Екатерина Медичи - Владимир Москалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Генрих схватил мать за руку:
— Я не пущу тебя одну, мама! Они отравят или убьют тебя!
— Им это будет затруднительно сделать, ведь со мной будут мои верные друзья — Лесдигьер и Шомберг, а они вдвоем стоят роты жалких ублюдков. К тому же я принимаю противоядия, ты знаешь.
— Они найдут еще какой-нибудь способ!
— Пусть только попробуют. Я возьму с собой своего врача, он сумеет отличить ложь от истины. Со мной поедет Конде, ему пора познать прелести и тайны французского двора.
— Мадам, я только что хотел сам просить вас об этом, — встал Конде и поклонился Жанне.
— Вот и отлично. Завтра посол отправится в обратный путь и передаст мадам Екатерине те условия, которые я ей поставлю. Как только она даст ответ, мы начнем собираться в дорогу.
Жанна еще раз попробовала тщетно отговорить адмирала от поездки. Пусть едет, решила королева. Господь не даст его в обиду, а ей тем временем надо подумать о себе. Лесдигьер по нескольку раз в день напоминал ей о необходимости всерьез заняться своим здоровьем. О том же твердил ей врач, и 5 сентября, за три дня до рождества Богородицы, Жанна, распрощавшись с адмиралом и жителями Ла Рошели, отправилась в По, в свой родной край, где были горы и чистый воздух. С нею вместе уехали ее дети, супруги Конде[6], Лесдигьер, Шомберг и весь ее двор. Немного поразмыслив, Нассау решил отправиться вместе с ними, тем более что Жанна сама просила его.
А еще неделю спустя адмирал Колиньи вместе с супругой, слугами, пажами и дворянами из его свиты отбыл из Ла Рошели в Блуа, где ждал его король.
Предостережение Кассандры так и не подействовало на новоявленного Париса. Не помогли и пророчества Гелена.
В крепости остался только Ла Ну, который и взял на себя командование гарнизоном.
Встречал адмирала в Блуа сам улыбающийся король в окружении веселых фрейлин и придворных; рядом стояли его братья и мать, снявшая по этому случаю траур. Король подбежал и, весь во власти переполнивших его чувств, расцеловал Колиньи в обе щеки. Дамы и кавалеры дружно зааплодировали, а музыканты заиграли на лютнях бравурную мелодию.
— Вот наконец-то и вы, отец! — воскликнул Карл и еще раз бросился в объятия адмирала. — Я знал, что вы приедете. Я так ждал вас!
Старик прослезился. Такого приема он явно не ожидал. Так встречали обычно близких родственников или правителей иностранных держав, с которыми жили в мире и согласии.
— Вы один, без королевы? — все еще держа руки адмирала в своих спросил король.
— Государь, ее величество приедет тогда, когда решится вопрос о бракосочетании…
— Ах, об этом потом… Но кто это с вами, вероятно, ваша супруга? До нас дошли уже слухи о вашей свадьбе. Ах вы, старый шалунишка… — Карл, смеясь, ткнул пальцем адмирала под ребро, потом почтительно поцеловал руку Жаклин Д'Антремон: — Мадам, я счастлив приветствовать вас в нашем замке. Ваш муж говорил вам, что вы прекрасны?
— Ваше величество, я не знаю… Вы не должны целовать мою руку…
— Ах, как она мило смущается. Адмирал, как вам не стыдно, вы обладаете таким сокровищем и только сейчас решились показать его нам! Мадам, спешу вас заверить, что стрелами своих глаз вы насмерть поразили сердце вашего короля, а ваш образ уже глубоко запал в его душу.
И он снова поцеловал ручку вконец смутившейся мадам Д'Антремон.
— Сын мой, нехорошо так поступать, — с укором произнесла королева-мать, изобразив на лице самую подобострастную улыбку, так близко придвинулась к адмиралу, что ее грудь уперлась в его куртку, а вокруг тотчас распространился тонкий аромат духов. — Ведь здесь стоит ее супруг, а вы чуть ли не объясняетесь в любви его жене.
И она так мило посмотрела на адмирала и так обольстительно заулыбалась при этом, что старик совсем потерял голову и забыл даже, зачем приехал сюда.
Карл оставил мадам Жаклин на попечение фрейлин, тотчас защебетавших вокруг нее, и, взяв адмирала под руку, пригласил:
— Идемте, отец, в замок, там все уже приготовлено в честь вашего приезда. Вас ждет торжественный обед, теплая ванна и роскошная постель. Вы устали с дороги. — Карл повернулся к матери: — Матушка, не будем сегодня чересчур утомлять нашего дорогого гостя, а потому все разговоры отложим. Сейчас — только отдых, отдых и веселье в честь нашего славного адмирала.
