Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова - Венедикт Ерофеев

По мнению некоторых исследователей, строки «Каждый, кто честен, / Встань с нами вместе!» соотносятся с главным лейтмотивом «Москвы – Петушков» – «Талифа куми» (Паперно И., Гаспаров Б. «Встань и иди». С. 390).

Собственно «темные силы» вызывают в памяти польско-российскую революционную песню «Варшавянка» (текст Вацлава Свеницкого, 1879; пер. Г. Кржижановского), в которой: «Вихри враждебные веют над нами, / Темные силы нас злобно гнетут».

22.22 C. 48. …чтобы вызревание этих темных сил хоть как-то предотвратить, есть два средства. Во-первых, не пить «Ханаанский бальзам», а во-вторых, пить взамен его коктейль «Дух Женевы». В нем, в этом «Духе Женевы», нет ни капли благородства, но есть букет. —

Словосочетание «Дух Женевы» (по названию крупного города в Швейцарии, традиционного места проведения различных международных конференций, посвященных решению важнейших вопросов мировой политики) появилось на свет в 1955 г., когда в Женеве собралось совещание руководителей четырех великих держав; участвовали в нем Эйзенхауэр, Даллес, Булганин, Хрущев, Молотов, Иден, Макмиллан, Эдгар Фор, Пинэ.

«Совещание продолжалось пять дней, ни по одному из поставленных вопросов не было достигнуто соглашения. Надежды народов были так велики, что нельзя было просто разъехаться по домам, и главы правительств объявили, что поручают министрам иностранных дел тщательно обсудить вопросы разоружения, европейской безопасности, контактов между Востоком и Западом. Каждый день кто-либо приглашал других на обед или на ужин; все говорили мирно, избегая неосторожного слова. Так родился „Дух Женевы“. Он был хорошим духом, но духу нужно тело, и вежливость не могла заменить соглашение хотя бы по одному второстепенному вопросу.

Министры иностранных дел собрались, они тоже угощали друг друга, тоже говорили учтиво, но уже полемизируя друг с другом. Заседали они три недели и ни о чем не договорились. Перепоручить дело было некому. „Дух Женевы“ стал испаряться. Год спустя события в Венгрии все перечеркнули.

Но в августе 1955 г. „дух“ казался почти ощутимым. <…>

С тех пор прошло больше десяти лет, и ни один из поставленных в Женеве вопросов еще не разрешен. Мы пережили немало опасных кризисов. Однако „Дух Женевы“ не был призраком, что-то в мире изменилось, ослабевало взаимное недоверие, исчезал страх <…> [В октябре 1955 г.] я очутился в мэрии Лиона; там состоялось совещание об европейской безопасности. <…> Мы говорили, разумеется, все о том же – о „Духе Женевы“» («Люди, годы, жизнь», кн. 7, гл. 3).

Если словосочетание «Дух Женевы» связано ассоциативно с мирными (пускай и не всегда успешными) переговорами, то «Ханаанский бальзам» в силу своей этимологии рождает ассоциации с проблемой военного (и территориального) арабо-израильского конфликта (см. 12.19). Из процитированных выше мемуаров Эренбурга понятно, почему в «Духе Женевы» «нет ни капли благородства, но есть букет»: политиков, участвовавших в переговорах (Даллес, Молотов и др.), благородными никак не назовешь, однако все они были представителями разных стран – отсюда «букет».

22.23 «Белая сирень» —

сорт дешевых советских духов. У Абрама Терца читаем: «Она – бесстыжая девка – только зубы скалит. „Ваш писатель, – говорит, – мне «Белую сирень» подарил. Духи такие. У меня с ним, дедушка, понимание с первого взгляда“» («Квартиранты», 1959).

22.24 …ни жасмином, ни шипром, ни ландышем. —

«Жасмин», «Шипр» – марки советского дешевого одеколона с содержанием этилового спирта 70–75 %. «Серебристый ландыш» – марка советских духов с содержанием этилового спирта до 95–97 %. Как источники названия жасмин и ландыш в комментариях не нуждаются.

«Шипр» же получил свое название от французского слова Chypre, то есть Кипр. Изначально это были духи, созданные во Франции в 1917 г. на основе кипрского мха, отсюда и название. В СССР трансформировался в расхожий одеколон, использовавшийся не только по прямому, парфюмерному назначению; ср.: «Когда кончились запасы спиртного, ребята стали разводить одеколон „Шипр“» (В. Катанян. «Лоскутное одеяло», июль 1954).

