Натуралист на Амазонке - Генри Бейтс

23 июня. В 10 часов утра 23-го ветер посвежел. По небу далеко вниз по реке начала стелиться густая черная туча; впрочем, буря, которую она предвещала, не достигла нас, так как угрожающая темная гряда прошла с востока на запад, и все ее действие заключалось в том, что она двинула вверх по реке столб холодного воздуха и вызвала ветер, под которым мы быстро помчались вперед. После полудня ветер усилился до штормового; мы пошли дальше на одном только фоке, а двое матросов навалились на гик[27], чтобы парус и рангоут не разнесло в клочья. Скалистый берег тянулся миль на 12 выше Ита-Пуамы; его сменила полоса болотистой низменности, которая некогда была, очевидно, островом, но проток, отделявший ее от материка, занесло илом. В этом месте расположен остров Капитари, а за ним, на противоположном берегу, еще одна группа островков — Жакаре, так что ширина реки здесь не превышает каких-нибудь трех миль. Хотя течение не ощущалось, маленькая куберта чуть ли не летела вдоль берега, мимо обширных болот, обрамленных густыми зарослями плавучих трав. Под конец, обогнув низменный мыс, мы снова увидели возвышенность на правом берегу реки, и показалось селение Авейрус, в гавани которого мы бросили якорь в конце дня.

Авейрус — маленькое поселение, насчитывающее всего 14 или 15 домов, помимо церкви; но это резиденция властей, большого округа — священника, жуис-ди-паса (мирового судьи), полицейского, субделегаду и капитана трабальядоров. В округ входит Пиньел, который мы оставили на левом берегу реки милями 20 ниже. В 5 милях за Авейрусом, тоже на левом берегу, лежит миссионерская деревня Санта-Крус, состоящая из 30-40 семейств крещеных индейцев мундуруку. Ими в настоящее время управляет один католический монах, и они не подчиняются авейрусскому капитану трабальядоров.

В южном направлении отсюда открывается великолепный вид на реку: она имеет от 2 до 3 миль в ширину, на ней раскинулись зеленые островки, а по обоим берегам тянутся, теряясь вдали, цепи холмов. Я решил остановиться здесь на несколько недель, чтобы собрать коллекции. Высадившись, я прежде всего позаботился о жилище. Дело вскоре уладилось: староста селения капитан Антониу был предупрежден о моем приезде, и еще до наступления ночи все необходимые ящики и инструменты были разложены по местам и подготовлены для работы.

Здесь я прогнал Пинту, который снова напился допьяна и затеял ссору через несколько часов после того, как вышел на берег. К великому моему облегчению, он уехал на следующий же день на небольшом торговом челне, который зашел сюда по пути в Сантарен. Одновременно распростился со мной индеец Мануэл, нанявшийся сопровождать меня только до Авейруса; таким образом, я оказался в полной зависимости от капитана Антониу — только он мог доставить мне новых людей. Капитаны трабальядоров, назначаемые бразильским правительством, пользуются правом предоставлять рассеянных по их округам индейцев-работников и лодочников в распоряжение проезжих путников, когда это понадобится. Общины объединены полувоенной организацией; из самых степенных индейцев назначены сержанты, и всех членов организации собирают дважды в год в главном селении округа. Впрочем, капитаны повсюду злоупотребляют властью, присваивая себе исключительное право пользоваться услугами своих людей, и добиться у них матросов можно только в виде любезности с их стороны. Капитан Антониу отнесся ко мне с большим уважением и обещал дать двух хороших индейцев, когда я буду готов продолжать путешествие.