И вся процессия, выражая шумный восторг, крича «ура!» и желая многая лета адмиралу французского королевства, торжественно и чинно, сопровождаемая музыкантами, жонглерами и танцовщицами, исполнявшими свои праздничные номера перед адмиралом и его окружением, направилась к входным дверям главного здания замка Блуа. Там их поджидал Бирон.
— Ну как, — спросил он адмирала, — вы довольны приемом, оказанным вам королем? Я ведь говорил вам, а вы не верили. Или, вернее, не верила ваша королева. Поверьте, едва она приедет, ей будет оказан самый радушный прием, не менее торжественный и пышный, чем оказан вам.
— И мы выражаем надежду, — мило заулыбалась Екатерина Медичи, — что вы посодействуете нам в нашем желании видеть у себя королеву Наваррскую, что послужит окончанию былой вражды между нами и будет способствовать примирению наших партий раз и навсегда.
— Что в конечном итоге обеспечит мир в нашем королевстве, скрепленный союзом Наварры и Валуа, — поддержал ее король.
— Королева Наваррская по природе своей недоверчива и во всем сомневается, — ответил Колиньи. — Однако она не намерена чинить препятствия браку и, я уверен, в скором времени сама пожалует в гости к французскому королю, чтобы подписать брачный контракт.
Два дворянина стояли особняком близ группы придворных, образовавших полукруг в этом месте.
— Какого черта адмирал притащился сюда? — вполголоса сказал один другому. — Сидел бы у себя в Ла Рошели и не высовывал носа. Или он полагает, что этот мир всамделишный?
— Я вам скажу, если вам так хочется знать, — так же негромко ответил другой, оглядываясь кругом. — Адмирал приехал на собственные похороны, всем это ясно, кроме него самого.
Дворянин согласно кивнул головой.
Так адмиралу угождали, лебезили перед ним, предупреждали малейшие его желания, вели душеспасительные беседы и разговоры о предстоящей войне, докучали ему в такой степени чрезмерной любезностью и обходительностью, что у человека более проницательного это не могло бы не вызвать подозрений. Но адмирал был слишком честен и прямолинеен и не искушен в ядовитой атмосфере дворцовых любезностей и интриг. Поймет он это слишком поздно, когда убийцы придут за ним.
Тем же вечером Карл IX сказал своей матери:
— Ну как, хорошую птичку я заманил в клетку?
— Еще бы! Теперь ей уже не вылететь. Дверца закрыта плотно. Ныне важно, чтобы сработала другая приманка, — усмехнулась Екатерина.
— Соглашайтесь на все, о чем она ни попросит. Все равно она этого не получит, да ей уже и не надо будет, — посоветовал Карл.
— Останется ее сын.
— Этот не страшен. Нас еще трое. Он успеет состариться, а для вождя он еще молод. Не трогайте его, матушка, честное слово, он мне симпатичен, наверное, потому что безобиден.
Несколькими днями спустя Екатерина принимала у себя кардинала Карла Лотарингского, которого вызвала из Реймса, сообщив ему, что они заманили в ловушку Колиньи.
— Когда же свадьба? — полюбопытствовал кардинал.
— Жанна пока не дает согласия, — фыркнула королева-мать.
— Что же ей мешает?
— Она просит от короля в приданое сестре Гиень, — ответила Екатерина.
— Так отдайте, не церемоньтесь.
— Она требует, чтобы король вывел оттуда гарнизоны, а на это нужно время, — нахмурилась Медичи.
— Поторопитесь, решающий момент настает, — напомнил Карл Лотарингский. — Советую использовать свадьбу. Съедутся все гугеноты, их предводители и вожди. Тогда и надо с ними разом покончить.
— Вы угадали мою тайную мысль. Зачинщики смут и возмутители спокойствия должны исчезнуть навсегда. Адмирал уже попался, теперь он послужит приманкой для остальных. Он обласкан и взлелеян, король в нем души не чает. Через него я буду воздействовать на Жанну Д'Альбре: чем скорее она его послушает, тем скорее приедет. Потом я уже не выпущу ни одного. Вот и нет вождей — значит нет больше войн.
— Только не говорите раньше времени королю, он может заупрямиться и все испортить. Мы надавим на него позднее, в самый канун праздника, иначе, согласись он сейчас, в решающий момент вполне может передумать.
— Я напишу папе, он должен одобрить наш план, — сказала Екатерина.
— Я поеду с вашим письмом. Личная беседа убедит его еще больше в неизбежности избиения гугенотов. Да, но ваш зять! Ведь он останется вождем протестантов.
— Я заставлю его обратиться в католичество — веру, в которой его воспитывали с детства.