Похожая на человека и удивительная - Наталия Терентьева

– Наверно, учила варить, да?

– Нет, заставляла! – Женя опустил голову.

– Ладно, – я с трудом прогнала из головы Женину грузную бабушку с жесткими седыми волосками, торчащими на подбородке, с толстыми пальцами, с тяжелым дыханием, с сумрачным взглядом водянистых глаз. – Женя, не думай, пожалуйста, про бабушку, я ее боюсь.

Женя от неожиданности даже засмеялся.

– Вы разве кого-то боитесь?

– Подожди секунду, – я отобрала у него пульт и включила звук у телевизора, где шел какой-то концерт. – Давай посмотрим. Я хорошо знаю эту певицу. И ты, кстати, ее видел, мы с тобой у нее в гостях были.

Женя кивнул и стал смотреть вместе со мной.

На сцену вышла Герда в короткой темно-голубой тунике и обтягивающих лосинах света индиго. С ней за ручку шла маленькая Лиза в прелестном и тоже ярко-синем платьице. Женя разулыбался:

– Да, я помню… И девочку…

– «Не проси меня смея-яться…» – начала Герда.

– «Я и так всегда смею-юсь…» – запела вместе с ней Лиза чистеньким и довольно крепким голоском. Вполне бабушкин напор и какой-то очень неожиданный тембр для такой юной певицы.

Герда запела своим мощным эстрадным контральто, по привычке широко расставив ноги. Так, вероятно, она стоит в бальных платьях, в которых поет уже много лет. В лосинах это выглядело забавно, но неплохо. Так обычно стоят мужчины-певцы, особенно оперные, поющие на хорошей опоре. Звук – на диафрагме, тело – на крепких ногах. Хорошо отлаженный поющий инструмент. Так и Герда сейчас. Тем более что рядом с ней пела маленькая, тоненькая, бесконечно дорогая ей девочка. Девочка, которая больше года никак не могла даже произнести ее имя. И Герда, скорее похожая сейчас не на энергичную бабушку, а на позднюю, но еще полную сил, любви, надежд маму, пела вместе с Лизой просто замечательно, не изображая из себя королеву, не встряхивая то и дело сверкающими искусственным блеском кудрями, не надувая губы, не вытаращивая глаза, на которые она – не удержалась! – наклеила огромные синие ресницы.

– Да, Герда, – я почти не удивилась, что Герда звонит мне.

– Послушалась тебя, идиотка. Оделась, как…

– Вам идет, вы же знаете сами, Герда. Стиль хулиганистой Мальвины.

– Что ты мне выкаешь? Хочешь подчеркнуть, что мне сто лет, а тебе нет еще и тридцати?

– Мне тридцать восемь, – засмеялась я. – А вам – сами знаете, никто и не догадывается, что вам сто лет.

– Какая же ты сволочь, Борга! – хмыкнула Герда. – Нравится тебе, как Лизанька поет?

– Нравится, – искренне ответила я. – Еще и бабушку перепоёт.

– И пусть, я не против, только за, – тоже совершенно искренне сказала Герда. – Ты когда к нам приедешь?

Я взглянула на Женю.

– Давайте в субботу. Я приеду с Женей.

– Это кто еще? Мужиков не надо никаких, ты что?

Женя доверчиво смотрел на меня, а я не смогла второй раз повторить то, что сказала на проходной охраннику.

– Это мальчик Женя, Герда. Помните, я приезжала с ним? Мой… племянник.

Я испугалась. Испугалась, что не смогу, не получится, что я буду еще хуже, чем Лена, что он не впишется в мою ненормальную жизнь, в которой я никогда точно не знаю, куда и во сколько поеду завтра, в котором часу вернусь домой…

– А-а, племянник. Да, конечно, приезжай с ним. Что ему подарить? Он играет в компьютер?

– Не знаю… Скорей всего, играет.

Я смотрела на Женю, сжавшегося на диване и как будто разглядывавшего что-то невидимое, что было перед ним.

Я нажала отбой, выключила звук у телевизора, где Герда с Лизанькой как раз спели заключительный аккорд в замечательный редкий унисон – в две октавы, и села перед мальчиком на корточки.

– Женя… Скажи… Ты хотел бы жить со мной? У меня дома?

– Я не знаю, – мальчик взял у меня из рук пульт. – Я переключу программу, можно?

– Конечно. Все равно я сейчас убегу по делам. А вот ты не убегай, будь любезен. Ты можешь посмотреть телевизор, поделать уроки. Ты знаешь, что тебе задано?

Женя неуверенно кивнул.

Нет, я не справлюсь. Я не справлюсь ни на одной стадии. Я не пройду бюрократическую пытку усыновления или получения опекунства. И вообще… Я не смогу отвечать за чужую жизнь. Я не готова, я не сумею. Женя – это не строманта. И даже не мопс. Это истерзанный одиночеством и ненужностью ребенок. А я…

– Посиди, ладно? Я время от времени буду заходить или звонить тебе. Вот смотри, очень хорошая книжка, ее написал настоящий космонавт, представляешь? Он сейчас на околоземной орбите летает. Тоже Женя, между прочим. Как и ты. Мой хороший товарищ, Евгений Климов. Попробуй, почитай.

