Отравленная страсть - Сергей Бакшеев

Я решил подробно рассказать Калинину о тех выводах, к которым мы пришли после недавней беседы с Ворониной.

– Помните, в тот день, когда вы приобрели машину, вы сначала заехали к Лидии Николаевне на квартиру, выставили на стол продукты, бутылку коньяка? В этот момент она и впрыснула туда яд. Вы, наверное, вышли из кухни. Она растворила кристаллы бромциана в спирте, воспользовалась шприцем, и яд оказался в бутылке. Вспомните, на кухне был медицинский халат, когда вы пришли. Она его как раз гладила. Именно халатом она обмотала бутылку когда протыкала пробку, чтобы не оставить отпечатков. Все делалось в спешке, и к пробке прицепилась белая ниточка. Затем она категорически потребовала, чтобы вы коньяк забрали. Было такое?

– Да.

– Она была уверена, что Ира распивать с вами откажется и вообще вас прогонит, но машину-то вы, как благородный человек, все равно вручите, раз дали слово. Дальше оставалось ждать сообщения о вашей смерти. – Я припомнил, как вздрогнула Лидия Николаевна от телефонного звонка в тот вечер и в тревожном ожидании дважды спросила Ирину: «Кто звонил? Что говорит?» – Она надеялась, что замысел удался. Но вот незадача! Коньяк выпил другой человек! Тогда она предприняла новую попытку. После похорон Воробьева, когда вы вернулись в кабинет, к вам приходила Ирина с просьбой о матери. Ира, кстати, вас ненавидела и даже хотела убить.

Калинин вздрогнул. Я продолжил:

– Я подозревал Иру до самого последнего момента. Вечером на даче я обнаружил в ее сумке целый набор непонятных химикатов. Но это оказались соли, мази, масла, кремы – все, что нужно для лечебных массажей. Лидия Николаевна забыла их дома, и Ира, воспользовавшись случаем, привезла ей. Мы ведь оказались в том санатории, где работала ее мать. А сначала Ира вас действительно ненавидела. Но это скорее была детская обида на отца, который много лет не вспоминал о дочери. Ее понять можно. Потом эмоциональный шок прошел, она привыкла к машине, вошла во вкус хорошей жизни. Одинокая молодая дама на «Волге» – привлекательно и романтично. За последние дни она раскрылась как женщина, расцвела, стряхнула скованность.

– Я заметил, – неожиданно прервал Калинин. – Ты молодец, помог ей. Молодость – она ведь для этого и дается. Но только в зрелом возрасте мы все окончательно постигаем.

Я вспомнил Ирину в последние часы на даче. Увидев мать под арестом, она мгновенно все поняла, обняла ее и долго плакала.

– Ее отношение к вам с тех пор выровнялось. Она переборола себя и даже пошла к вам просить за маму.

– Подожди, – остановил Калинин. – Ира была с ней заодно? Она знала, что она не моя дочь?

– Нет. Лидия Николаевна скрывала все даже от нее. Это точно. – Я заметил, что напрягшееся лицо Юрия Борисовича расслабилось. – Она сама попросила дочь сходить к вам, похлопотать о ее судьбе. Ирина хотела позвонить, но мать настояла на личной встрече. Наверное, это входило в ее план: невзначай проникнуть к вам в приемную. Пока Ира была в кабинете, мать вертелась около секретарши. Тогда она и подсыпала бромциан.

После второго убийства не того человека она испугалась и затаилась. А потом сработал уже наш план. Да, да! Распространив слухи о важном заявлении Калинина, о том, что найден след убийцы, мы подтолкнули ее к активным действиям. Мы ждали удара, правильно просчитали его время и место, но не угадали способ исполнения. Удар пришелся с другой стороны.

Лидия Николаевна каждый день разговаривала с дочерью по телефону и узнала о предстоящей поездке на служебную дачу. Ей нетрудно было выяснить, что едут именно в ее санаторий. Администрация, естественно, суетилась, готовилась. Яду она уже не доверяла. Практически невозможно отравить конкретного человека, не находясь в компании. Слишком велика вероятность, что яд примет не тот. К тому же с нами была ее дочь. То, что она не привлекла ее к выполнению своего замысла, как раз и говорит о полной невиновности Ирины.

Лидия Николаевна хорошо знала территорию дачи и санатория. Она догадывалась, что в охотничьем домике имеется оружие. Она заранее подготовилась, зарядила ружье и даже смазала дверь служебного входа.

Когда полностью стемнело, она взяла ружье, пришла в парк и стала выжидать удобного момента. Когда вы оказались рядом, она окликнула вас. Вы шагнули в кусты. А дальше… Дальше был выстрел. Она бросила ружье и вернулась в санаторий. Женя была рядом, побежала на шум, споткнулась, ее руки угодили на ружье. Потом она бросилась к вам, платок зацепился за куст. Все улики были против нее. И Воронина, я, мы… Ну, в общем, мы жестоко ошиблись.

– Я искал Женю.

Калинин сглотнул тяжелый ком в горле. Я поднес к его губам стакан воды с прикроватной тумбочки. Юрий Борисович благодарно глотнул и продолжил. Было видно, что ему хотелось объясниться:

– Я понял, что ты и Женя в бане. Вдвоем, скрывшись ото всех, в темноте. А на полу ее платье… Я не решился вас обнаружить. В тот момент мне было гораздо больнее, чем сразу после выстрела. А перед выстрелом я услышал голос. Меня звали. Я подумал, что Женя хочет объясниться, рванул в кусты и… Все-таки мы ее убили. Воронина как следователь давила на нее, почти впрямую обвиняла в убийствах. Это ее работа. Но я! Я ее не защитил. И ты, лучший школьный друг, отвернулся. Это было последней каплей, доконавшей ее.

Дальше говорить он не мог. Я тоже. Мы отвернулись, чтобы не видеть слабость друг друга. Я украдкой размазывал кулаком слезы по щекам. Молчание длилось долго. Мы застыли в воспоминаниях. Каждый в своем. Но их объединял жаркий ускользающий образ грациозной девушки со жгучим взглядом из-под водопада черных волос.

Заглянула медсестра. Испуганно засуетилась около бледного Калинина. Я вышел, не попрощавшись. В голове засели хриплые слова: «Мы убили ее. Мы убийцы. Я и ты».

Тело Жени так и не нашли.

Через неделю я покинул город Горький. До этого мне пришлось еще не раз встречаться и с Ириной Глебовой, и с Татьяной Ворониной, и с Ольгой Карповой. Я должен был сдавать практику и отвечать на вопросы следствия. Близкие женщины превратились для меня в безликие живые объекты: преподаватель, следователь прокуратуры, сокурсница. Былой пожар возбуждения сжался в теплый огонек поминальной свечи. В мягком пламени долго мерцала стройная фигура и затаенная улыбка самой удивительной и прекрасной женщины в моей судьбе – Женечки Русиновой.