Река Джима - Майкл Флинн

— Постой! — с изумлением окликнула его Мéарана.

Чейн что-то сказала, и Водный Стебель перевел:

— Он идет своей дорогой. Тропа к оорах — не его тропа.

Билли Чинс фыркнул:

— Каков проводник!

— Я пойду с Бавьо, — заявила Чейн. — В пути ему нужна женщина, и то, как варвары обошлись с Кроличьей Шкурой, для него не важно.

Она тоже пошла к главной тропе, перекинувшись по дороге парой слов с Водным Стеблем. Остальные встали в круг. Теодорк посмотрел вслед уходящим эмрикиям.

— Это нехорошо.

— Водный Стебель, что она тебе сказала? — спросила Мéарана.

— Она заверила меня, что оорах считают гостей самым ценным сокровищем.

— Отлично, — сказал Поули, — но как мы обойдемся без переводчика?

Донован с задумчивым видом отошел в сторону, водя пальцем по шрамам.

— Оорах, — бормотал он себе под нос. — Люди деревни? Думаешь, так может быть или это просто совпадение?

Путь наверх оказался сложным, но, в отличие от тропы на Длинную Ногу, здесь им не приходилось цепляться за отвесные стены. В разреженном и холодном воздухе дышалось с трудом. Они дошли до старого лавового желоба, где дорога ныряла в трещину в скале. На камне были вырезаны руны: .

Донован остановился и провел по ним пальцами, нащупывая контуры символов.

— Капартар, — сказал он словно про себя, — может ли это быть «гухбахдау»?

Он сосредоточенно изучал надпись.

— Возможно, — произнес Теодорк. — Но как на мой взгляд, это может значить: «Если хочешь хорошо провести время, позови Тсюзи Элкхорн».

Поули засмеялся вместе с ним.

— Донован, что значит «гухбахдау»? — поинтересовалась Мéарана.

— Хм? — Человек со шрамами оторвался от размышлений над рунами. — О, это значит «стерегись».

Теодорк переглянулся с Поули.

— Это нехорошо.

— Перестань так говорить, — сказал Поули и сделал знак рукой, чтобы отогнать зло.

— Педант говорит о смещении фонем. «Бх» или «в», к примеру, меняется на «б», а «б» превращается в «п». Но иногда люди берут фонемы соседних народов, и «б» может вновь стать «бх». Руны похожи на старый тантамиж, мы видели его в Мадеене-из-’Лунов или в журналах капитана, которые Грейстрок похитил из Арфалунского храма.

— Я не об этом, — сказала Мéарана, — а о том, чего нам следует остерегаться.

— Жизни.

— И нам нужен знак, говорящий об этом?

Мéарана направилась в трещину, но Теодорк внезапно схватил девушку за плечи, приподнял и опустил позади себя.

— Думаю, — произнес он, — именно для этого ты наняла меня, детка. Поули, пойдешь замыкающим. Донован и Билли — в центре с ученым и арфисткой.

— Я и сама могу, — сказала Мéарана.

— Да? То же самое мне говорила покойница Тсюзи Элкхорн. Но она была лишь наполовину права, и повеселились мы знатно. Поэтому просто заткнись, детка. Без тебя никто не споет мою историю. В смысле, из-за тебя мы все здесь, а не где-нибудь еще. Моя голова украшала бы пику на тюрьме Джосан-га, а твой старик пил бы в баре Иеговы. Дебли бы возился в одиночестве и брал мазки со щек, вместо того чтобы отправиться с тобой на поиски, где его имя может прославиться.

Софвари хотел возразить, но Теодорк уже вошел в трещину. Донован замер.

— Не знаю, — с ухмылкой сказал он, — может, бар на Иегове — не такой плохой выбор.

Мéарана поторопила его:

— Двигай, старик. Водрузи свою голову на пику или утопи в бутылке вискбеаты, она в любом случае будет забальзамирована.

Переход вывел их на иссеченный ветрами обрыв. Оттуда они увидели, что склоны холма окружали большую выжженную чашевидную долину. От одного конца до другого она простиралась по меньшей мере на тысячу двойных шагов. Деревня оорах располагалась вокруг этой чаши, словно венец из зелени. Поля были разбиты на террасах, а ниже ютились хижины, за которыми оставался лишь голый камень: ни травы, ни деревьев, ни кустов.

— Словно кальдера вулкана, — отметил Софвари, пока они шли по выступу.

— Только здесь, — поправила его Мéарана, — огонь падает с неба, а не вырывается из земли.

В кальдеру спускались вереницы людей, каждый что-то с собою нес и складывал на растущую груду в центре чаши. С сильным ветром до пришельцев долетали обрывки песен, и они видели, как люди раскачиваются в такт.

— Подношения приближающемуся богу, — предположил Софвари.

