Лето 1969 - Элин Хильдебранд

У Джесси перехватывает дыхание. Давным-давно кто-то сказал ей, что Уайлдер случайно застрелился и Кейт наняла Дэвида Левина доказать, что это был несчастный случай, а не самоубийство.

– Я закрыла дверь и ушла. Знаешь, о чем я до сих пор жалею?

Джесси понимает, что мама не спрашивает ее мнения, она все равно даже слова выдавить не может.

– Что не хлопнула дверью! – восклицает Кейт. – Если бы я вспылила, может, Уайлдер опомнился бы и пошел за мной, чтобы поспорить или оправдаться. У него были… резкие перепады настроения, проблемы с таблетками и виски… но я не понимала, как далеко он скатился. Честно говоря, Джессика, в тот момент я не думала о муже. Я думала о себе. Думала о том, что он предал меня. Изменял мне со знакомой девушкой, симпатичной мне девушкой. Неосторожно сделал ей ребенка, а значит, скоро весь мир узнает, что Уайлдер предпочел Лорейн Кримминс собственной жене, и вдобавок к сердечной боли я буду унижена.

– И что случилось? – осмеливается спросить Джесси.

– Я закрыла за собой дверь, тихо и уверенно, со щелчком, и пошла прочь. Спустя пару секунд раздался выстрел.

– Он застрелился.

– Да. Сначала я не поверила, ведь Уайлдер любил изобразить драму. Я думала, муж выстрелил в стену, чтобы я решила, будто он покончил с собой. Уайлдер был настолько неуравновешен, что у меня даже мелькнула мысль, вдруг я открою дверь, а он направит на меня пистолет.

– И что ты сделала?

– Пару минут подождала, но было тихо. Тогда я зашла и увидела, что он натворил. – Кейт говорит спокойно, лицо невозмутимо, глаза сухие. Кажется, она сейчас скажет, что открыла дверь, а там Уайлдер чинит пылесос. – Сначала я испытала совершенно странное чувство – гнев. Пришла в ярость, что Уайлдер настолько легко отделался. Я так хотела, чтобы он столкнулся с последствиями своих поступков. Чтобы его пристыдили отец и мать.

Это так внезапно, что Джесси даже сложно определить свои чувства.

– А затем я почувствовала, как на меня обрушивается вина, словно мощная океанская волна сбивает с ног и наполняет нос и рот жгучей соленой водой. Потому что… – Кейт грустно смеется. – Не могу поверить, что рассказываю тебе все это. Надо остановиться.

Да, думает Джесси. Остановись. Хватит! Но почему-то она знает, что Кейт не в состоянии замолчать.

– Я ощутила вину, потому что соврала Уайлдеру. Я не звонила адвокату и не собиралась разводиться. Может, и переехала бы ненадолго к бабуле, пока мы не разберемся. Я наговорила все это, чтобы он испугался. – Кейт замолкает, на минуту погружается в воспоминания и продолжает: – Единственный человек во всем мире, который знает правду, – это Билл Кримминс.

– Мистер Кримминс? – не верит Джесси.

– Я позвонила ему на Нантакет и рассказала, что случилось. Он сел на паром и к полуночи приехал к нам. И все исправил.

– В смысле исправил?

Руки Джесси онемели, губы покалывает. Она никогда, никогда не будет прежней. Ничто больше не имеет значения – ни Пик, ни древо жизни, ни обнаруженная нацистами и умирающая в концлагере Анна Франк. Родная мать солгала о смерти Уайлдера Фоли. Он покончил с собой из-за слов Кейт. И мистер Кримминс знает об этом.

– Помог представить, будто это был несчастный случай.

– А папа?