Женя опять кивнул и с некоторым недоверием взял книгу, а я достала из шкафчика несколько пакетов с печеньем, сухариками и конфетами, положила перед ним на маленький столик и побыстрее ушла.

Часа через три, когда мне удалось вырваться на короткий перерыв, я забежала в свой кабинетик.

Женя спал на диване, положив под голову мою куртку. Ботинки он снял и аккуратно поставил около дивана. Как и положено заброшенному ребенку, на нем были разные носки – оба темно-синие, но один с цветными ромбиками на щиколотке, другой – без, зато с дыркой на большом пальце. На полу лежала раскрытая книжка сказок Климова. Я посмотрела – страница тридцать третья. Лягушонок встречает фею, но сначала не знает, что это фея, думает, что она обыкновенная и довольно занудная божья коровка. Я внимательней взглянула на картинку. Фея в образе божьей коровки как-то очень напоминала меня.

Не важно, что написал Климов это до встречи со мной. По законам квантовой физики то, что происходит потом, влияет на то, что было до. Уложить в голове невозможно, но иметь в виду необходимо, чтобы правильно ориентироваться в пространстве собственной жизни.

Я прикрыла мальчика его же курткой, быстро вскипятила чайник и налила ему чашку невкусного зеленого чая – другого у меня здесь не было. Другой чай – разный, вкусный, коллекционный, – у меня дома, куда я, возможно, привезу Женю.

Я люблю покупать чай и представлять себе, как соберу гостей, разолью им по чашкам диковинный ароматный чай, как все мои гости перезнакомятся между собой, один хороший человек узнает и полюбит другого, университетские подружки подружатся с хорошими милыми девочками из редакции…

Глава 52

Я смотрела на экран телевизора, как будто прямо в глаза Климову. Климов тоже словно смотрел мне в глаза. Я слышала его мысли – разумеется, мне это казалось. Ведь вряд ли он на самом деле мог думать сейчас о том, как бы половчее поменять позу и не перевернуться при этом вниз головой, как это будет смешно и нелепо. Почему нелепо? Перевернется и ладно. Наоборот, очень даже интересно миллионам людей на Земле…

Я постараюсь ему сказать – так, чтобы он услышал. Хотя я точно знаю, что это невозможно. Он ведь даже меня не видит, он просто смотрит в то место, где на корабле установлена камера.

Что я могу ему сказать? Чтобы было коротко и ясно? «Я была у тебя дома, нашла ключ, съела все, что ты оставлял мышам на зиму…» Нет. Глупо. «Ну, как там твой пес? И с кем он, кстати? С медсестрой из космического отряда? Ведь у вас есть такие, наверняка? Она красивая?» Еще глупее.

Журналист, ведущий передачу с космонавтами, вдруг сказал:

– Мы знаем, что у одного из вас сегодня день рождения. Вы бы хотели, чтобы жители Земли вас поздравили?

– Да мы, собственно, тоже жители Земли, – засмеялся Климов. – Да, конечно. Это у меня день рождения. Не знаю, что пожелают мне, а я пожелал бы каждому встретить свой полувековой юбилей на орбите!

Журналист стал много и весело говорить, а я прошептала, по-прежнему глядя Климову прямо в глаза (кто знает, может, по квантовым законам это и имеет смысл?):

– Я тебя поздравляю! Я, кажется, тебя люблю…

– И я тебя поздравляю. Я тоже тебя люблю, – ответил Климов. – Или мне это кажется? От состояния полной невесомости?

– Надо проверить это на Земле, – проговорила я.

– Смело, – опять засмеялся Климов. – Люблю маленьких смелых женщин. Гордых и независимых.

– Я в единственном числе, Женя, – ответила я. – И еще я хочу взять к себе жить одного мальчика, его зовут Женей, как и тебя. И он тоже совершенно непредсказуем. Ты не против?

– Я – за, – спокойно ответил Климов.

Чтобы не сойти с ума, я сказала:

– Если ты меня сейчас слышишь, поймай, пожалуйста, вон тот странный металлический предмет, который плавает рядом с Ямашито.

– Яшимото, – поправил меня японец.

А Климов действительно ловко ухватил какую-то блестящую загогулину, которая висела в пространстве между ним и японским космонавтом, и очень весело подмигнул мне при этом. Яшимото похлопал Климова по плечу, отчего тот закачался в воздухе, а японец показал мне большой палец. Какой-то неяпонский жест, по-моему…

Я проснулась и посмотрела в темное октябрьское небо. Четыре часа тринадцать минут утра. Спят и те, кто рано встает, и те, кто поздно ложится. Какой странный был вчера вечер.

Я ведь видела на самом деле Климова по телевизору. Но вот был ли тот разговор? Или я уснула от усталости и мне все это приснилось?