Из происшедшего за время моего сорокадневного пребывания в Авейрусе мало что заслуживает упоминания. Время протекало в спокойных, регулярных занятиях естественной историей: каждое утро я совершал далекую прогулку по лесу, который подступал сзади к самым домам, а послеполуденные часы были заняты обработкой и изучением собранных коллекций. Священник был добрый старик, только несколько скучный, так как вряд ли мог говорить о чем-нибудь, кроме гомеопатии, — он стал страдать этой манией после недавнего посещения Сантарена. У него были португальский гомеопатический словарь и маленькая кожаная сумка со стеклянными трубками, наполненными пилюлями, которыми он врачевал всю деревню. Между женщинами из дома священника и из дома капитана — единственными белыми женщинами в поселении — существовала, по-видимому, жестокая вражда. Забавно было наблюдать, как важно шествовали они по воскресеньям в церковь, щеголяя друг перед другом накрахмаленными муслиновыми платьями. Я встретил здесь одного неглупого молодого человека из местных жителей, уроженца провинции Гояс: он обследовал окрестность в поисках золота и алмазов. Он уже совершил путешествие вверх по одному из притоков и заявил мне, что нашел один алмаз, но не имел возможности продолжить изыскания, потому что индейцы, которые сопровождали его, отказались оставаться с ним; теперь он ожидал капитана Антониу, чтобы тот помог ему людьми за долю в выручке от предприятия. Казалось, не вызывало никакого сомнения, что золото изредка встречается в двух-трех днях пути от Авейруса; однако всякие более или менее продолжительные поиски невозможны вследствие недостатка пищи и нетерпеливости индейцев, которые не придают никакой цены драгоценному металлу и питают отвращение к утомительному труду золотоискателей. Без индейцев же обойтись невозможно: они нужны, чтобы грести в лодках.

Погода в продолжение июля была неизменно ясная; дождя не выпало ни капли, и вода в реке быстро спадала. По утрам в течение двух часов после восхода солнца было очень холодно: вставая с гамаков, мы с удовольствием закутывались в одеяла и быстрым шагом расхаживали в лучах раннего солнца. Но после полудня зной становился изнурительным, потому что пылающее солнце светило в это время прямо на фасады выстроившихся в ряд белых домов, и редко хоть какой-нибудь ветер смягчал его действие. Я начал теперь понимать, почему воздух притоков Амазонки так неблагоприятен для здоровья, между тем как на главной реке люди почти вовсе не страдают от заболеваний, связанных с малярией. Причина заключается, без сомнения, в медленном течении воды в притоках в сухой сезон и в отсутствии прохладного амазонского пассата, который очищает воздух по берегам главной реки[28]. Пассат постоянно дует в одном направлении — почти прямо на запад, так что на долю притоков, которые текут по большей части под прямым углом к Амазонке и притом очень медленно на больших расстояниях от устий, выпадают все ужасы почти неподвижного воздуха и стоячей воды.

Авейрус можно назвать штаб-квартирой жалящих муравьев, которые справедливо могут рассматриваться как бич этой прекрасной реки. Тапажос почти лишен насекомых-паразитов других областей — москитов, комаров, мотук и пиумов, но формига-ди-фогу, пожалуй, большее бедствие, чем все остальные вместе взятые. Они встречаются только на песчаных почвах в открытых местах и размножаются, по-видимому, по большей части по соседству с домами и заброшенными деревушками вроде Авейруса; в тени лесов они вообще не водятся. Я видел их почти повсюду на берегах рек Амазонского бассейна, но на самой главной реке вид этот встречается не очень часто, и присутствие его едва заметно, потому что на человека он не нападает, а укус его не, столь ядовит, как у того же вида на берегах Тапажоса. За несколько лет до моего посещения Авейрус был заброшен из-за этих маленьких мучителей. Жители лишь недавно вернулись в свои дома, полагая, что численность муравьев сократилась. Это мелкие муравьи блестяще-красноватого цвета, мало отличающиеся от обычных красных жалящих муравьев нашей родины (Му rmicarubra), но боль и раздражение от их укуса гораздо сильнее. Муравьи подрыли почву подо всей деревней; земля пробуравлена входами в их подземные галереи, и вокруг разбросаны небольшие песчаные купола, где насекомые греют свою молодь поблизости от поверхности земли. Дома кишат муравьями: они оспаривают у обитателей каждый кусок пищи и в поисках крахмала портят платье. Все съестные припасы приходится подвешивать в корзинах к стропилам, как следует пропитывая веревку копайским бальзамом — единственным известным средством, отгоняющим муравьев. Нападают они, по-видимому, из одного только злонравия: если мы останавливались на несколько мгновений на улице, даже на некотором расстоянии от муравейников, муравьи непременно набрасывались на нас и причиняли жестокую боль. В то мгновение, когда муравей касается человеческого тела, он цепляется за него челюстями, поджимает хвост и жалит что есть мочи. Усаживаясь вечером перед домом в кресла поболтать с соседями, мы вынуждены были класть ноги на скамеечки, ножки которых, как и у кресел, были обильно смазаны бальзамом. Точно таким же образом приходилось мазать канаты гамаков, чтобы избавиться от посещения муравьев во время сна.