности.

Но она выразит свои чувства через музыку. Он услышит и, пусть и не поймет, что услышал, Кестрел будет казаться, будто она сказала ему все.

* * *

Арин услышал музыку задолго до того, как подошел к музыкальной комнате. Мелодия лилась по коридору мощной волной. Звала его, будто вопрос, на который он хотел ответить до боли в горле. Он чувствовал места, где должен был петь. Песня отчаянно пыталась вырваться наружу.

Наверное, он где-то уронил ведро, потому что осознал, что больше не несет его. Он стоял перед дверью музыкальной комнаты. Казалось, она появилась перед ним из ниоткуда. Арин положил на дверь ладонь. Дверь казалась живой: древесина пульсировала музыкой.

Арин открыл дверь вторым ключом. В комнате не было никого, кроме Кестрел. Она увидела его, и музыка замерла.

Глава 43

На мгновение Кестрел подумала, что он привиделся ей. Потом поняла, что все происходит по-настоящему. Она пришла в ужас. Ее ледяная скорлупа треснула, впиваясь осколками в тело.

Арин закрыл дверь, но задержал на ней ладонь с расставленными пальцами. Он смотрел на Кестрел.

Позже Кестрел поняла, чего ей стоило потрясение. Она действовала слишком медленно. Лишь встретившись с Арином взглядом, она окончательно осознала, что они оба в опасности.

Ей потребовалась вся ее воля, чтобы не посмотреть в сторону экрана, за которым стоял ее отец. Ее отец, который услышит все, о чем они будут говорить, которому Кестрел сейчас была видна. Она представила, как сейчас выглядит. Она успела вскочить на ноги. Мертвенно-бледная. Одной рукой она держалась за пюпитр и, не отрываясь, смотрела в сторону двери, вида на которую у ее отца как раз и не было.

Кестрел вскинула перед собой руку. «Стой, — мысленно умоляла она Арина. — Не двигайся».

Но от ее жеста в нем будто что-то вспыхнуло. Его ладонь отделилась от двери. Кестрел прочла решимость по лицу Арина, дикое подозрение, которое уже принимало форму вопроса. С внезапным ужасом девушка осознала, о чем он собирался спросить.

Арин направился к ней.

— Нет, — произнесла Кестрел. — Уходи.

Было слишком поздно. Он уже поравнялся с роялем. Отец Кестрел увидел его.

— Ты меня не прогонишь, — ответил Арин.

Кестрел опустилась обратно на банкетку перед инструментом. У нее свело живот: случилась катастрофа. Сколько раз она представляла, как Арин будет стоять перед ней и смотреть так, как смотрел сейчас, и говорить то, что сейчас сказал. Подозревая то, что подозревал. Кестрел даже робко, чувствуя себя нарушительницей чужого покоя, молилась его богам, чтобы появился шанс увидеть его. Но не так. Не тогда, когда ее отец был здесь.

У нее не осталось выбора.

Кестрел поправила нотные страницы на пюпитре, но остановилась, увидев, как дрожат руки.

— Не нужно столько драмы, Арин. Я занята. Будь так добр, оставь меня. Ты прервал мои занятия.

Она потянулась за ручкой. «За нами наблюдают, — хотела написать Кестрел на нотной странице. — Я все объясню позже».

Арин вырвал у нее ручку и бросил ее через всю комнату. Она со стуком упала на каменный пол.

— Хватит. Прекрати притворяться, будто я тебе никто.

Кестрел смотрела на ручку. Она не могла ее поднять. Ее отец не дурак, он наверняка поймет, зачем ей ручка. Рискованно было даже изначально браться за нее.

И тут Арин задал свой вопрос.

— Каким образом ты добилась перемирия? — требовательно спросил он.

Кестрел хотела закрыть лицо руками. Она хотела смеяться — или, возможно, плакать. Внутри нее поднялось нечто, неприятно напоминающее панику. Кестрел бы встала и ушла, если бы не думала, что Арин может остановить ее силой, и уж это точно заставит ее отца ворваться в комнату.

Она попыталась говорить спокойно.

— Я не понимаю, о чем ты, — ответила она Арину. — Я прекрасно помню, что не добивалась никакого перемирия. Я готовлюсь к свадьбе. У меня будет полно времени заниматься политикой после того, как я стану императрицей.

— Ты знаешь, о каком перемирии я говорю. Ты передала его мне в руки. И я готов поклясться, что оно содержит в себе твои следы.

— Арин...

— Оно подарило моей стране свободу. Спасло мне жизнь. — Его лицо было бледным, серые глаза горели. Молодой человек возвышался над Кестрел, которая осталась сидеть. Банкетка перед роялем казалась ей плотом, который носит по морю. — Как ты заставила императора подписать перемирие?

Арин говорил возбужденно и громко. Неважно, что по-герански: отец Кестрел знал этот язык. Девушка сплела пальцы. Она вспомнила, как генерал приказал дезертиру убить себя, чтобы избавиться от позора. Поступит ли он так же с ней, если она расскажет Арину правду? Как поступит с самим Арином?

— Арин, прошу тебя. Я не имею никакого отношения к тому перемирию. У меня нет времени на твои фантазии.

— Но у тебя хватает времени для того, чтобы видеться с Тенсеном, не так ли?

Кестрел переспросила с невинным видом:

— С кем?

Арин сжал челюсти.

«Не произноси это слово, — мысленно умоляла его Кестрел. — Пожалуйста, пожалуйста». Она не знала, сколько Тенсен рассказал Арину и о чем тот мог догадаться сам, но, если он скажет слово «моль» вслух... Кестрел вспомнила, как отец смахнул на пол моль с картины Тенсена. Генерал точно обратил внимание на то, что увидел маскировочную моль — известного пожирателя тканей, обитателя гардеробов — в таком неожиданном месте. Он легко догадается о ее предназначении.

Особенно если Арин спросит о том, кто был Молью Тенсена.

«Не делай этого. — Кестрел хотела встряхнуть его. — Не делай».

Выражение лица Арина стало раздосадованным. Кестрел видела, как он мысленно сражался с самим собой.

«Да, — убеждала его девушка. — Именно так. Ты не должен сообщать будущей дочери императора кодовое имя своего шпиона или признавать, какую роль Тенсен играет при дворе. Не надо. Что, если ты ошибся? Ты рискуешь многими жизнями. Нельзя, Арин».

С видимым усилием взяв себя в руки, Арин сказал: