Брисингр - Кристофер Паолини

— Но хоть сейчас-то ты можешь сказать, почему тебе все-таки пришлось остаться в этих вонючих пещерах?

— Потому что мне нужно было кое-что разведать и кое-что выяснить.

Поскольку этим его ответ и ограничился, широкое лицо Рорана помрачнело, и на мгновение Эрагон испугался, что брат станет настаивать на более подробных разъяснениях. Но Роран сказал:

— Ну что ж, разве может надеяться такой заурядный человек, как я, что разом поймет все «почему» и «потому что», которыми заняты мысли настоящего Всадника, даже если этот Всадник — мой двоюродный брат? Самое главное, что ты помог освободить Катрину, что сейчас ты здесь, что ты цел и невредим. — Роран вытянул шею, словно пытаясь увидеть, что лежит у Сапфиры на спине, затем посмотрел на Арью, стоявшую чуть позади, и сказал: — Ты же потерял мой посох! Я пол-Алагейзии с этим посохом прошел! Неужели ты не мог его сохранить?

— Я отдал его человеку, которому он был гораздо нужнее, чем мне, — ответил Эрагон.

— Ох, да перестань ты на него нападать! — сказала Роpaнy Катрина и, чуть поколебавшись, крепко обняла Эрагона. — На самом деле, Эрагон, он ведь страшно рад тебя видеть, ты же и сам это понимаешь! Он просто не может слов подобрать, чтобы выразить это.

С дурацкой, совершенно бараньей улыбкой Роран пожал плечами.

— Она, как всегда, права насчет меня. — И влюбленные обменялись нежными взглядами.

Эрагон внимательно посмотрел на Катрину. Ее медные волосы приобрели своей прежний, роскошный блеск и цвет, и следы, оставленные на ее теле тяжкими пытками, уже почти все исчезли, хотя она по-прежнему казалась более бледной и худой, чем прежде.

Подойдя совсем близко к Эрагону, чтобы никто из сгрудившихся вокруг варденов не мог ее услышать, Катрина шепнула:

— Я никогда не думала, что буду обязана тебе столь многим, Эрагон! Что мы будем обязаны тебе столь многим. С тех пор как Сапфира принесла нас сюда, я узнала, чем ты рисковал, чтобы спасти меня, и нет слов, как я тебе благодарна. Если бы я провела в Хелгринде еще неделю, это попросту убило бы меня или лишило разума, что, в общем, то же самое — настоящая смерть при жизни. За то, что ты спас меня, за то, что ты исцелил Рорану плечо, я от всей души благодарю тебя, но еще больше я благодарю тебя за то, что ты снова воссоединил нас! Если бы не ты, мы бы никогда больше с Рораном не увидели друг друга.

— Мне кажется, Роран, так или иначе, отыскал бы способ вытащить тебя из Хелгринда даже и без меня, — заметил Эрагон. — Он же настоящий златоуст, если его завести. Он бы убедил еще какого-нибудь заклинателя помочь ему — например, травницу Анжелу, — и все равно своего добился бы.

— Травница Анжела? — нахмурился Роран. — Куда этой болтливой особе соперничать с раззаками.

— Ничего, она бы тебе показала, на что способна. Она гораздо сильнее и глубже, чем кажется… Во всяком случае, чем можно предположить, слушая ее болтовню. — И тут Эрагон сделал то, чего никогда не осмелился бы сделать, когда жил в долине Паланкар, но теперь чувствовал, будучи Всадником, что имеет на это полное право: он поцеловал Катрину в лоб, затем точно так же поцеловал Рорана и сказал: — Роран, ты мне как брат. А ты, Катрина, мне как сестра. Если когда-либо вы окажетесь в беде, пошлите за мной, и если вам нужен будет Эрагон-земледелец или Эрагон-Всадник, я в любом качестве буду в полном вашем распоряжении.

— И ты тоже, — сказал в ответ Роран, — если когда-либо будешь в беде, только скажи, и мы поспешим тебе на помощь.

Эрагон благодарно кивнул, но воздержался от упоминания о том, что те беды, которые, скорее всего, выпадут на его долю, будут таковы, что бороться с ними ему не сможет помочь никто из них. Он крепко обнял Рорана и Катрину за плечи и сказал:

— Живите же долго, всегда будьте вместе, будьте счастливы, и пусть у вас родится много-много детишек! — Тут улыбка Катрины на мгновение померкла, и Эрагон, мгновенно удивившись, подумал: «Как странно!»

По настоянию Сапфиры они снова двинулись к красному шатру Насуады, находившемуся в центре лагеря. Когда они, сопровождаемые восторженной толпой, прибыли туда, Насуада уже встречала их на пороге, а слева от нее стоял король Оррин; целая орда его приближенных и прочей знати толпилась за двойным рядом охраны.

Насуада была в зеленом шелковом платье, которое переливалось в солнечных лучах, точно оперение на грудке колибри, прелестно сочетаясь с ее смуглой кожей. Рукава платья заканчивались у локтя пышными кружевами. А дальше, от локтя до тонких запястий, руки ее были покрыты бинтами. Она невероятно выделялась среди остальных варденов, точно изумруд, упавший на груду пожухших осенних листьев. Одна лишь Сапфира могла соревноваться с нею в яркости и необычности облика.

Эрагон и Арья поздоровались с Насуадой, затем с королем Оррином, и Насуада официально приветствовала их от лица всех варденов, похвалив за храбрость и мужество. Закончила она свою речь так:

— О да, Гальбаторикс может иметь при себе Всадника и дракона, которые сражаются за него так же, как Эрагон и Сапфира сражаются за нас. Он может иметь армию такой величины, что от нее становится темно вокруг. Он может использовать любую, даже самую ужасную черную магию, которая кажется отвратительной любому, кто занимается этим древним искусством. Но, несмотря на всю его злобность и жажду власти, ему не остановить Эрагона и Сапфиру! Ведь он не смог помешать им проникнуть в его царство и убить четверых самых его любимых прислужников, как не смог и воспрепятствовать Эрагону беспрепятственно пройти через всю Империю. Поистине рука его, претендующего на всемирное господство, сильно ослабела, раз он не может защитить свои границы и своих омерзительных слуг даже внутри своей потайной тюрьмы-крепости!

Вардены ответили на ее слова восторженными криками, и, слушая этот радостный шум, Эрагон позволил себе тайком улыбнуться: Насуада на редкость умело сыграла на чувствах своих подданных, подогревая их доверие, верность и энтузиазм, хотя реальная действительность сулила им куда меньше надежд, чем она только что изобразила. Нет, она не лгала им — по его разумению, во всяком случае, — она не лгала, даже когда имела дело с Советом Старейшин или с другими своими политическими соперниками. Она всего лишь говорила вслух то, что наилучшим образом способствовало укреплению ее позиций и подтверждало приведенные ею аргументы. В этом отношении, думал Эрагон, она все-таки очень похожа на эльфов.

Когда энтузиазм варденов несколько поутих, король Оррин приветствовал Эрагона и Арью в том же стиле, что и Насуада, но его речь была куда более уравновешенной и пространной. И хотя толпа слушала его вполне вежливо и сопроводила его слова аплодисментами, Эрагону было очевидно, что как бы люди ни уважали Оррина, они не любят его так, как любят Насуаду; не может он также и зажечь их воображение, как сумела это сделать Насуада. Этот гладко-лицый король был одарен высочайшим умом. Однако он был слишком утонченной личностью, слишком эксцентрической и слишком покорной обстоятельствам, чтобы служить давним чаяниям людей, бросивших вызов Гальбаториксу.