– Дэвида-то мы и пытались обмануть в первую очередь. Ну и страховую компанию, те бы не выплатили компенсацию за самоубийство. А еще я хотела скрыть правду от друзей и соседей. Когда они услышали, что Уайлдер случайно покончил с собой, пока чистил оружие, то посочувствовали нам. Это ведь трагедия. А самоубийство – клеймо. Я не могла допустить, чтобы это отразилось на детях. Так что знает только Билл. А теперь и ты. Я доверяю тебе эту тайну, но ты не обязана хранить ее. Если хочешь позвонить властям прямо сейчас, вперед. – В глазах Кейт блестят слезы. – Может, тогда мне станет легче. Ты представить не можешь, каково было столько лет жить в таком аду. Я каждый день ждала наказания. Потому что никто не уходит безнаказанным, Джесси. И когда призвали твоего брата, я поняла, что это из-за меня. Весь остальной мир может считать призыв случайным невезением. Но Тигр, скорее всего, погибнет.

– Мама, не говори так! – молит Джесси.

– Это я виновата, – тоскливо роняет Кейт. Она кладет голову на стол и наконец плачет. – Только я виновата. Я довела Уайлдера до смерти.

Джесси вспоминает разрушения, которые произвел «Бонневиль», врезавшийся в витрину Буттнера. Ущерб казался непоправимым. И все же в конце концов витрину восстановили, она стала как новая, даже лучше. Точно так же обстоят дела с невероятным признанием Кейт. Мама некоторое время плачет, Джесси дает ей салфетки, Кейт вытирает слезы, а затем возвращается во «Все средства хороши». Через некоторое время Джесси к ней заглядывает. Кейт выглядит повеселее, даже предлагает пойти на пляж, только вдвоем.

– Сегодня девятнадцатое июля, а мы и не загорали толком. – Мама говорит совершенно обычным голосом.

– А как же папа?

Джесси пытается говорить ровно, но весь ее мир держится на скором прибытии отца.

Мама же прекрасно знает, что дочь никогда не позвонит властям, чтобы выдать. Но Джесси собирается все рассказать отцу. Ей ненавистна мысль, что Кейт и мистер Кримминс решили его одурачить. Папа должен знать правду.

– Он приедет в половине четвертого. Если отправимся на пляж в одиннадцать, полдня позагораем.

Джесси боится, что если откажется, то мама решит, будто дочь напугана тайной. Джесси и напугана. Мама шестнадцать лет всем врала. И теперь Кейт – и вся семья – наказаны за тот грех. Тигра отправили во Вьетнам, и он может не вернуться оттуда живым.

Непостижимо, что Джесси по-прежнему любит мать так же сильно, как раньше. Может быть, даже больше. Она прекрасно помнит, как мучилась всю неделю, когда думала, что исчезло ожерелье бабули, как тяготило чувство вины, словно груз гравия внутри. Каково же пришлось маме все эти годы хранить тайну от бабули, Дэвида и собственных детей? Неудивительно, что она чувствовала себя одинокой.

Джесси расскажет Дэвиду, тот поговорит с Кейт, и потом все, наверное, пойдет кувырком, но правда раскроется, маме станет лучше, и, может, Тигр будет спасен.

– Ладно, пойду за купальником, – соглашается Джесси.

– А я сделаю бутерброды.

– Мам… – роняет Джесси, и Кейт останавливается. Они смотрят друг на друга. Джесси понимает: сейчас решающий момент. – Без горчицы, – заканчивает она.

День складывается гораздо лучше, чем могла бы предположить Джесси. Они с мамой отправляются на Рэм-Пачер. Экзальта попыталась присоединиться, но Кейт отказала:

– Я бы хотела побыть с Джесси наедине. Спасибо, мама.

Пляж практически безлюден.

Солнце теплое, но не палящее, а поскольку Экзальты с ними нет, Джесси может посидеть в кресле, «Сонной лощине», которое не случайно так назвали. Она засыпает на солнце, но ее мама вспомнила о «Коппертоне», поэтому Джесси не обгорает.

Она просыпается, плавает вместе с мамой. Холодная вода освежает и очищает. Выбравшись на берег, они