22.25 C. 48. «В мире компонентов нет эквивалентов», как говорили старые алхимики, а они-то знали, что говорили. —

У Гёте Фауст рассказывает Вагнеру о своем отце – «старом алхимике», создавшем немало чудодейственных зелий:

Он запирался с верными в чуланеИ с ними там перегонял из колбСоединенья всевозможной дряни.Там звали «лилиею» серебро,«Львом» – золото, а смесь их – связью в браке.Полученное на огне добро,«Царицу», мыли в холодильном баке,В нем осаждался радужный налет.Людей лечили этой амальгамой,Не проверяя, вылечился ль тот,Кто обращался к нашему бальзаму.Едва ли кто при этом выживал.Так мой отец своим мудреным зельемСо мной средь этих гор и по ущельямСамой чумы похлеще бушевал.И каково мне слушать их хваленья,Когда и я виной их умерщвленья,И сам отраву тысячам давал.

(«Фауст», ч. 1, «У ворот»)

22.26…если человек не хочет зря топтать мироздание… —

См. у Пастернака: «И через дорогу за тын перейти / Нельзя, не топча мирозданья» («Степь», 1917).

22.27 …«Слезу комсомолки». Пахуч и странен этот коктейль. —

Название этого «странного» коктейля рассчитано на восприятие его как парадокса, так как комсомольцы были надежной сменой коммунистов и плакать не имели права. Плачущий комсомолец как будущий партиец был в советские времена большой редкостью, по крайней мере по мнению Маяковского:

Если бывыставить в музееплачущего большевика,весь день быв музееторчали ротозеи.Еще бы —такоене увидишь и в века!

(«Владимир Ильич Ленин», 1924)

См. также 23.6.

22.28…сохраняет и здравый ум, и твердую память… —

Вариант клише «быть/находиться в здравом уме и твердой памяти»; см. у Гамсуна: «Ничто не ускользало от моего внимания, я был в ясном уме и твердой памяти» («Голод», гл. 1). Действие оригинальных коктейлей на пьющего их человека описано у Саши Черного: «Коктейли по особым рецептам: вызывающие тихое опьянение, понижающие голоса, обволакивающие эмоции скандалов матовым забытьем» («Тихое кабаре», 1930).

22.29 C. 49. Лаванда… Вербена… «Лесная вода»… Зубной эликсир… —

«Лаванда» и «Вербена» – марки дешевого советского одеколона. «Лесная вода» – лосьон для лица с небольшим по сравнению с одеколонами содержанием спирта (30–35 %). Зубной эликсир – спиртовой медицинский раствор для полоскания рта (применяется для дезинфекции ротовой полости и профилактики заболеваний полости рта; максимальное содержание спирта – 30 %). Так, у современников и Ерофеева, и Венички читаем: «После этого каждый раз он что-нибудь приносил с собой: папиросы, конфеты, губную светлую помаду, одеколон „Лаванда“» (Федор Кнорре. «Весенняя путевка», 1971).

22.30 …смесь надо двадцать минут помешивать веткой жимолости. Иные, правда, утверждают, что в случае необходимости можно жимолость заменить повиликой. Это неверно и преступно. Режьте меня вдоль и поперек – но вы меня не заставите помешивать повиликой «Слезу комсомолки», я буду помешивать ее жимолостью. Я просто разрываюсь на части от смеха, когда при мне помешивают «Слезу» не жимолостью, а повиликой… —

Очередная игра слов в духе неразличения их значений (см. также 30.30). На реминисцентно-аллюзивном уровне возможна декларация принятия Веничкой стороны позднего Мандельштама в условной полемике с Пастернаком. Стихи Пастернака, в которых фигурирует повилика, преисполнены радостью и оптимизмом:

И душистой повиликой,Выше пояса в коврах,Все от мала до велика,Кубрем сыплемся в овраг.

(«Карусель», 1925)

У Мандельштама о жимолости говорится с противоположной интонацией: «Я прошу, как жалости и милости, / Франция, твоей земли и жимолости» («Я прошу, как жалости и милости…», 1937).

Веничкино нежелание помешивать «Слезу комсомолки» повиликой, возможно, обусловлено и тем фактом, что статистически повилика появляется в русской поэзии гораздо чаще жимолости – у Вячеслава Иванова: «Повилики белые в тростниках высоких…» («Повилики», 1906); у Блока: «Повиликой средь нив золотых…» («Мой любимый, мой князь, мой жених…», 1904) и «Вот здесь вчера – повилика вилась» («В густой траве пропадешь с головой…», 1907); у Ходасевича: «Пурпурный мотылек / Над чашечкой невинной повилики…» («Старинные друзья», 1907); у Ахматовой: «Над засохшей повиликою / Мягко плавает пчела…» («Я пришла сюда, бездельница…», 1911); у Есенина: «Расплела волна венок из повилик» («Зашумели над затоном тростники…», 1914). Жимолость же, кроме Мандельштама, есть у не менее трагичной Цветаевой: «Чувств обезумевшая жимолость…» («Оставленного зала тронного…», 1923), «Но не жимолость я – и не плющ я!» («Обнимаю тебя кругозором…», 1936).