Одна женщина, оглядевшись после возложения дара, указала рукой и закричала, и в сторону группы стали поворачиваться головы.

— Наверное, мы что-то прервали, — сказал Водный Стебель.

Донован шагнул к краю парапета и сложил руки рупором.

— Е-е-ей! — крикнул он. — Наун инки йейргай мбетао!

Это вызвало настоящий фурор внизу. Люди заметались, одергивая рукава, опуская шляпы, чтобы прикрыть глаза. Наконец вперед вывели старика. Несмотря на прохладу высокогорья, на нем не было ничего, кроме короткой юбки, а его грудь, лицо и руки осыпало что-то вроде талькового порошка. Старик сжимал в руках толстый кривой посох. Послушник поднес к его губам мегафон.

— Унглоади пр’енна?

Донован подумал и крикнул в ответ:

— Онкяути пор енья?

Жрец, если это был он, застыл в недоумении. Затем старик осенил себя знаком и произнес:

— Онгалодай пер енна?

— Он знает древний диалект! — улыбнулся Донован.

Он крикнул:

— Наан Донован! Наан ингей ирке вендум!

Жрец торопливо закивал, тряся спутанными волосами:

— Ваннакам! Уллай уарувангал. Мунней по! Мунней по!

Донован повернулся к группе:

— Он приветствует нас и приглашает в гости, поэтому нужно идти.

Они прошли немного дальше и обнаружили спуск. Но на нижнем ярусе им пришлось «пиннал по» — вернуться назад и отыскать ступени, ведущие на следующую террасу.

— Я размышлял над этим, — сказал Билли Чинс. — Их деревня расположена в низине, что не играет им на руку. Но они создали настоящий лабиринт на полях-террасах, так что нападающие не смогут атаковать их в лоб. Но если эмрикии научились делать мушкеты, они просто встанут вдоль обрыва и будут одного за другим снимать жителей деревни.

— Арфы смогли бы захватить ее, — сказал Водный Стебель. — Они бы спустились на веревках по террасам, как спустились по утесам над Свечным Городом.

Радовала ли его эта мысль, он не сказал. В любом случае арфы были далеко и уходили все дальше.

Все кольцо домов именовалось Оор, но разные участки носили разные названия. Когда Мéарана с компанией наконец вышли на жилую террасу, они оказались в Милап Оор, или «Павлиньем городке». Здесь под сенью дерева стояла каменная статуя павлина. Как им сказали, павлин был богиней Фахбади, поклонявшейся богу Жибе. То, что один бог мог поклоняться другому, показалось Мéаране любопытным. Максвелл же наверняка не поклонялся Ньютону! И поскольку павлин смотрел в пустую чашу долины, откуда люди вообще знали, что птица кому-то поклоняется?

Гостей встретила ликующая и смеющаяся толпа, которая проводила их к дому старосты. Они шли мимо бронзовых статуй, по большей части изображавших молодых женщин, но среди них попалось несколько юношей и старших мужчин, одетых как тот старик, что первым говорил с ними. Расспросив сопровождающих, Донован сказал, что это найанмары, шестьдесят три святых Жибы. Статуи выглядели как живые, у многих на шеях красовались венки из цветов, а у ног лежали букеты, свечи и ароматические палочки. Это праздник Рупа Дамупа, говорили те, кто целовал статуи по пути.

В тот вечер на устроенном в их честь банкете они узнали, что праздник посвящен явлению бога в двух ипостасях: Враб-хи-Созидателя и Жибы-Разрушителя. Староста, который был и жрецом племени оорах, усадил их на широкие расшитые подушки, поставил перед ними конусы с благовониями, а на шеи повесил гирлянды. Он пригласил обнаженных танцовщиц, между выступлениями которых объяснял местные традиции.

Вечность назад Врабха-Созидатель сотворил Оорах на холме, дабы принести жизнь, подготовив место, куда мог сойти бог, — Вагину Мира, хотя язычники нижних земель называли его Колодцем на Пределе Мира.

— Но это не Предел, это Начало, — пояснял он.

Речь втекала в уши Донована и выходила с его языка, что иногда тормозило беседу. Но Донован с упоением разговаривал на древнем тантамиже, мертвом языке, который был прародителем многих современных наречий. Он говорил как врадди старого Содружества Солнц в славные дни Терры; сейчас он, в каком-то смысле, был одним из них.

— Но бог — это три в одном, — рассказывал старик. — Он не только несет жизнь, но и поддерживает, и разрушает ее, тем самым совершая полный оборот колеса, ибо разрушение есть зарождение. И поэтому, когда приходит бог, мы празднуем, чтобы почтить его святых. Мы несем самые ценные сокровища и складываем их в Вагину Мира, дабы их поглотила любовь. Так оно было. Так оно будет.